Трудности перевода хиппи-Бога Джека Керуака: Умка и Ко
В феврале издательство "Азбука" выпустит дебютный роман главного писателя бит-поколения Джека Керуака. В России произведение "Море - мой брат" еще не издавалось.
О Джеке Керуаке сложно писать, не скатываясь в вульгарные словосочетания "культовый писатель" и "голос бит-поколения". Он определил свою эпоху, заложив фундамент для многих культурных явлений последующих десятилетий. Были бы хиппи, не будь битников? Не будь хиппи, была ли музыка 60-х? Не будь музыки 60-х, чтобы мы слушали сейчас? Даже, если брать небольшой музыкальный срез, - индастриал, то его корни уходят далеко - в небольшую комнату одного парижского отеля, ставшего приютом для американских битников-экспериментаторов.
Джек Керуак писал много. Делал это быстро, над книгами не корпел. Например, роман "В дороге" он написал всего за три недели. Керуак довел до совершенства жанр "потока сознания", превратив его в поэзию в прозе. В России первый его перевод появился в 1960 году в журнале "Иностранная литература". За эти десятилетия Керуака переводили часто, однако главными его переводчиками оставались Виктор Коган, Анна "Умка" Герасимова и Максим Немцов. Они и рассказали M24.ru о трудностях перевода Керуака, первым с ним знакомстве и коллегах по цеху.
Первая встреча
Анна "Умка" Герасимова
"Я про книжку "В дороге" знала, как и все хиппаны, с незапамятных времен, и мечтала об этой книжке, но, понятное дело, в советской стране ее достать было сложно. Все это мифологизировалось, конечно: у меня даже в стишке 86 года есть: "С осыпавшимся маком в опущенной руке и Джеком Керуаком в потертом рюкзаке". Все ездили автостопом и знали, что Керуак - прародитель этого занятия, эдакий неведомый духовный папаша, с которым надо познакомиться.
Однажды, где-то в середине 80-х, жена одного литовского писателя отправляясь в Америку, спросила, что мне привезти и я попросила On the Road и майку с какой-нибудь надписью, что тогда было едва ли не равноценно книжке Керуака, то есть на вес золота. И вот она привезла мне вожделенную книжку. Кстати, майку тоже привезла, на ней была английская надпись "Я выжил в крушении лифта". Причем с какой-то ошибкой. Майку отдали папе, несмотря на то, что она была совсем не папиного размера, видимо, из дипломатических соображений.
Ну и вот, я прочла эту книжку по-английски со всем возможным и приличествующим восторгом, причастилась, так сказать. И стала мечтать - как бы мне ее перевести, да еще с комментариями из собственной жизни. Представляете себе: например, у него описывается какая-нибудь ночевка в спальнике на обочине, и тут же я пишу в комментариях: "Не могу не вспомнить аналогичный случай под Тольятти в августе 1986 года", или он пишет, как его водила накормил яичницей, а я: "Однажды по дороге из Вильнюса во Львов дальнобойщик по имени Богдан, тронутый моими рассказами о кочевой жизни, отвел меня в столовую и накормил обедом из четырех блюд с компотом..." (я этот обед, кстати, до сих пор вспоминаю с благодарностью)"
Максим Немцов
"Вы будете смеяться — я о нем узнал в советской библиотеке. В детстве я был очень любознательным мальчиком, мне хотелось больше знать о мире вокруг: видимо, потому, что я жил во Владивостоке, а это такое место, откуда никуда толком не уедешь, тем более — за железный занавес. И где-то в начале 70-х, когда меня начали пускать во "взрослые" отделы районной библиотеки, я принялся изучать многочисленные труды советских "искусствоведов в штатском" о кино, литературе и искусстве. Других источников информации о современной мировой культуре у меня просто не было. Ну и описания романов Керуака (а также его несомненно удивительная фамилия) как-то привлекли внимание, я решил тогда, что это интересно.
А первая книжка мне попалась в библиотеке для пассажиров т/х "Александр Пушкин" в середине 80-х, где я уже потом работал. Это было первое английское издание его романа "Подземные", вполне по нынешним временам раритет, и я его быстро оттуда освободил. Пожилые австралийские туристы на борту советского круизного лайнера в Южной Пасифике все равно ничего сложнее Барбары Картленд не читали, так что особого ущерба я никому не нанес. Книжка эта до сих пор живет у меня"
Первый перевод
Анна "Умка" Герасимова
"Примерно тогда же я решила, что обэриутская (ОБЭРИУ - группа писателей, существовавшая в 1927- начале 1930-е-х годах в Ленинграде - ред.) тема для меня исчерпана (я несколько ошибалась - недавно вернулась к ней уже на новом витке в качестве составителя и комментатора, но это уже другая история), и надо переключиться на что-то новое. Этим новым стали битники.
Я вообще-то собиралась издавать "психоделический журнал" (довольно расплывчатое начинание), собирала для него какие-то материалы, так сказать, "по тусовке", а, будучи человеком по натуре въедливым, попутно штудировала все, что было в библиотеках, и поняла, что без битников не обойтись, что весь этот хипповый, извините за выражение, "дискурс" стоит на фундаменте, заложенном еще в 50-е: тут и автостоп, и "назад к природе", и Япония-Индия-Китай, и электрическая музыка, и бешеные танцы (для начала джаз), и шмотки, волосы, и свободная любовь, - и вообще, как постепенно выяснялось, хиппи, популяризировав идею "молодежного бунта" и всяческого отказа от истэблишмента, размыли ее, профанировали и в конце концов угробили, так всегда бывает: возьмите хотя бы народовольцев и то, что из их идеи получилось, ну и так далее.
А у нас тогда про битников знали очень мало, в основном по песне Цоя "Когда-то ты был битником уу-уу-у". И я решила, что буду писать "БББ" - "Большую Биографию Битников" по русски, такого еще не было (и, кстати, нет до сих пор). Умные люди посоветовали мне обратиться за грантом на поездку и написание такой книжки, тогда все получали гранты, и я со скрипом написала заявку (никогда этого не умела) и меня даже вызвали на собеседование в американское посольство. Это довольно известная история: я перед этим всю ночь читала биографию Керуака и пришла на собеседование в очень боевом настроении. Я думала, что меня экзаменуют на знание английского языка, и на вопрос, что я собираюсь делать в Америке, бодро отвечала: "встречаться с друзьями Керуака, брать интервью, лично посетить памятные места Керуака и битников, проехать автостопом по их следам, полазить по горам" и так далее - "А в билбиотеках сидеть?" - задали мне наводящий вопрос. - "В библиотеках и тут всего полно, - беспечно отвечала я, - вон полная "Иностранка" материалов". Это была чистая правда, и в гранте мне, конечно же, отказали.
Зато друзья навели меня на Виктора Когана, удивительного человека (сказала бы - "настоящего битника", но теперь это уже как-то пошло, расхоже звучит), с которым я дружу до сих пор, правда, уже в основном виртуально. Он, как оказалось, уже давно перевел "В дороге", а мне предложил перевести что-нибудь еще и издать под одной обложкой. И я стала переводить "Бродяг Дхармы" - я их к тому моменту уже прочла по-английски, и мне они нравились едва ли не больше, чем "В дороге"; эта книга вообще выбила меня из филологической колеи, в которой я на тот момент несколько завязла, и вознесла к вершинам Крыма, Урала и Алтая, к злостному рецидиву автостопа и "молодежной жизни", и как результат - к возобновлению пения и сочинения песен, не случайно первая из написанных после перерыва песен была как раз про Керуака"
Максим Немцов
"Я начал переводить книгу "Подземные" тогда же, когда она ко мне попала. Я ее прочел, и у меня этот текст зазвучал в голове по-русски. Я просто знал, как это сделать, и чувствовал, что обязан, настолько пронзителен и психологически точен этот текст (мне и до сих пор кажется, что это один из его лучших романов). О других переводах Керуака я не знал, да и по тем временам он выглядел совершенно не публикуемым автором в СССР, так что какие уж тут заказы. Распечатал на машинке, давал читать друзьям, а в середине 90-х, когда сделал сайт "Лавка языков", опубликовал его там. Тогда же мы с владивостокским режиссером Глебом Телешовым написали сценарий по этому роману, и Глеб снял фильм "Сабс", получившим некоторое количество международных призов и мировой фестивальный прокат. Но это была уже несколько иная жизнь"
Какие книги переводили
Анна "Умка" Герасимова
"Я сделала всего два больших перевода: тогда же в 91-м, если не ошибаюсь, вышла наша с Коганом двойная книжка в каком-то киевском издательстве и "далее везде" - по-моему, "Бродяги" на волне всеобщего интереса претерпели изданий пять, не меньше, не считая самиздата. Я за эту книжку получила, кстати, фантастический гонорар в 100 (сто) баксов, и то мне его не хотели платить, и я прямо специально поехала в Киев, где в меру своих скромных возможностей брала за горло издателей. Баксы мне выдали. И вот тут память меня подводит: то ли в этой книжке, то ли в следующей... кажется, все же в следующей?.. текст опубликован инвалидный: он попал под редактуру какой-то злостной тетеньки, которая переводила роман "Подземные" и решила, что раз "Подземные" в ее переводе выглядят так коряво, то и "Бродяги" должны выглядеть примерно так же, и упорно подвергла мой перевод "приближению к оригиналу", то есть попросту сделала его безграмотным и буквалистским. Ну то есть не таким, конечно, корявым, как ее собственный, но потрудилась на этой ниве.
Со следующей книгой, "Биг Сур", история была еще печальнее. Дело было лет через десять, одна девушка из Петрозаводска прислала мне свой перевод этого романа, так сказать, на предмет посоветоваться и так далее. Я стала читать и, в свою очередь, править, потому что, ну, не скажу, чтобы это был хороший перевод, а я-то, извините за выражение, профессионал, сильно уважаю Риту Райт, настольной книжкой держу "Высокое искусство" Чуковского и вообще считаю себя представителем классической советской (в хорошем смысле) школы перевода, ныне находящейся в преступном небрежении.Ну а параллельно Миша Шараев перевел ""Ангелов опустошения", и это была хорошая работа, и я думала: может, собрать их под одной обложкой да издать, только девочкин перевод немного почистить. Стала чистить и завязла. Да настолько, что после полугода тяжелейшей переписки пришлось эту работу бросить. Все равно получалось плохо, из серии "говно мальчик, нового надо делать". В общем, я отправила ей правленый текст и постаралась об этой горестной работе забыть. А через несколько лет мне предложили перевести еще какой-нибудь роман Керуака - или "Биг Сур" или не помню еще какой. И я помучилась-помучилась и согласилась - потому что предлагать им вот этот девочкин перевод со своей правкой никуда не годилось, все равно получилось бы очень плохо.
И я, не заглядывая ни в ее перевод, ни в свою правку, перевела его сначала до конце по новой. И вот если "Бродяги" были работой спасительной, утешительной и радостной, то "Биг Сур" стал тяжким бременем, почти пыткой. К тому же я тогда уже вовсю занималась музыкально-гастрольной деятельностью, и выкроить время на сидение за компьютером было трудно. Правда, я перевожу в тетрадку, от руки, а потом перепечатываю, но все равно... Мне трудно долго сидеть за компом, это крайне утомительное и гибельное занятие. Но перевод получился все равно хороший, я им даже горжусь. Правда, потом девочкин товарищ вдруг стал обвинять меня в присвоении авторских прав девочки, было какое-то тяжелое выяснялово... Фамилий не называю, потому что потом мы с ними в Петрозаводске познакомились и даже подружились и всю эту историю как-то разъяснили друг другу по-человечески. Ну и вообще, "Бродяги" вещь легкая, радостная, там еще какая-то есть надежда, а "Биг Сур" - тяжелая, мрачная, про борьбу человека с алкоголем, причем с открытым финалом, - а, как мы знаем, победил в этой борьбе все же алкоголь, Керуака в конце концов сгубивший. Я потом поклялась больше романов не переводить. Хотя, как показала практика с филологией, все эти клятвы и зароки - пустое занятие"
Максим Немцов
"Я перевожу Керуака с тех самых пор, как ко мне попал роман "Подземные". Был период, когда у меня возникло ощущение, что я от него устал, и все, что можно было сделать в смысле передачи его голоса на русском, я попробовал. Но в начале нулевых было в Москве такое издательство "Просодия", оно собиралось выпускать его полное собрание сочинений на русском (вышло только три тома; есть надежда, что эту задачу сейчас осилит издательство "Азбука"), мне предложили там поучаствовать, и все началось снова и так или иначе не прекращается до сих пор.
Трудности перевода
Анна "Умка" Герасимова
"Если знать оба языка, никаких сложностей нет, кроме уже упомянутой физиологической неприязни к сидению за компьютером. Слэнг надо уметь переводить, и тут он ничем не отличается от всего остального языка. Читайте Чуковского, он прекрасно об этом пишет. Например, слэнг 50-х надо переводить слэнгом 50-х, в крайнем случае - 60-х (потому что у нас все немноожко с запозданием идет), но уж никак не 90-х и особенно не 2000-х. То есть слова типа "чел" или "туса" (ненавистные мне, но это в данном случае не важно) при переводе Керуака неуместны, а вот слово "железно" - уместно"
Максим Немцов
"В общем, никаких особо сложностей я не испытывал, тем более со сленгом, чья роль в его текстах сильно преувеличена — я даже не знаю, почему. Передача сленга, как и чего угодно — обычная переводческая задача, каждый решает ее в меру своего разумения. Несколько больше сложностей в текстах Керуака возникает с передачей его неологизмов, "боповой просодии" и приступов интуитивного письма, но тут уж каждый выкручивается как умеет"
О коллегах по цеху
Анна "Умка" Герасимова
"Переводы Виктора Когана хороши, несмотря на несколько повышенный, на мой вкус, градус выразительности, мне по душе более спокойный, гладкий текст, из которого ничего не торчит, если Вы понимаете, о чем я. Коган прекрасно перевел Буковского (хотя лично я Буковского не люблю). Переводы Немцова мне не нравятся, они кажутся мне современными в худшем смысле этого слова. Насколько я знаю, ему мои тоже, так что мы квиты. Немцов очень много переводит, он, так сказать, берет количеством; насколько я знаю, он большой энтузиаст этого дела, и многие люди, не знающие английского, благодаря ему могут получить представление об основах американской контркультуры, но не более того"
Максим Немцов
"Нет, я вообще стараюсь не читать (как читатель) работ коллег — я только редактировал переводы нескольких эссе нашего автора для упомянутого выше трехтомника. Потому что, сами понимаете, — я слишком близко к первоисточнику и в силу этого могу быть предвзят"
Об ошибках
Анна "Умка" Герасимова
"Встречала неоднократно, но голову на выявление этих ошибок не кладу. Мне хватило случая с "Биг Суром", из которого привожу всегда одну самую смешную: "они пошли изучать улицу и принесли петуха" ("They went to dig the street and have a coke" - то есть: пошли погулять и выпить кока-колы)"
Максим Немцов
"Был когда-то один переводчик (правда, не профессиональный и мало печатавшийся), который считал возможным заимствовать для своих версий текстов Керуака чужие — правда, честно писал об этом комментариях. Он же мог оставить в русском тексте английское слово и в таком же своем комментарии написать что-нибудь вроде: "Тут я не понял, что это значит, а мои друзья-американцы такого слова тоже не знают". Вот такой "постмодернизм", наверное, и был самым забавным"
Об актуальности Керуака
Анна "Умка" Герасимова
"Керуак актуален. В 90-е он был просто-таки проглочен публикой практически не пережевывая. Вполне актуален и сейчас, как всякая классика. Можно по-разному относиться к Керуаку - некоторые считают, что писатель он никакой, что у него нет фабулы (это правда), что он пишет только о себе (это тоже правда), что он ноет, что отношение его к жизни неправильное, что он запустил целый совершенно неправильный движняк, и так далее. Я не спорю. Я вообще спорить не люблю. Но лично я с ним как-то тогда подружилась, да так и осталась в друзьях"
Максим Немцов
"По моим сведениям (которые могут быть неточны, я не занимался серьезными раскопками), первые переводы Керуака были опубликованы в 1960 году. Это были три фрагмента из романа "На дороге" в переводе Веры Ефановой, но эта публикация мне лично не попадалась. А в 1975-м в издательстве "Молодая гвардия" вышел удивительный сборник "рассказов американских писателей о молодежи" с не менее удивительным названием "Гон спозаранку", и там тоже было два фрагмента из романа, названные "рассказами": "По горам и долам вселенной" и "Дорога в Мехико-сити". Странность этой публикации и самой эпохи в том, что там сохранены все до единого упоминания о марихуане, которую невозбранно употребляют герои романа, зато тщательно вымараны все отсылки к Библии и упоминания святых и библейских персонажей.
А что касается актуальности — теряет ли актуальность классическая литература XIX века? Кому как. Керуак, как бы мы к нему ни относились, — классик американской литературы ХХ века, и время этот его статус, на мой взгляд, только подтверждает: его по-прежнему издают, мало того — его по-прежнему читают. Значит, видимо, актуален, потому что читатели продолжают находить в его текстах что-то созвучное себе и времени, в которое это чтение происходит. Что именно — другой вопрос. Мне кажется, его тексты — один сплошной "роман взросления" героя-повествователя, который так и не стал взрослым. Поэтому (опять же, только на мой взгляд) лучше всего Керуак воспринимается, когда тебе лет двадцать. Что не отменяет удовольствия от его чтения (смешанного порой с досадой на автора и его персонажей) в других возрастах"
Последователи
Анна "Умка" Герасимова
"Хм, да, существуют. Я назову малоизвестного широкой публике человека: это некто Фил "Настоящий Индеец", из Симферополя. Он написал довольно много книжек о своей жизни, и по масштабам откровенности, лихости и литературного дарования ничуть не уступает своему американскому коллеге. Кое-кто из героев его произведений на него обижается, потому его не особо печатают. А я бы вот с удовольствием увидела тираж этих книжек"
Максим Немцов
"Имя им — легион. Керуак прямо или косвенно повлиял поколения на три писателей, если не больше: в первую очередь, помог раскрепощению писательского мышления. Так что все мы так или иначе ему этим обязаны"
Виктория Сальникова, m24.ru