Умка: Кризисы, как правило, несут творческое возрождение

20 и 21 сентября в клубе «Точка сборки» рок-певица, поэтесса, переводчик Аня «Умка» Герасимова проводит концерты под названием «Умка и Новый Состав – «1986 году - 30 лет». Говорим со звездой андеграунда про её отношение к движению хиппи, уточняем - умер ли рок-н-ролл, узнаём, как дела в Севастополе, оцениваем вероятность издания дневников и ноового альбомов.

- Ты написала про ожидаемые концерты так - «почему-то никто об этом не вспоминает - 1986-й был нашим 1968-м! Мы шутили - вот перевертыш: 86=68!». Правильно ли я понимаю, что это прекрасное «равенство» 86=68 ассоциируется именно с культурой хиппи, Гоголями и другими родственными темами?

- Конечно, именно с этим. Правда, до культуры нам далековато, это ведь все-навсего субкультура. Ничего по-настоящему ценного этот движняк не породил - по вышеизложенным причинам.

Там, конечно, рядом еще художники, поэты, рок и прочие более социализированные методы модерирования/моделирования реальности. Но, как правило, все, кто «чем-то занимался», спешили от хипповой движухи откреститься, и вполне понятно, почему: потому что она тупиковая, особенно, конечно, здесь. Кто выбрал валяться - без разницы, на флэту или на асфальте - тому внутренний вектор ни к чему, только мешает. Как мне, например, мешал и таки-помешал, несмотря на все декларации. Потому что, конечно, неделание я вчуже уважаю куда сильнее, чем собственную деятельную натуру.

- 86=68 – тема отличная. Но я часто встречаю удивительные искажения истории. Уровень этих искажений, «фантазий», спрятанных под разными лозунгами, иногда просто зашкаливает. Есть ли у тебя похожее ощущение? Людей, которые адекватно рассказывают про своё время очень мало. Допустим, Олег Коврига, Гена Авраменко. Есть ли у нас нормальная книга о 80-х, не хочешь ли ты её написать?

- Нет книги. Более того: нет особого интереса в так называемом «обществе» (которого тоже, в общем-то, нет). На Западе интерес к 60-м подогревался теми, кто их доил и даже до сих пор еще умудряется доить, за счет тех, кто до сих пор готов драться портфелями - кто лучше: битлз или роллинг стоунз. У нас такого нет и быть не может. Все, что вылезло на поверхность из нашего отечественного хиппового движняка, настолько искалечено самим процессом вылезания, что нежизнеспособно, некондиционно и нерентабельно. И я тут не исключение. Спасло меня от забвения то, что я изначально была чуть в стороне, что я пришла в тусовку с очень сильным социальным и генетическим бэкграундом, гораздо более сильным, чем мотивации бунтовавшей против икры и дубленок «золотой молодежи». Во мне не было настоящей тяги к саморазрушению, и во времена оны я даже этого слегка стеснялась. Но это так же невозможно в себе искусственно вызвать, как склонность к тем или иным веществам. Если ее изначально нет, ее невозможно развить, даже бурным употреблением.

Я не буду писать книгу, но у меня есть дневники тех времен, которые я давно уже собираюсь хотя бы частично обнародовать. Есть даже издатель («Выргород»). Только нужно время, а где его взять, если постоянно нет денег и надо носиться по стране, как сраный веник, чтоб хоть чуть-чуть заработать. Этих дневников целая полка, мелким неразборчивым почерком, 30 лет жизни задокументировано в подробностях.

- Я всегда спорил, когда твою музыку относили к этой культуре. Этого нет, кричал я, но это звучало вновь и вновь, надоедливо и несправедливо. Наконец-то, впервые за много лет, сам задам тебе вопрос – как ты относишься к культуре хиппи?

- Отношусь к любовью. Для меня это, прежде всего, отдельные люди, очень красивые, невероятные, неповторимые. Какие-то моментальные, разноцветные взрывы этой вот любви, без кавычек, без взаимного подчинения и использования, без интереса к результату. Конечно, относить меня к этому вряд ли можно - хотя я туда, конечно, ближе, чем кто бы то ни было из присутствующих ныне на так называемой «отечественной сцене» (тьфу на нее много раз). И все же, как я неоднократно уже говорила, хиппи - не движение, а лежание. А для меня даже просидеть на месте лишних полчаса - мучение, до сих пор. Надо что-то делать. Это идет полностью вразрез с этим вот хиппизмом знаменитым.

- Музыкальной заметной культуры у нас хиппи не оставили. Что ты можешь сказать про фильм «Дом Солнца», про книгу Гены Авраменко «Уходили из дома. Дневник хиппи» – мне кажется, что следующие поколения будут составлять представление об эпохе по подобным культурным точкам.

- Фильм «Дом солнца» совсем никуда не годится: такая же карамель, как формановский «Хайр», только хуже снят. Книга Гены Авраменко лучше: там нет навязчивой романтизации, видно, что писал инсайдер, хотя лично мне мешает ее читать неполная уверенность в неизменности аутентичного текста: по-моему, автор ее правил, а это было ни к чему. Может быть, я ошибаюсь. Что касается музыкальной культуры - ее нам оставили в изобилии старшие братья с Запада, ею мы и пользовались без зазрения совести. По-любому она более настоящая и качественная, чем то, что производили более удачливые, чем мы, соотечественники. Хотя помню, что наряду с «Лед Зеппелин» и «Белым альбомом» принято было слушать и ранний «Аквариум», и Шевчука - без развившегося впоследствии презрения, сочувственно, как неизвестных братцев. Как летом 87-го каждую ночь орали на Гауе (прим. - речка Гауя под Ригой много лет подряд там собирался стихийный палаточный лагерь хиппи) «Я получил эту роль!» особенно «панковские» строчки: «он лежит и блюё-от, что-то желтое льет изо рта...» Ну и тут же скажу, что были в хипповой среде невероятно одаренные люди, которые просто не выстрелили, - возможно, за отсутствием внутреннего вектора или за отсутствием такого механизма распространения информации, как нынешний интернет. Многие существуют до сих пор, хотя не всегда здесь: Коля Гнедков, например, или Влад Маугли. Да мало ли! Качественных текстов, хорошей музыки, талантливых людей было очень много. Но все это ушло в песок, затоптанное образом жизни и вездесущей системой (в первом, общепринятом смысле). Никакие охотники из звукозаписывающих компаний не внедрялись в среду, чтобы собрать крупицы жемчуга и оформить в нечто слушабельное и продаваемое. Не было такого.

- Время сегодня, кажется, совсем не создаёт андеграунд, свою субкультуру. Чья тут вина – система научилась с этим справляться, испортилась генетика, мы просто во врЕменной яме или это всё неправильные мысли и ничего не меняется – кроме точек зрения?

- Создает. Мы просто об этом ничего не знаем. Кроме того, повторяю: есть же интернет, а с помощью его сразу все, что хочет вылезти, вылазит на поверхность. Генетика не испортилась, смешно говорить об этом: она портится и улучшается все время, это непрерывный процесс. Я знаю много молодых очень талантливых, частично совершенно не реализованных людей. К счастью, развеялся миф о сверхценности социальной вписанности, которым только что болела подавляющая часть молодежи. Посмотрим, что будет. Кризисы, как правило, несут творческое возрождение. Я оптимист.

- Что будет играться на концертах? Расскажи про новую группу, есть ли новые вещи, какие старые вспоминаешь с удовольствием, какие надоели. Я вот годами хожу под впечатлением от некоторых твоих песен – «Без ноги», допустим. Помню, что большое количество выходящих твоих альбомомв вызывало опасение, что через какое-то время их станет выходить мало. Сейчас дела обстоят именно так. Как ты эту ситуацию ощущаешь,? Есть ли не изданный хороший материал? Ждать ли новый, реальный диск?

- На концертах особо ничего нового играться не будет. Спасибо, что хоть что-то будет играться - я так скажу! Когда развалился «Броневик», я не надеялась, что мы когда-либо еще сможем взлететь. Взлететь не знаю, а едем довольно уверенно уже полтора года - с «Новым Составом». Это всего-навсего смена ритм-секции, многие устраивают себе это регулярно. Для меня же это было очень болезненно, как давно назревший развод с некогда очень любимым человеком. Шрам остался. Ну, а что до альбомов - мне самой без них скучно, но я же не могу приказать голове взять и сочинить новый материал, хотя давно надо бы. За неимением оного взяла и записала акустику со скрипачкой из Перми Леной Ипановой - там еще ее песни и песни нашего общего покойного друга Жени Чичерина («Хмели-сунели»). Вполне реальный диск. Но это не Умка и группа (как бы она ни называлась), это скорее сайд-проект. Записано несколько концертов, теоретически можно покопаться, осмотреть, что из этого можно загнать на хороший концертный диск. Но ведь сам формат CD отмирает (к счастью), если еще не отмер. Формат негодный, это сразу было ясно.

Песен не сочиняю - ну не сочиняется мне. Давно уже. Настолько давно, что даже перестала переживать из-за этого. Пара-тройка случайных протуберанцев - не показатель. Ждем. Не теряем надежды.

- Как ты относишься к странному, в общем-то, извращённому понятию «сетевой релиз»?

- Никак не отношусь. Не понимаю его.

- Вот Новелла Матвеева умерла – видел твою реакцию в ФБ. Есть у тебя ощущение перелома эпох? Есть ли взаимосвязь между поколениями, удаётся ли что-то передать? Возникают ли исторические параллели с другими временами? Мне вот активно мерещатся 20-е годы прошлого века.

- Не, двадцатые прошлого века - гораздо более катастрофическая эпоха. А тут не было ни войны, ни революции в таком серьезном, как тогда, смысле слова. И слава Богу.

Смерть прекрасной Новеллы Матвеевой - просто смерть отдельного дорогого мне человека, не слом эпохи. Слом наступил чуть раньше, году в 2005-м, и на этом сломе выступило некоторое количество живительной драгоценной смолки, к которой отнесу и финальные альбомы «Гражданской обороны», и - нескромно - нашу тетралогию «Парк Победы» / «600» / «Ничего страшного» / «Ломать не строить». Об этом моменте - открывшее для нас этот краткий, но невероятно насыщенный период «Времятрясение» Курта Воннегута. Вообще, честно говоря, я ненавижу цифровую революцию и считаю ее ошибкой человечества. То есть я неисправимый ретроград.

- Ты играла в Севастополе до всей этой нынешней ситуации. Но и после тоже играла? Есть ли изменения?

- Играла, играю и буду играть. И в Севастополе, и в Киеве «...И в Джанкое, и в Самаре, и в Сахаре. В Калахари, в Занзибаре, в кабинете Калигари...» - хотя до последнего, надеюсь, все же не дойдет. Нет изменений. Местность совершенно отчаянная и отчаявшаяся, безнадежная, катастрофическая, что тем более ярко на фоне «райской» на сторонний взгляд природы. Люди ни в чем не виноваты - ни тогда не виноваты были, ни сейчас. Тогда ругали и винили во всем Украину, теперь - Краснодар. Здесь все страшно: и убийственный климат, от которого каждый день трещит голова и закладывает уши, и «героическая» история, означающая, что действительно каждая пядь земли многократно и зачастую совершенно напрасно полита кровью. Долгий разговор. Многое и многих здесь очень сильно люблю. Как я недавно подумала и сказала - если бы не эта бешеная местность в моей жизни, я так ничего бы и не поняла.

- Не помню у тебя вещей «на злобу дня», что мне вот очень нравится, потому что они у тебя в результате получаются - обо всём. Важны ли вообще для тебя внешние напряжения политического, социального поля?

- Они важны в том смысле, в каком важна засуха, или проливной дождь с градом, или банда гопников на углу. Делать вид, что не замечаешь - невозможно. Не подвергаться воздействию - крайне сложно. Участвовать - недопустимо.

- Какое у тебя осталось послевкусие после постановки спектакля «Елизавета Бам» в ЦДХ? Может быть будущее за живым театром?

- Мне страшно понравилось ставить пьесу и играть в ней. Возможно, у меня действительно есть к этому какое-то призвание. Думаю, мой папа, который в молодости был актером, гордился бы мною. К сожалению, больше нет ни одной пьесы в мире, которую мне хотелось бы поставить. В театре, как правило, властвует такой градус фальши, который я не в состоянии вынести.

- Открой секрет! Откуда берутся стихи?

- О, это я не знаю. Из чего-то такого, которое одновременно изнутри и снаружи. Такая штука, вроде песочных часов. С обеих сторон - огромные воронки: чрез одну в тебя заходит мир, через другую выходит наружу преображенным, изображенным. Творческий акт - в узкой точке между ними. Как это происходит - непонятно, попытка осмыслить ведет к прекращению акта.

- Что у тебя на книжном, переводческом фронте. Будут ли издания, есть ли работа?

- О да, я делаю книжку прекрасного Томаса Венцловы. Это настоящее спасение в эпоху безмыслия, бессловесья, безвременья.

- Ты, оказывается, представляешь наших артистов в Вильнюсе, что понятно из языковых соображений. Но как там дела – с концертами, с роком, с поэзией, с атмосферой? Ты стала промоутером? Твоему характеру это, возможно, соответствует, но почему такой выбор: Псой, СиЛя, «Собаки Качалова»?

- Нет, я только начала - сделала это один раз: проезжал мимо Псой, и я устроила ему пару концертов в знакомых местах. Попытаюсь продолжить. Но вообще я совсем не промоутер, просто мне хотелось как-то разнообразить культурную жизнь моего любимого Вильнюса, где я волею судеб на некоторую свою часть живу и действую.

Вхохновленная успехом Псоя, кинула клич: кто хочет в Вильнюс, я помогу с концертом! Вот попросились такие люди. Никто никому ничего не обязан, вход свободный, придут друзья /(надеюсь). Рядом Минск и Рига, там, наверное, можно посерьезнее концерт устроить, но это уже не впрямую я. В Вильнюсе же никто этим не занимается (в смысле некоммерческим роком), а русскоязычная публика многочисленна. Посмотрим.

- Банально - что такое для нашего времени рок-н-ролл? Он опять мёртв? Он останется со своим поколением, надежды на его вселенскую сущность оказались тусовочным заблуждением?

- Ой, я бы не стала так обобщать. Не следует принимать всерьез лозунги - что о вселенской сущности, что о мертвости. Надо просто делать, что должно, и будь что будет.

- Что на данный момент ты сделала самое главное - для себя?

- Если красиво сказать - «не сдохла». Если спокойно - ну, сочинила пару хороших песен. «Стрекозу», например.

Александр ВОЛКОВ, kbanda.ru