Фил (Настоящий Индеец) - Сборник 2 Стакан Лимон

Как и в «Дороге в рай» и «Фрилавщике», за базар не отвечаю.

 


 

 

 

Hey, Missies Music.

Индеепендент «Глас»

09.02.03 18:14

Now you see the light  

Don’t give up the fight 

club    

Наташка, Наташка... как же написать о тебе? Напишу, как всегда, как умею – о себе, ладно? О том, что у меня связано с тобой. А о себе ты и сама написала.

Я тогда неделю как «бросил пить». В кавычках, потому что всё это так условно... у меня следующим образом.

Припивать-то можно ежедневно, в газетах это называется бытовым алкоголизмом, и я с газетами не спорю, просто придумал себе откарячку, что это помогает мне писать. Нездоровая тяга, однозначно! но я последнее время этому научился (поскольку этому действительно нужно учиться, раньше я не умел, тут главное удерживаться на тяге и не падать в опьянение, это похоже на сёрфинг), и чуть ли не привык, что уже, конечно, ничего хорошего.

И совсем другое – конкретная алкоголизация, когда приходят гости, и как же с ними не выпить. Или просто какой-нибудь Новый год, и выпить с Галочкой. Там уже другое, там ни на какой волне не удерживаешься, а назюзюкиваешься, пока не рубанёшься. В этом ещё нет никакой опасности, если ты с утра сделал зарядку босиком на балконе, напился чаю и поотмокал в ванне, после чего приступил к исполнению своей трудовой вахты. И так же ничего страшного, если ты по особому настроению (праздник продолжается или друзья остаются) прямо утром выпил пива и дальше по программе, а отрезвительные процедуры отложил на завтра. Или даже на послезавтра.

Опасная черта приближается, когда каждый вечер, пусть даже после протрезвления – опять друзья, или опять Новый год. Тогда-то и наступает состояние, что утром уже просто пиздец, просто не жилец почти, как ни отмокай, ни отпивайся чаем – за руль всё равно садиться страшно. А когда забил наконец на работу и откупорил, и выпил, даже не бутылку – полбутылочки пивка, и сразу слышишь, что попускает вроде, полегче сразу... тут уже другой сёрфинг – ни в коем случае не выпить больше, чем достаточно для облегчения, чтоб хоть завтра чувствовать себя к чему-то готовым... пока ещё через силу, потихонечку, но послезавтра уже станет вообще ништяк, а после послезавтра ты уже всё забудешь и будешь готов припивать снова.

На сей раз меня зарубило настолько, что я даже испытал отвращение к алкоголю. После всех Новых годов к нам зачастили по очереди и пересекаясь Боров, Сталкер и его Ленка. Ленка ссорилась со Сталкером, а Боров бегал от пьющей Наташи, чтоб выпивать в лёгкую с нами с Галкой или с Малышом. Сталкер с Ленкой бросили свой флэт на Бабаню с Матильдой, первой уехала Ленка, невинно к Малышу с Женькой, а Сталкер вообразил почему-то, что к Тюхлину, и расколотил все зеркала и опрокинул шкаф, после чего уехал к маме. Ленка, чтоб не утомлять Малыша, переселилась к нам – и чем ещё заниматься каждый вечер, как не назюзюкиваться?

Наконец Сталкер всё-таки приехал к нам, привёз жёлтую розу и полтора литра молдавского (последнее время в магазинах появились полуторалитровые бутылки сухого, это, в смысле, не у тёток на «Белорусской» в пластиковых пузырях), а потом сбегал ещё за парочкой таких же. Плюс пиво... вроде ничего особенного? Потом поехали к ним, на тачке, разумеется, пиво по дороге, там Бабаня ещё сбегала, за пивом опять же. То есть ничего тяжёлого – понятия не имею, почему меня так сильно на следующее утро зарубило.

В таких случаях я начинаю искать вампира, а в такой компании, как ни перебирай – каждый вампир в своём роде, два наркомана и две недоёбаных, впрочем, все недоёбаны, поскольку сами знаете, как с этим делом у наркоманов.

Хотя, может, всё дело и в переходе количества в качество – сколько уже пили-то. Или в магнитных бурях.

Главное – давно мне не было настолько хуёво. Может быть даже, никогда, хотя каждый раз так кажется. Никуда я не поехал, а выцедил бутылочку пива и больше в этот день не пил. А на другой день уже работал и вечером только одно пиво, просто чтоб самому себе показать, что без фанатизма, просто попробовал – и действительно не хочется. А на следующий день после работы купил на оптовом упаковку баночного «Элитного Ярпива» и порешил пить не больше двух банок за вечер.

Прям вспомнил, как я жил раньше. Чай постоянно, а не только утром. То есть и ужин можно запить чаем с сигаретой, а не пивом – и охуенно. Только потом уже, перед сном неплохо бы хоть баночку... в первый трезвый вечер я так нахуярился чая, что в 3 спать так и не захотелось, но я решил, что пора, чтоб хоть кусочек книжки оставить на завтра, до пяти упорно пытался заснуть, в 5 понял, что без бутылки пива о сне нечего и думать, и заснуть потом смог только в 7 где-то. Как раз решил купить книжку вместо портвейна. В круглосуточном, куда мы заходили, гуляя с Машей, я обратил внимание на две книжки Лимонова. Приглядевшись, я увидел, что одна из них у меня уже есть, просто с другой обложкой, но другую вижу в первый раз. На следующий вечер я зашёл с твёрдым намерением истратить 140 на эту книжку – 3 литра молдавского на «Белорусской». Но пролистав, увидел, что и этот сборник у меня есть, просто в него добавлены несколько рассказов, десятая часть объёма... за 140? Устанавливая книжку на полку, я вдруг прозрел – из-за этого Лимона не заметил «Бойцовский клуб»! Сколько, 100? да вообще смешно. Книжка – пока не дочитаешь, заснуть не удастся.

Разумеется, я был преисполнен торжества, что снова живу, как жил всегда раньше, и искренне недоумевал, как так вышло, что просто не мыслил, как провести вечер без бутылочки портвейна, может, даже и не всю выпить, но откупорить обязательно, иначе как-то беспокойно.

А уж как это люди пьют водку, у меня теперь вообще в голове не укладывалось.

Как раз в роковую ночь мне снилось – застолье по какому-то поводу, и я вижу все эти рюмки и влекущие к рюмкам закуски, и пытаюсь объяснить присутствующим, что, к сожалению, как раз бросил пить... такой вот сон, ярко символизирующий мою гордыню, что вот, мол, не пью, и даже не хочется, и хуй вы меня соблазните.

А роковым утром у меня сломалась машина. День был расписан у меня самым трезвомыслящим образом, просто по часам, я даже проснулся в 6, а не в 8, как планировал, от волнения – наконец появилось кое-что из Крыма, а с этим последнее время так сложно (причём у всех), что как только что-то замаячит, нужно всё бросать и мчаться. План такой – в 10 на роднике, в 12 загрузил воду, в час на «Кантемировской», в 2 в Леонтьевском возле ТАСС, в 3 в «Финисте», с Кутузовым уже договорился о кредитовании, в 4 привожу эксклюзивную бесплатную водичку в точку связи с Крымом.

Ремень генератора давно уже у меня визжал, пока не прогревался. Но так жалобно, как в этот раз, он не визжал никогда. Потом, правда, перестал, как всегда вроде... но через 700 метров после старта лопнул. Пришлось возвращаться, без помпы, между прочим, вентилятор радиатора очень долго не хотел успокоиться, когда я встал на прикол.

Сперва я истратил полтора часа на то, что съездил на троллейбусе в магазин на Волоколамском. Я позвонил им из дома, поэтому довольно долго стучался в их железную дверь. Когда я вернулся домой и возмущённо позвонил, почему у вас закрыто? на том конце провода удивились, и дальше выяснилось, что вот уже полгода я звоню к ним, на Можайское, договариваюсь, а потом еду и покупаю заказанное на Волоколамском, по пути с родника.

Пришлось ехать на Можайское – на метро до Киевского, а дальше маршрутка за МКАД. Мороз минус 20. Воскресенье – кроме них никто не работает.

Ремень оказался длиннее см на 5, чем нужно. Хотя продавец подбирал мне его по каталогу, а также по VIN через комп. И по телефону пояснил, что короче не бывает, привозите обратно.

Вечером я бодро пытался писать на трезвую голову, и тут позвонил Малыш – не займу ли 100 рублей? Ну о чём ты спрашиваешь, 500 – это, может, ещё и сумма, а за стольником не лень ли тебе вообще ехать? Да что тут ехать, прямой троллейбус, а стольник, когда уже столько дней подряд пьёшь, а сегодня вечером вдруг выпить не на что – вполне приличная сумма.

Приехав, Малыш сказал, что плов и чаи никак сейчас не по настроению, - тогда пивка? предложил я. Нет, лучше дайте 200, а я схожу в магазин и буду должен вам 150. Пока он ходил, позвонил Боров. Он у мамы и как раз собрался к Малышу, а раз Малыш у нас, то и он сейчас подъедет.

Малыш принёс «Вермут», причём отпил по дороге – вы должны меня понять, держаться и дальше было невозможно.

Ну, что там одна бутылка – Борову осталось полстаканчика. Тогда он достал из рюкзака банку «Казановы» Малышу и «Ред дэвила» себе – сколько я его знаю, у него всегда рюкзак, как у деда Мороза, набит этими банками. Поскольку пиво он по каким-то соображениям категорически не употребляет.

Позвонила Женька, отчитала Малыша, они с Боровом засобирались. Они хотели героически пройти до дома пешком насквозь через лётное поле, чтоб не париться с троллейбусом по Беговой. По дороге как раз и прикупим то, что нам нужно на вечер. Малыш взял почитать «Бойцовский клуб».

Наташа уже с утра лежала, не проснувшись. Мы почему-то так и не позвонили ей. Или не помню, может, Боров пробовал, но она не снимала трубку?

Может, будь мы менее ограничены в средствах, мы бы и выпили больше, и развеселились, и сели на тачку, чтоб нагрянуть к Наташке? Может быть, но ведь это уже ничего не изменило бы, ехать нужно было вчера, а чем мы вчера занимались? Я уже который вечер писал трезво и одиноко, как учил батька Лимонов, Боров с Малышом где-то шароёбились. Я считал вечер очень удачным – наконец вести из Крыма! – и даже спать не смог больше шести часов, вскочил, как огурчик, правда, уже через три часа – такой облом!

Но и вчера – кто бы там с ней ни был... она шла своим путём.

Утром уже в понедельник по компу выяснили, что таких движков, как у меня, на «Уно» вообще не бывает, позвонили на склад, и там сказали, что бывает такой движок только на очень редкой модели «Типо», в России таких нет, а потому и на складе нужный ремень не припасён.

Пришлось идти в «Опель». Их ремни в два раза дороже, зато нашлось то, что мне нужно.

Я последовательно выполнил всё, что наметил на вчера. Начал в середине дня, так что вернулся в девятом часу, с добычей, наскоро поужинал и скорее попробовал.

Тут как раз позвонил Сева. Завтра уезжает с «Чёрным кофе» на Украину, концерты в четырёх городах, 7-го в Днепре, так что не мог ли бы я сообщить это Парфёну? Легко. А ещё, Фил, как там... Сева, у тебя чутьё, как раз только что появилось, а две недели уже был голяк. Забили стрелу на завтра.

И тут следующий звонок – Женька. Боров где-то к середине дня пришёл в себя и поехал к Наташе. Она была уже синяя. Труповозка только что уехала.

Потом мы сами позвонили – чё делаете? Поём.

Мы в это время тоже пели. Иногда у меня бывает настроение попеть специально для Маши, на этот раз у меня почему-то навязчиво крутилось «Напрасно старушка ждёт сына домой», спел все куплеты, что вспомнил, некоторые два раза.

Ехать немедленно было глупо, хотя и первым пришло в голову.

Я опять совершил всё по намеченному плану. С утра мы записаны на бесплатную стрижку Маши, какой-то благотворительный центр раздавал посылки от английских школьников русским детям, позвонили и нам, а когда мы получали, выяснилось, что они ещё и стригут бесплатно, причём хоть всю семью. Я, конечно, отказался, но Галка захотела профессионально подровнять Машу, да и себя, раз уж на халяву.

Дальше к Севе, как раз с Машей для конспирации. А от Севы – к Борову.

Галка там уже один раз была, у Борова был бёсдник, а к нам как раз приехала Галкина мама и могла посидеть с Машей – редкий шанс для Галки выйти в тусовку. Наташа к тому времени уже тоже один раз к нам заезжала, так что Галка не комплексовала.

Подарок для Борова у меня как раз был (в смысле, из Крыма). Ещё подарил ему кассетку, упоминаемую в «Дороге в рай», H-BLOCKX – к «Пантере» я очень прикалываюсь, бывает, целый день её в машине слушаю, но они из тех групп, которые преподносят только тенденцию, металлическую, или рэгги, или хоть русскую народную, и выразить стиль им удаётся очень ярко – но у них нет мелодий, то есть того, что цепляет. Того, за что песню начинаешь любить.

Боров меня не понял. Прослушав половину песни, он заявил, что всё ясно, и если уж в таком стиле, так лучше старый добрый “Motorhead”, и поставил как раз пример того, о чём я только что говорил.

Наташа прямо при нас приготовила необыкновенный салат – никогда не думал, что для основы салата можно использовать просто варёные макаронные изделия. Казалось бы, так просто – но Наташа заправила всё это какими-то экзотичными овощами из баночек и оливковым маслом, и получилось чрезвычайно изысканно, ещё там, кажется, кусочки копчёных сосисок попадались.

Оказалось – ещё и хозяйка. А до этого, помню, как-то раз угощала собравшуюся компанию блюдом четвертушек (вдоль и пополам) подрумяненных в гриле сосисок, и в каждую была воткнута зубочистка, как эскимо на палочке, а в центре блюда выдавлены кетчуп, майонез и горчица. То есть опять же – средства самые что ни на есть подручные (надо будет спросить Борова – а варили ли они хоть раз в жизни борщ?), но использованы утончённо. При этом, что тоже очень важно, безо всякой нарочитости, поскольку (на ум приходят сразу несколько примеров) бывают такие, которые заебут своей утончённостью.

Наташа такая не потому, что хочет такой казаться, а потому, что не умеет иначе.

На этот раз там было ужасно неуютно. Серо, тускло и прокурено. Натоптано и как попало брошено. Слоняющиеся, как слепые, мужики и бабы. Боров как раз упал в угол возле мусорного ведра, а Малыш пытался его поднять. На Галке сразу повисла Женя.

У меня с утра крутилось в голове «последний подарок ему принесли» – ну какой подарок может принести настоящей Наташке настоящий индеец?

А ведь за пару недель до этого я её пробросил. На кухне тогда спала Ленка, Маша с Галкой дрыхли, как всегда, а я проснулся почему-то рано, выпил чаю и залез в ванну, и тут звонок, пришлось оставлять мокрые следы и пулять сеанс Ленке, если бы она догадалась приоткрыть глаза.

         

- Ты что, в ванне что ли? – спросила Наташа.   

- А что, слышно? Сейчас, подожди, я выключу кран.         

 - Я хочу выпить.         

- Ну так выпей.         

- Но я не могу больше пить!         

- Ну и хорошо.         

- Что ты, как мудак... ничего не понимаешь... Я хочу-у-у... Ты меня слышишь там?         

- Наташенька, чего ты хочешь, я всё сделаю.         

- Ну эту, ну которую вы по телефону не называете, хотя давно пора бы лигалайз.

На самом деле, у меня был самый дэцел, как раз нам утро скоротать. Но с какой стати? Полдевятого утра, я собрался возить воду, чтоб купить пожрать всем нам и выпить по случаю проживания у нас Ленки. А одному мне этого хватит ещё на три, а то и четыре дня обманывания себя, что будто бы что-то было. Знамение-то со дня на день, тогда уж всех и порадую, Наташу с Боровом в первую очередь. На пару дней опоздала Наташка. А в тот вечер, когда я получил по телефону радостное известие, что завтра, она ещё разговаривала с Боровом.

Последний подарок ему принесли...

Сталкер увидел меня и затащил на лежанку за занавеской, на которой валялась в отрубе Ленка. «О, дай я сделаю!» – забрал у меня пакет и весь высыпал на свою ладонь. Сталкер, рассердился я, перестань, подобрал с пола Наташину картинку и пересыпал на неё с его ладони. Только не сердись! испугался Сталкер, а потом завыл с рыданием: вот оно как, ты видишь? вот оно как!

Я хладнокровно вышел в общую комнату, нашёл папиросы и очень обстоятельно, обмениваясь репликами со знакомыми и теми, кто называет «Фил», а я не помню, заколотил два штакета. Один вручил шатающемуся в прострации Борову, второй показал, куда положил, а всё, что осталось, компактно завернул в фольгу от сигарет и опять же специально обратил внимание Борова на то, где лежит, если чё.

Добив пару последних хапок и отдав пятку валяющемуся на Ленке Сталкеру, я мигнул Галке: пошли одеваться. В коридоре возле дабла был бородатый мужик. Пока я одевался, он что-то рассказывал совершенно невразумительно. Жалко, что я не знал, что это брат Наташи, а то бы прислушался.

Вечером позвонила Женя и сказала, что кремация послезавтра, в четверг. Оказалось, уже месяц назад Наташа говорила соседке сверху, своей подруге, что хотела бы, чтобы её сожгли, а прах разделили и отвезли в Париж, Лос-Анджелес, Питер и в Москве тоже немного оставили. И уже звонили и из Парижа, и из Америки, и говорили, что готовы взять на себя все заботы по захоронению, и переслать самолётом запросто, но мама ни в какую – только в Питер.

Вообще-то как красиво придумала, говорил я Галке. Да ну, возражала она, как колдун в «Волшебной лампе Алладина», чё, не помнишь что ли? как он на четыре части света разбежался.

Красиво, конечно, но стоит ли так выёбываться, дело всё же серьёзное, не игрушки.

А я бы хотел, чтоб у меня всегда были только игрушки, спорил я.

Мы, конечно же, выпивали. Пиво, оставшееся от упаковки. На следующий день пришлось покупать новую.

В среду я усиленно работал, чтоб на ближайшие дни вода была у всех.

В четверг надел чёрную косуху, чёрные кожаные штаны, «Камелот», который, поносив, подарил мне Филя, белый свитер без ворота и чёрную бандану на шею, с белыми скелетиками. Я старался для Наташки.

Обсуждая с Галкой, я в шутку сомневался, нужны ли цветы, не пошлость ли? хотя на самом деле конечно – раз-то в жизни... Наташке... Купил две тёмно-бардовых розы. И «МК», который жадно развернул, пока грелась машина. Блядь ни хуя себе! Уже в Париже знают о Наташке, а эти козломойцы до сих пор ни строчки. Даже не мог читать всё остальное, взрывы, пожары, изнасилования и гоп-стопы, хотя обычно читаю, пока греется машина – вдруг про Лимонова напишут? и вообще, надо же быть в курсе того, что большинство считает действительностью, я даже рекламу иногда читаю и даже объявления «досуг», подыскали же слово.

Про Лимонова как раз таки написали – прокурор запросил 14, а защитник – свободы и извинений, а что решит суд, вы узнаете в следующей серии нашего шоу «На серебряном хую»... Джа, миленький, как же я устал от этого потока взаимодополняющих радио, ТВ и газет... а вы говорите, наркотики – нет наркотика страшнее... то, что вы называете наркотиком – единственное, чем можно заслониться от этого неумолимо опускающегося пресса... ненадолго, конечно, но хоть не так больно, когда захрустит и потечёт.

Кто он такой, интересно, этот прокурор? Щегол, которому поручили быть палачом. Ему поебать все литературы, он просто крутит гайки ключами по инструкции. И как герой теле шоу, даже не представляет, куда провалится в итоге представления. Ещё одного крупно развели. То есть по мелочи, конечно.

Морг нашёл по карте без проблем. Проехал мимо клуба, в котором 5 лет назад выступала Умка (сейчас его там уже нет), и банка, в котором работал брат Галки Аркаша.

Сразу натолкнулся на Славика Индейца, он сразу потащил меня обратно в мой «Фиат» греться, позвав свою скво Таню и какого-то хмыря с причёской ёжиком, у которого был косяк, а позже оказалось, что у него группа «Капуста», никогда о такой не слышал, неважно, написал несколько песен для «Руки вверх» - восстановители архива, сделайте, пожалуйста, сноску, что это была за группа.

Под косяк я напомнил ребятам, что сегодня день рождения Боба Марли, и даже поставил “Babylon by bus”.

Потом всех позвали. Интерьер напомнил мне овощебазу – дорога чуть вниз, эстакада чуть вверх, столбы и навес, голо и обморожено. Я расположился выше, снизу мне маякнул Тимофей – мол, в таких местах только теперь и встречаемся, - и ускользнул к подразумеваемому выезду из гаража.

Заметив, что все с цветами, я спросил ближайшую герлу – а что, уже пора? – и поплёлся в машину за своими, а когда вернулся, уже начали пускать, я воткнулся не самым последним, одолел даже коридорчик, но в самом начале зала застрял, и только слушал, пока не объявили, что кто посмотрел, дайте место другим, и тогда я смог продвинуться к гробу и обойти кругом него... зрелище меня ужаснуло, училка... ведь это специалисты придают лицу такое выражение? заказать бы им улыбку Будды, если они такое осилят и если такое будет мне по карману.

Никогда я не видел её такой, никогда. Причём не бесстрастное лицо, не умиротворённое – а именно строгое, почти не злое, а просто строгое. Старше по настроению лет на 40, чем она казалась. Выражение лица, с которым уже в самом деле давно пора.

Меня подхватил и усадил Сталкер – мол, нужно будет выносить гроб. Свои пару цветочков я уже положил в общую кучу на Наташины ноги.

Потом выяснилось, что всё без нас грузится в автобус.

Я вёз уже сложившуюся компанию. Боров, Сталкер и остальные самые приближённые уместились в автобус. Тюхлин тоже ехал с недогрузом.

Пытаясь выехать на Комсомольский, проехали мимо «Форпоста» – последняя запись Live Наташи. Оказалось, там выезжать нельзя, и как раз стоял мусор, пришлось объезжать по Третьему кольцу, по Бережковской, по Воробьёвым горам. Ехать нужно было за МКАД в сторону Внукова.

В крематории народу было уже поменьше, Тимофея, например, не было.

В морге Наташа лежала ногами к дверям, здесь наоборот, поскольку ногами к дверце, ведущей, очевидно, в печку.

Тётка, ведущая церемонию, предложила высказаться всем желающим. Первым двинул речугу Солдат Семёнов, важный, как директор звукозаписывающего лэйбла. Между прочим упомянул, что Аня Герасимова wish to be here, но прости, кореш, не смогла, от неё вам всем приветик. Потом стал говорить Индеец. Тётка с Семёновым стояли в ногах, а Индеец встал у изголовья и бормотал что-то, ни фига не слышно, но довольно долго, а потом стал плакать, и Сталкер увёл его на диванчик возле стены. А пока говорил Семёнов, что-то пытался выкрикнуть брат Наташи, и Малыш увёл его на другой диванчик. По-моему, один я был трезвый, ещё Семёнов, может быть.

Я подумал – а не прочитать ли стишок? Даже сразу вспомнился подходящий:

мало рифму искать – надо попросту ждать настроенья

когда вера, и нежность, и грусть станут вдруг не смешны

когда тесно обступят тебя всех потерянных тени

всё прощая, чтоб сам ты не вынес сокрытой вины

только пафос с годами становится всё ненавистней

то есть всё недоступней тот первый наивный восторг

то есть чувство и страсть отступают под натиском мысли

то есть – ты уже годен

хоть в милитаристы, хоть в морг

Насчёт последней строчки я засомневался – я-то написал для красного словца, на букву «м», а в данной ситуации... причём тут милитаристы-то? Нет, вообще-то стишок подходящий, но не слишком ли откровенный?

Пока другие выходили и что-то говорили, я лихорадочно пытался найти рифму вместо «морг». «То есть ты уже годен, и неуместен торг»? Чё попало.

И наглядевшись на других, я подумал – я ведь хочу вылезти на сцену и преподнести себя на фоне Наташи. А я вот как умею – всем построиться и обкончаться. Все меня сразу запомнят... работают три камеры...

И сразу решил воздержаться. Она ведь и так слышит, когда я в уме читаю. И вижу при этом в уме её, а не то, что тут лежит.

Потом всем предложили проститься. Пусть все подходят слева, а родственники стоят справа. («Девочки налево...»).

Первые несколько человек просто стояли молча и отходили, но один рыженький, который говорил очень страстно, с бородкой, кудрями и фанатично блаженным выражением лица, характерным для тех, у кого вруб в христианство явился самым невинным проявлением потенциально опасного для окружающих склада ума... так вот, он вдруг сказал «Боров, прости?» и поцеловал Наташу. Чё за хуйня, за что прости-то? Или ты подразумеваешь, что это не просто поцелуй, а конкретная оральная ласка?

И дальше все тоже стали её целовать. А я не смог. Я нагнулся и изобразил воздушный поцелуй в сантиметре от её губ... папу, правда, целовал, как курица из морозилки... маму не стал... Ну и перекрестился (каждый раз вспоминаю, какое плечо сперва, правое или левое?).

Заиграла музыка, Семёнов высказывался уже напоследок. Сталкер с Индейцем плакали, стоя и обнявшись. Мама причитала: «Уезжала за моря, за океаны, в дальние страны, а умереть к нам вернулась». Да уж, хорошо, конечно.

Да и вообще – удачно дальше некуда! Семёнов высказывался: дай бог каждому из нас столько после себя оставить. На самом деле он-то оставит побольше – но так успешно это засветить? И жизнь – Лос-Анджелес, Париж, самый шик и ничего лишнего. И какой гениальный компромисс – не то что Дркин, и неизвестно, как у Умки получится. Вроде и андеграунд, а вроде и с Пугачихой общалась. А вообще, если бы не Лимонов...

Наташа, уж прости, но вот что я думаю о твоём творчестве. Ты гениальная актриса, и жалко, что не попала в Голливуд. И голос – просто нет равных. Ты исполнитель, а тебя заставили быть ещё и автором. И ты написала – отдаю должное упорству. Но главное – умудрилась припихнуть. О Дркине газеты никогда не напишут, а о тебе даже в «НТВ» нашли место между взорвавшейся «Колумбией» и Бушем против Хусейна. И при этом – хуй знает, кто ты такая, для избранных, кино не для всех. Действительно, дай бог каждому...

А уж пожила и оттянулась – по полной программе. И отъехала – дай Джа каждому... так ненавязчиво...

Обратно я вёз опять Индейца с его скво и Бабаню. Индейцу всё не нравилось, и сама церемония - «Запомните все – у меня место на кладбище уже куплено! Заранее всех предупреждаю – никаких кремаций с моим участием», и собравшиеся – «кто они все такие? никогда не видел... где они раньше-то были?».

-          Меня пусть хоронят человек пять-шесть, не больше! – кричал Индеец.

Оказывается, он произвёл анализ крови, показавший у него все симптомы рака печени.

Индейца и Бабаню я высадил возле Ленинградского вокзала – если довозить до дома, в котором у Наташи студия, потом придётся париться с разворотом. А мне нужно домой, чтоб поставить машину и потом выпить наконец с вами, оглоедами. А Таньке на работу, на Новослободскую, как раз по дороге. И так еле отпросилась и уже обзвонилась.

У них с Индейцем у обоих по мобиле. Она работает, снимает квартиру и содержит, уж как получается, себя и Индейца. А он придумал окончательную и безоговорочную причину ни хуя не делать – зачем, если рак, если так и так последние денёчки. Идея вообще-то неплохая, если бы на счёте лежала крупная сумма, а так он в реальности уже и не знает, кого крутить и разводить, так уж всех давно заебал, остаётся только попрошайничать. ( Его уже даже никто не боится, говорит мне Сталкер. Даже? – удивляюсь я, - разве вообще возможно его бояться? – Ты просто не видел его лет десять назад, тогда он выглядел очень устрашающе, - свидетельствует Сталкер).

После этого ёбаного «Норд-оста» мусора уже достали, останавливают на каждом шагу, а уж когда читают в паспорте, что уроженка Грозного... Регистрацию приходится покупать за 50 баксов на три месяца. Хорошо хоть Чечня пока Россия, миграционные карты дороже. Брак с Индейцем помогает, конечно, объясняться, но вообще мусора не понимают – так а хуля ты к мужу не прописываешься? А мама Индейца даже гениальную Алтуфьеву не хотела прописывать, что уж говорить о безродной чеченке?

Из дома я выехал с раскачкой – поел, попил, покурил, всё не мог собраться. Очень лениво было выдвигаться, но надо, ничего не поделаешь.

С собой взял 6 банок пива.

Дверь у них была открыта. Кругом стола сидели закусывающие и выпивающие водку. Никого не знаю. Меня и пиво увидел Индеец, Танька тоже подтянулась, Ленка, Малыш подходил пару раз, Женька, у неё мания – чуть что обниматься, причём очень крепко, так что у меня даже чуть ли не встаёт сразу. Мы тусовались на пятачке между застольным диваном и кухонной стойкой. Совершенно бесцельно, просто присутствовали на подразумеваемом всеми таинстве.

Дружественные соседи, приютившие маму Наташи, оказались чудной парочкой, откровенные старушка и старичок, но очень бодрые, с ясным взором и по духу моложе многих школьников. Она даже выглядела вполне сексуально, в чём-то вроде обтягивающих лосин, попка что надо, а уж фэйс... примерно как у Галки – всё равно девочка! даже ещё более выраженная, чем в детстве. А он – настоящий старый ковбой, в новеньких потёртых джинах и джинсовой жилетке, седые длинные волосы, серебряная борода, сияющая бездна мудрости в каждой ухмылке.

(Всё это приглючилось мне по пиву, из-за плохого зрения и недостатка освещения. Никакие они не соседи, соседка совсем другая, и потом – никакие они не старички, она действительно где-то сверстница Галки, да и он, хоть и выглядит старше меня, очень может быть, что ещё и моложе, про Гайдука я тоже сперва подумал, что он старше меня лет на десять. Просто мне ж сказали про соседку, Наташину подружку, которая намного её старше – вот я и видел то, что ожидал увидеть, поскольку по каким-то случайным фразам вообразил, что это соседка и есть, а это – сразу видно, что её старый боевой товарищ.)

Я потому так хорошо их рассмотрел (это я так написал, когда ещё не выяснил своего заблуждения), что именно они сгоняли куда-то и вернулись с двумя спичечными коробками, после чего избранный контингент закрылся в ванной. Ленка уселась мне на колени, Сталкер где-то валялся в отрубях, я беззастенчиво ласкал её, а соседи Наташи, музейные хиппи, щедро приколачивали и пускали по кругу. Ещё были Боров, конечно же, Малыш, Индеец, незнакомая мне милая парочка нашего возраста, косяке на третьем или четвёртом появился Рома, неприкаянный барабанщик, старый друг Борова, артистичный, как Сталкер, любимая их с Боровом и Сталкером фишка – изображать голубых, и у Ромы это получается наиболее талантливо.

Постепенно народ потянулся обратно в комнату, последними покинули ванную мы с Ромой. Соседи тем временем сгоняли за пивом в больших пластиковых бутылках, наше родное «Очаковское», без выебонов.

Я задушевно пообщался с братом Наташи Сергеем. Женька ещё днём говорила мне: он конкретно гонит, сперва говорил, что Наташа позвонила ему в ту ночь, но он был пьяный и не помнит, а сейчас, чем дальше, тем больше вспоминает разговор, которого, скорее всего, вообще не существовало. Когда я разговорил его – у меня тоже есть сестра Наташка, на два года его старше, а самый старший мой брат старше его на 4 года, а его Наташка младше меня на месяц, - он поведал мне, что (записываю, как грязный журналюга) их отец умер через два дня после её рождения, ему было 41, а Серёге 12, у отца был рак и за год до смерти он уже знал, что умрёт, и завещал Серёге, вполне уже сознательному, Наташку. Он и петь её учил, и на фоно играть.

Весь вечер постоянно работала стереосистема Борова, и звучала только Наташа. Сергей обращал моё внимание – вот, эту песню мы с ней пели, когда ей было лет 12.

А телефонный разговор роковой ночью с Наташей он пересказал мне как факт, в котором невозможно усомниться. Я абсолютно точно знаю, что этот разговор был, возможно, и не по телефону, даже скорее, что именно так – напрямую. Он был пьяный, но как всегда, а она была пьяной последний раз в жизни, она уже покидала нас, и с кем, как не с ним, было ей поговорить напоследок?

Серёга утверждает, что она говорила – как всё заебало, как все заебали. Продюсёры эти все, редакторы. Блядь, написала до хуя – никому на хуй не нужно. Напела пиздец сколько – а всего три официальных пластинки. И никто не хочет давать денег, и как жить? Пошли вы все на хуй, мудачьё Пугачьё.

Примерно так видит ситуацию Серёга, её брат.

Малыш вызвался проводить Ленку, а я Бабаню. Малыш выше меня на голову, соответственно шагает быстрее, а я ещё и хромаю (уже второй месяц, сам порвал себе ахиллесово сухожилие, пытаясь завести с толчка свою «Уно»), мы с Бабаней сразу отстали.

На следующее утро нужно было ехать за урной. Прогревая мою любимейшую «Уно», я нашёл наконец в воскресном (в пятницу его уже продают) «МК» про Наташу, с цветными фотками – но что за хуйню пишет эта дура? Какая ещё передозировка? Да ещё в интервью Наташа подчёркивает, что давно не пьёт – как спецом, чтоб все подумали – ну да, значит передоз, что ж ещё тогда?

И что ещё за интимные отношения с Довлатовым и Высоцким?

А может, и не дура. Почему бы не посодействовать легендам, хоть бы и таким. Разве кому-нибудь интересно, какой была Наташа на самом деле? Вот вам правда от козломойцев. А если вы сами знаете, кто мы такие -–зачем вы тогда нас читаете? Приятно ведь? Как порнография – приятно? никуда не денешься, приятно, и именно тем, что в жизни так не бывает.

В номере за пятницу тоже была заметка, начисто опровергающая любые инсинуации о передозе, так что всё в порядке.

Индеец всё ещё был у них. И собирался тоже ехать с нами. Я прямо выразил своё негодование.

Вот я бы на месте Борова поехал один – это моё дело, и я его делаю. Используя помощь тех, кого конкретно необходимо, в данном случае – писателя-водовоза с машиной.

Но все в тусовке убеждены по умолчанию, что братушке нашему Борову необходима сейчас моральная поддержка, а порой и трезвый контроль, чтоб ловить башню. Вот я бы посчитал даже оскорбительным так о нём думать, мне он всегда казался Моргуновым, а не Вициным. Но они... по себе что ли судят? Хуй знает почему – как-то само собой разумеется, что за Серёгой нужно сейчас следить очень плотно. И кому как не Малышу, лучшему другу, этим заниматься? Которому к тому же нехуй делать, и попивать – любимейшее занятие.

Так что ладно, везу Борова и Малыша – но на хуй нам нужен Индеец? Ты домой собрался? – могу довезти до метро. Возвращаться собираешься? – так на хуй тогда вообще тебе ездить, сиди тут и жди. Ты что, не понимаешь, что у меня не джип, а двухместная в принципе машинка? Ты ж сам видел. Покатался, хватит уже. И так два кабана, один другого здоровее.

Индеец был несгибаем в желании, как крыса загнанная в угол, я даже просто пожалел его в конце концов. Сам прекрасно понимает, что на хуй никому тут не нужен, отметил прощание – и привет, без тебя забот хватает. Но некуда деваться и нечем заняться, и поэтому просто нет никаких сил оставить тусовку.

И Боров – единственная зацепка. Ведь если сидеть его дожидаться, оставшиеся сразу скажут – а не пошёл бы ты на хуй. Что Женя девушка прямая, что Бабаня. Поэтому Индеец рвался в мою бедную маленькую «Уно», как буржуй на последний пароход в Крыму в 20-м году.

На мой вкус лучше было ехать вдвоём, задумчиво глядя вдаль, под соответствующий музон, в общем, промедитировать такое дело. Ладно, можно втроём, философски улыбающийся водитель и пара пассажиров, обменивающихся изредка полусловом.

А вышло – три в жопу пьяных троглодита... случалось мне возить таких, когда занимался извозом – ах, как же удручающе характерно! Так и кажется, что сейчас опрокинут лодку.

В итоге у меня почему-то дико разболелась башка. Поднявшись на флэт чисто для приличия, я сразу извинился, что меня ждёт баронесса, и ринулся домой, уже почти ничего не соображая, на автопилоте сквозь застилающую пелену.

Скорей бы нажраться.

Потом они поехали в Питер, а я отвёз в Коломну Галку с Машей (по дороге заехали к Филе, я подарил ему «Бойцовский клуб», Малышу было не до мелочей, пришлось купить ещё одну книжку, она того стоит, объяснил я удивлённому продавцу), вернувшись домой, сразу нажрался, и теперь пытался протрезвиться, и тут мне позвонил Андрей, художник из Питера, с которым мы с Галкой познакомились на пляже в Гурзуфе.

Я вообще-то пребывал в состоянии полной неспособности ни на что. Но Андрей так зазывал – вот тут у меня стоит «Мадера», - что я решился на подвиг. Затем, может, и стоит пить, чтоб любое, самое простое движение превращать в подвиг. Настолько нет сил даже до палатки за сигаретами дойти – и тут вдруг Зов. Друг приехал издалека и зовёт распить мадеру.

Надо приводить себя в порядок, чтоб никто на улице ни о чём не догадался. Но как внешне ни прихорашивайся, внутри – руины и дрожание последней струны. Каждый шаг через больно, каждый вдох, как последний.

Для маскировки обязательно газета, на умняках – лучшая отмазка. Автобус до Савёловского, метро до Владыкина, троллейбус до обозначенного адреса. Морозище, бля... может, не такой уж и мороз, но как внутри морозит! Ничего, щас мадерцы...

Остановка, указанная Андреем, оказалась через две остановки после нужного дома, пришлось возвращаться.

На пятый этаж вскарабкаться, о-хо-хо... Звоню – нет ответа.

Может, он перепутал не остановку, а номер дома? Спускаюсь, проверяю код домофона... всё сходится... Вскарабкиваюсь опять, звоню уже настойчиво... приходится оставить записку.

Уже не помню как, добираюсь до дома и валюсь под одеяло, хлебнув глотка три пива. Звонит Андрей. Оказывается, он спал и, возможно, поэтому не слышал звонков в дверь. Уходит проверить записку. Перезванивает – нет там никакой записки.

Я падаю на измену – уж не началось ли раздвоение личности, как в «Бойцовском клубе»? Может, я всё же что-то перепутал? Там ещё на площадке третьего этажа турник установлен? Да, похоже, всё сходится... но где тогда записка?

В общем, я заснул часа на полтора, после чего почувствовал в себе силы сесть за руль и доехать таки до Андрея. Похоже, он просто действительно крепко спал. Но как красиво было почувствовать это сомнение – не приснилось ли то, что казалось реальностью?

13-го Наташа с Боровом должны были выступать в «Бункере». Хозяева проявили понимание.

Для меня это мероприятие обернулось знамением – наконец помирились Галочка с Инночкой. Уже два с половиной года, как погрызлись и разосрались.

Галка пребывала в Коломне, а я пригласил Инку на знаменательный сэйшен. То есть я хотел позвать Филю, но Инка заявила, что нефиг в его возрасте так поздно да ещё в середине недели, зато ей самой было бы любопытно. Собственно, я это и имел в виду.

Я должен был отвезти Борова с гитарой в «Бункер», после чего планировал поставить машину возле дома и доехать до «Бункера» на метро, поскольку обещано было пару ящиков водки и фуршет. С Инкой забил стрелу в переходе без 15-ти.

Вышло всё опять по-другому. Ко мне заехал Сталкер, чтоб показать, где сейчас Боров, наскоро курнули на дорожку и поехали. Боров копировал свой последний с Наташей диск у тех самых ребят, которых я принял за его пожилых соседей. Уже сделал 20 копий, и теперь мы ещё часа три придумывали обложку, потом печатали её, вырезали ножницами и вставляли в коробки. 7 копий Боров сделал полных, для своих, и 13 – урезанных, для тех, кому нельзя не дать, но и давать чревато тем, что размножат и не заплатят. И обложки сделал разные, чтоб не путать – для своих строго чёрно-белая, для нужных – то же самое, но на голубом фоне, очень напоминающем туалетную бумагу.

В итоге мы были на «Пушкинской» (пока за гитарой заехали) как раз без 15-ти. Я оставил их сторожить машину, чтоб спуститься в переход, взять Инку, поручить её их заботам, а самому избавиться поскорей от средства передвижения на трезвяках... Инки не было. Я минуты две, три, может, даже пять, тыкался туда-сюда... и поскакал к опаздывающим уже ребятам. Меня дожидался один Сталкер. Объяснив ему ситуацию, я запер машину и опять спустился в переход. Инка сосредоточенно втуляла по мобиле, отработанно воспитывала Филю.

По дороге на «Динамо» она ещё и мне пыталась дать трубку – чтоб я сказал своё слово своему сыну. Что я мог сказать? Хорошо хоть мама сказала, что он нипочём не желает подходить к телефону. Какая пошлость – разведённый папа, руль в одной руке, трубка в другой, лечит по мобиле, уважай нашу мамочку, сынок... Голливуд самого дешёвого пошиба.

-           Ты что, ещё и подниматься собираешься? – спросила Инка.

-          Ну а как, пивка-то взять.

А наверху меня дожидалась Галинка. Я очень натурально опешил, все были очень довольны, как ненаигранно я изобразил, что Филочка как всегда.

Она решила меня навестить, оставив Машу бабушке. С Инкой они сразу, почти без перехода, мур-мур-мур. Обрадовались друг другу.

А ещё у нас, кстати говоря, была Оля. Тоже из Питера, бывшая когда-то жена моего братушки Хаера, уже второй раз приезжает в Москву работать на выставке и вписывается у нас. Не Джа весть что, но разик выебать можно. Чисто чтоб ну хоть какое-то разнообразие любовных соков имело место. А вообще внешность, мне кажется, ориентирована на тех, кому на самом деле нравятся мальчики. Я этого терпеть не могу – причёсочка под дембеля, да ещё и очки (ведь существуют же линзы! нет, они вот спецом). Снять очки – уже ебать в принципе можно. Парик бы нацепить – тогда, может, и вообще... особенно, если бы надеть чулочки на эти болячки... тогда уж и перчатки по плечи... в общем, как прожить без близорукости? А наощупь охуенно – сиськи что надо, попа как орех.

Пришлось и её брать с собою, раз пошла такая гулянка. Я достал всё пиво, что оставалось от упаковки. И поехали, конечно, на тачке.

 

В «Бункере» в зальчике, где играют группы, довольно тесно набились человек 30 или больше. На стене, перпендикулярной сцене, висел экран, на котором без звука крутились видео Наташиных концертов, а играл их последний альбом, к которому мы вырезали обложки. Вдоль экрана стоял длинный стол с закусками в тарелках и одноразовыми стаканчиками, водкой и газированными запивками. Под экраном на скамейке сидели Сталкер с Ленкой и прочие приближённые, остальные тусовались стоя по другую сторону стола, Боров сидел на полу во главе стола, к нему я сразу и подсел. И стал разливать водку своим герлам и Андрею с Олей.

Ко мне вдруг ринулся Боря. Насколько я его уже знаю, он всегда трезвый и суховато сдержанный, но стоит хоть немного припить – вскрываются просто бездны счастья и желания им поделиться.

А тут и Мыша нарисовался. Оказывается, в предстоящем Рэгги Титанике они участия принимать не будут, а Лысый – предатель, штрейхбрехер и молдаванин. После того, как Оля обошлась с ними осенью, западло что-либо вообще когда-либо с ней иметь. У них есть Умка, и не нужна им никогда никакая Оля.

С Умкой и с её персональным Борей я тоже уже перебросился парой фраз.

Видишь, Наташа, никуда не деться с нашей субмарины – и Оля тут же, как ты ни иронизировала, и Умка, о которой ты всегда высказывалась очень осторожно.

Боря стал рассказывать нам с Галкой, что он первым играл с Наташей, ещё на первой её на родине записи.

Водка уже не стояла на столе, а доставалась по бутылке из сокрытых припасов. Потом совсем кончилась.

Настало время живого звука. Сперва помузицировали Боров со Сталкером, не помню, кто был на барабанах, кажется, Тюхлин. А потом вышла Умка, которая давно уже профи, у которой с ребятами штук, наверно, двести песен давно отрепетированы и много раз со сцены сыграны. Это Оля всегда держит на микрофоне бумажку, на которой написано, что и в какой последовательности она собирается в этот раз исполнить – очень может быть, что Умка в уме тоже всё это держит, но изображает всегда – так... ну, что ещё? может, «всё идёт свои чередом»?.. ребята, о, точно, а давайте сыграем «Всё идёт своим чередом»? всё, поехали...

Я заметил возле сцены танцующую Ленку и присоединился к ней.

 

Потом мы стояли в переходе на Пушке и пили пиво, а к палатке подошёл мусор с автоматом, и пьяная Галка сказала «Пиф-паф, о-ё-ёй», а мусор обиделся: так, собрались и пошли в машину. Галка продолжала хохотать и причитать то «пиф-паф», то «о-ё-ёёёй» с совсем уж издевательской интонацией, так что мусор совсем осатанел и чуть ли не автоматом стал грозить, что веселило Галку всё больше. К счастью, с нами была Инка, которая взяла мусорка, молоденького мальчика, под локоток, отвела в сторонку и что-то пошептала. Потом мы спросили – денег не давала, и так понял, хотя и намекал, мол, время-то драгоценное служебное на вас потратил...

До Маяка дошли пешком, показывали блокаднице Москву, на мой вкус – можно было легко и до «Динамо» дойти, но Инке было уже пора ловить тачку, а поймав ей, мы, конечно, решили поймать и себе. 100 рублей, я раньше, когда был извозчиком, такие маршруты за 30-40 возил. Для утешения я воображал, что это я везу Наташу – ведь с нею даже и в голову бы не пришло сомневаться, разве нет? вот интересно, почему на Галку и тем более Олю как-то всё же где-то немножко жалко, то есть не то что жалко, но денег у нас всё же не так много, и поневоле приходится думать о приоритетах. По крайней мере, лично на себя я никогда не стал бы тратить 100 рублей на тачку, когда ещё метро работает и ехать две станции. Но тут, конечно, хуля уж, гуляем. И не просто от нехуй делать, а чествуя волшебницу Наташу.

 

Это было в четверг. В субботу в ЦДХ был фестиваль гармошки имени Вовки Блюзмена, который, возможно, я как всегда не заметил бы, если бы не позвонил Игор из Зелёнки – его, оказывается, лично позвал Гарик и обещал бесплатный проход. И на фесте, между прочим, будет и Федя Трезвяков, это тебе не интересно? Я сразу позвонил Вовке, его не было, поговорил с Тамаркой, она сообщила, что рулит фестом Тимоха, и я сразу понял, что можно не звонить даже больше никому, а просто подходить, поскольку меня Тимоха, понятия не имею, за что, очевидно, заочно, глубочайше уважает, чем неизменно поднимает мою уверенность в себе – у Тимохи-то чутьё есть бесспорно, и уж если уж он во мне что-то чует, значит, потенциально всё же что-то есть...

Днём перед фестом ко мне пришли Андрей с Олей[1], я занимался тем, что развлекал заночевавшую у нас Женю, читал ей стихи с выражением и показывал фотки. Ребята принесли мадеры, у меня было ещё пиво. На пересадке на «Белорусской» я условился встретиться с ними на кольцевой, чтоб взять вина, у меня-то проход в метро бесплатный, и на эскалаторе услышал: Фил! Индеец, безупречное чутьё на портвейн. Я купил «Херес» (любимой Андреем мадеры не было) и «Алушту». Херес мы выпили прямо в метро – мы с Индейцем выебывались перед молодёжью, а портвейн они, провоцируемые Индейцем, выпили без меня в самом начале сэйшена, поскольку в зал мы просачивались отдельно. Тимофей, увидев меня в обнимку с Индейцем, сразу видно, пьяных уже почти в жопу, изобразил испуганный вид, а на самом деле, возможно, подумал: блядь... господи... ну за что мне такое?.. ну ладно... ладно, слышишь, господи? А нам сказал: так, всё понятно, два билета, больше не могу, ну никак. Два билета он положил на стойку, когда мы были ещё метрах в трёх, приветливо ухмыляющиеся. Билеты мы отдали Андрею с Олей, Индеец пошёл доказывать билетёрше, что он муж Алтуфьевой, а я просто зашёл в гримёрку, привет, Вовка, привет, Ваня, да и пошёл в зал. Фил!!! – заорал мне вслед Вовка, - куда же ты? нельзя же через сцену! но я уже был в зале. Меня сразу позвал Игор, а дальше у меня включился автопилот. Правда, события некоторые помню, но с провалами.

Посидев пару номеров, я пошёл искать свой портвейн, а узнав, что его уже нет, пошёл в палатку за пивом. Палатка оказалась закрыта, пришлось ковылять на другую сторону Садового. Допивая возле входа в ЦДХ пиво, я познакомился с двумя юношами и девушкой, юноши с гитарами. Они приехали из Архангельска специально только на этот фест, а билеты в кассе кончились. Мне успешно удалось изобразить им волшебника, поощряющего их за то, что они такие хорошие – хуй знает откуда, на фест, с гитарами. Секьюрити на входе я легко объяснил положение ребят – пусть хоть через дверь послушают, представьте, откуда ехали. А вот билетёрше объяснить не удалось, более того, даже и меня она пускать не хотела, пришлось пойти в гримёрку и позвать Ваню. Едва оказавшись в зале, я стал безумно плясать. Молодые люди, помогающие билетёрше, меня, конечно, сразу угомонили. Я изображал им – ну посмотрите на сцену, как там рубятся, и посмотрите в зал, как все чинно посиживают, разве это не кажется вам ненормальным? Они резонно возражали: танцуй в «Точке», а здесь ЦДХ, ты, если такой олдовый, не можешь не врубаться.

Тогда я, пройдя через верхний вход, стал плясать наверху. Там меня тоже угомонили, уже более мягко: не можешь не танцевать – танцуй у дверей. Танцевать в тени возле двери мне надоело очень быстро, я вышел, натолкнулся на архангельских ребят и стал приставать к верхней билетёрше: мол, я танцевать больше не буду, но пустите уж ребяток-то, полстраны проехали, чтоб хоть краем глаза. И она пустила. А я пошёл к гримёрке, увидел, что третий вход, обычно закрытый, уже в предвкушении окончания открыли, и стал танцевать как раз под Игорем. Игор потом говорил Галке, что я вёл себя безобразно.

Как только всё закончилось, я вспомнил про Индейца и заспешил домой, пока он не поймал меня и не попросился в гости. На подъёме к метро я догнал Андрея с Олей, а возле метро меня поджидал очередной персонаж – Саныч. Как бы в назидание за то, как я сбежал от Индейца.

Моя Галочка очень такого не любит, но понимает, что таковы уж мужики, иначе у них не бывает. Обязательно мужик, с которым живёшь, должен иногда приволакивать в жилище других в жопу пьяных мужиков, которым некуда деться и негде проспаться. Которые, проспав до половины дня, начнут крутить на продолжение банкета. Ну, Сева, например, это всё-таки Сева, пусть уж перекантуется, если надо человеку. Олди так и на неделю можно заселить. Но вот Вову Орского – на хуй, на хуй. Да и Саныча, хоть он пытается быть музыкантом, тоже.

Саныч проспал до вечера, приезжали Андрей с Олей, Саныч не просыпался. Но когда проснулся, Галочка сразу его выгнала...

Впереди был очередной понедельник.

 

В среду я на «Уно» и на полнейшем трезвяке, чисто по Джа, посетил сперва бёсдник Индейца, а потом «Ягу» в «Оракуле». Индейца было жалко, за «Ягу» порадовался и пропёрся в полный рост.

В четверг бёсдник был у Галки. У Инки с Севой вообще бёсдник в один день. А у Фили на день позже Боба Марли. Причём существует версия, что Марли родился не в феврале, а в апреле – тогда у Маши на день позже.

В субботу у Лимонова, виртуально. И одновременно 20 дней Наташи. Вот как она умудрилась – ноль два, ноль два, два ноль, ноль три. А 20 дней – Лимоновский юбилей два два ноль два и т.д.

 

В следующий четверг – «Титаник» в «Точке». Индеец почему-то так и не явился.

В воскресенье я днём у Севы на студии на записи «Марии Хуаниты», а вечером мы в «Форпосте» на Умке. Парфёна в Днепре, рассказал мне Сева, он так и не встретил, и телефоны не отзывались, и вообще хуже гастролей у него никогда ещё не бывало.

И уже весна. Скоро 8 марта.

 

Сталкер рассказал нам недавно такую версию. Когда Боров бухал у нас с Малышом, он уже знал. Он уже побывал у Наташи. И поехал искать Малыша, а Малыш был у нас.

До дома они не дошли, чуть не подрались по дороге, Боров бросил Малыша в снегах и поехал к Сталкеру. Причём уже сказал ему, но Малыш не поверил.

У Сталкера, проснувшись, они накурились и долго хохотали, а когда попустило, Боров позвал их с Ленкой к Наташе. Открыв её дверь, он сказал: «Чуда не произошло», так и сказал. Оказывается, он даже ключи ей оставил – вдруг всё-таки проснётся? Но чуда не произошло, там такие уже синие ноги... в этом месте Сталкер начинает бороться с рыданиями.

 

Сталкер с Ленкой называли их – Звери. Типа боров и медведица. Я впервые увидел Наташу на сцене в центре Зверева. Охуевал, как в 17 лет, и даже больше. Даже убежал, как мальчик, не пытаясь пробиться сквозь навалившихся журналюг. А в «Перекрёстке» всё же решился, подойти к Борову, и он привёл меня в гримёрку, и Наташа очень даже оценивающе смерила меня взглядом – а это ещё что за хуйня такая? Ну, ты ж читала уже, там на обложке была фотография... А сколько лет фотографии-то? – спросила Наташа.

Каталась она только на моей копейке, на «Уно» уже только в урне.

Мне необычайно повезло (мне вообще везёт), что я успел увидеть её и трезвую, и даже пьяную – там не то что мы, там конкретное камлание.

Не думаю, что творчество Наташи было бы хуже, если бы она была трезвенницей, скорее наоборот, и не знаю, было бы творчества больше у Индейца, если бы он не пил, но возможно, что и так. Это были бы не Индеец и не Наташа. Не Боров, не Сталкер, не Фил... Живём мы тут. И до лигалайза – как до капитализма в 81-м. Причём т.н. комуняки стали сейчас персонажами «Кукол», зато всякие спецслужбы, тонтон-макуты... ГУЛАГ живёт своей жизнью, что с блеском и демонстрирует мировому сообществу Лимонов. Наташка была одной из ступеней его ракеты. И умудрилась при этом не стать на одну ступень с пидарасами, не вляпаться в их игры.

Может, выпьем?

Стакан, Лимон.

Индеепендент «Глас»,

16.04.03 18:28

«что б ему признаться, что дело только в Нём»

Я уже давно не покупал книжек.

Когда я был маленький, одним из моих любимых магазинов был «Букинист». Взрослые родственники и их друзья дарили мне иногда две-три серебристых монетки, мелочь по сравнению с полновесными рублями, которые я зарабатывал на пустых бутылках – для красоты я собирал так называемые «юбилейные» металлические монеты, обменивая на них мелочь и бумажки при каждом случае. Больше десяти у меня никогда не накапливалось, поскольку то и дело я безжалостно клал их в карман и оправлялся в «Букинист» или в «Химические реактивы».[2]

А вообще в ту прекрасную эпоху повсюду были бесплатные библиотеки, даже в дыре, где я отбывал химию. Но и даже там я прикупил у одного алкаша Шекли и Лема, поскольку были такие книжки, на которые в библиотеке была очередь, а были и такие, которые только по знакомству. А ещё были Тайные – например, еду я в метро году в 79-м и читаю «Доктора Живаго», а стоящий рядом интеллигентный мужчина шепчет мне на ухо: я бы на вашем месте всё же поостерёгся бы читать такие книжки в общественных местах. Да, ребята, так и было, я сразу понял его и затащился – ведь это кайф, который уже не испытаешь, когда всё можно. Что касается «Живаго», весь кайф от него только в этом и состоял. Я просто пытался въехать, за что же эта книжка является запретной, и так и не понял. Скучная книжка, тут я с Лимоновым полностью согласен.

Не согласен, забегая вперёд, насчёт Булгакова. Почему высокий стиль хорошо, а низкий плохо? Чем вам, Эдуард Веньяминыч, не нравится плутовской роман? Скучный вы в таком случае. А как же «авантюристами, блядями»? Вот то-то – сколько раз ни отжимайся и ни кидай палок – от растущего умища никуда не денешься, старый.

Про Достоевского даже и не упоминаю, поскольку было бы смешно. Да даже и не смешно.

Возвращаюсь. Романтика дефицита – у книг был тоже чёрный рынок. Если джинсы стоили зарплату (вы, Э.В., у нас до этого не дожили), то в те же годы я раз купил два альбома Магрита за стипуху каждый[3]. Причём совершенно непонятно, на хуй они были мне нужны – типа кто-то уезжает, всё распродаёт, бери пока не поздно. Узнал хоть, кто такой Магрит, Дали-то даже в «Огоньке» публиковали. А вообще покупал так – буду уезжать, продам так же легко или дороже, да хоть в наследство оставлю, такие вещи только дорожают. Возможность того, что советская власть кончится, никому никогда и в голову не приходила.

Когда покатила перестройка, я стал торговать на рынке электроникой и покупать всё, что стало издаваться. Перед моим отъездом из Питера Коровьев повыкидывал всё моё барахлишко в окошко (NB – кроме винила).

В Москве я стал торговать газетами в автомобильной пробке и покупать на книжной ярмарке в «Олимпийском» того же Лимонова в первую очередь, и Медведеву по ходу. Никем больше тогда я не интересовался по любви – поскольку Кастанеду, Баха, «Розу мира» я покупал однозначно по расчёту.

А после того, как власти наехали на торговлю в пробках, я перестал ездить в «Олимпийский» за картами Москвы (в пробке в 3-4 раза дороже), и книжки перестали попадаться мне на глаза. Стал читать только те, что дают.

А дают редко, поэтому я подсел на «МК» – почитал утром на унитазе и нормально. У Мамонова есть хорошая песня про «Союзпечать»: «я должен быть в курсе». И ничего тут нет такого, раз дрочить можно, читать по утрам газету тем более.

Малыш вот принёс альманах сетевых писателей. Гайдука я прочёл сразу и взахлёб, остальных что-то так и не распробовал, хотя честно старался. Пытался передать Инке, но она Гайдука на дух не выносит, в итоге всучил даже уж и не помню кому.

Инка принесла мне Стогоffа. Ну как... Похоже, конечно, на то, о чём я пишу, но не смешно нигде, а у меня – я, перечитывая, иногда просто ухохатываюсь. Питер нарисован очень достоверно, но общую мысль я что-то так и не уловил.

Боров просто всучил на прощанье толстую историческую книжку про историю бриттов – вот какие были викинги. Очевидно, он эту книжку читал в том же возрасте, когда я «Уленшпигеля», когда текст любой, а главное – то, что ты дорисовываешь в воображении. Именно в этом возрасте мы учимся самому главному, а потом всю жизнь только и кайфуем, когда возвращаемся к этому состоянию с большим или меньшим успехом.

Я уж постарался одолеть и этот монументальный труд, в институтах я научился прочитывать и ненадолго запоминать книжки на абсолютно любую тему.

Наташа дала Селина. Тут уж я призвал всё, чему учили в институтах – сама подруга Учителя мне что-то хочет преподнести. Ууф... вес взят. Не, ну я понимаю, конечно... круто всяк... только не прикалывают меня такие темы. Не спорю – не догоняю. Лимон вон в Булгакове только и заметил, что кальсоны и подсолнечное масло, они ему затмили всё остальное – ну и я тоже не готов и лень быть готовым ко всей этой чернухе, небось французы тоже вряд ли поймут по-настоящему «Маленькую Веру» (кино, не неважно).

А ведь бывало, когда дают книжку до утра. И куришь до утра на кухне в общаге. И это бесспорно сильнее любых наркотиков.

А теперь бывает – хоть бы и не надо срочно передавать книжку дальше, всё равно не оторваться. Если вы знаете, как это бывает – это один из самых верных способов вернуться всё туда же. Никакими отжиманиями от пола туда на самом деле ни за что не вернёшься.

Так вот – купил наконец книжку сам, от которой отъехал по полной программе. Сперва проглотить в достаточно протяжённо и неуклонно нарастающем экстазе, а потом ещё несколько дней (недель и по экспоненте) ласкаться то тут, то там, то так, то этак.

Я как раз решил завязать дринчать, чтоб восстановить здоровье, и на сэкономленные деньги решил купить что-нибудь почитать. Не говоря уж о том, что книжка стоит, как 20-30 «МК», так зато ты её не в мусоропровод выкинешь, а дашь ещё кому-нибудь.

Решился купить опять, конечно же, Лимонова – а за кого ещё в наше время не жалко отдавать такие деньги? Нет, на самом деле, я купил сперва последний «Забриски Rider» и даже «Фузз», потому что там как раз было о Медведевой, Лимонов в «Олимпийском» мне что-то не попался.

И тут заходим с Галочкой и Машей, чинные трезвейшие люди, в круглосуточный супермаркет, Галка ушла с тележкой, а я сторожу Машу и вижу, что мы стоим как раз напротив закуточка с книжками, начинаю листать буквы, как газету, и вижу вдруг – вот он! Лимонов!

Обращая на себя внимание читающего задумчивого продавца. 140 – однако...

А хуля? Мне ведь не нужно на следующий день после развоза воды на «Белорусскую» за пивом «Ржевским» по 9 рублей и молдавским вином по 60 полтора литра. (Для читателей Будущего, которых предсказывает Батяня Лимон, пиво сейчас 13, 20 и выше, сушняк 60 за 0,7 литра и выше, причём то, что с рук – несомненно более натуральный продукт, чем то, что в официальных бутылках, стоимость которых определяется понтами, но отнюдь не гарантирует качества.)

Заехал в наш супермаркет специально, чтоб купить. Беру в руки – оказывается, новая обложка, тот же сборник, который у меня уже есть, плюс одна десятая объёма новых рассказов. Ловко, но не могу такого себе позволить, я бы лучше Лимонову лично дал денег или помог иначе, но не через посредников.

И тут вижу – «Бойцовский клуб»! И всего за 100, не то что какой, оказывается, конъюнктурно дорогой Лимон.

И только через пару месяцев я купил таки Лимонова. Как раз по обратной причине – хотел купить вина на «Белорусской», а у тётки не было сдачи с пятисотки, я пошёл разменять, купив в палатке под мостом палочки-благовония (в 2-3 раза дешевле, чем в клубе, в котором я работаю), и в соседней с благовониями палатке увидел буквы – «История его слуги».

Окошко палатки как раз занимал какой-то ебанутый, въедливо доёбывавшийся, а заметив меня, ебущий мозги с новой силой. Я вспомнил всего своего Кастанеду, безупречно благодушно изучал все корешки, но корешок Лимонова был только один. Чего там только не было, за что я четверть века назад заплатил бы, как за Магрита. А в основном, конечно – «МК» и TV ящик в книжной ипостаси.

И я таки пересилил его своим невниманием к его гнусавым доебонам, он наконец отчалил, и я наконец спросил – вот у вас Лимонов, есть что-нибудь ещё?

И был вознаграждён. Ещё четыре книжки. Всё тот же сборник рассказов и – «Священные монстры», «В плену у мертвецов» и «Подросток Савенко», которого я уже читал, а денег на него не хватало, иначе на вино не хватит, но я купил его на следующий день (пока есть и известно где), после того, как очередной раз развёз всё так же воду.

Как человек, имеющий пятёрку по высшей математике, я мог бы сказать, что трилогия про Савенко – это экстремум. Really “illumination”, как он выражается. (Сколько раз ни вставал на колени я, просветляясь – всё нет просветления...).

Я даже пока и не перечитывал. Зато остальные две книжки – и на унитазе, и на роднике, и в очереди, и дома всё время, пока работает сознание, сознательно пригашаемое вином с «Белорусской».

Единственный смысл в жизни появляется – читать, как только есть возможность.

Хотя вообще-то запоем – жалко. Ведь это как стакан травы купил, то есть по цене – полкорабля каждая книжка (146, 166, 177, «Савенко» самая тонкая и самая дорогая, справедливо). Надо ж растянуть по возможности.

Едва добравшись до дома, я пролистал обе книжки, и в первую очередь, конечно же, прочитал главу «Мои Пенелопы». Название вообще-то показалось мне крайне неудачным. Папа Инки, моей первой жены, называл так её маму, исключительно с ироническим подтекстом. Это ведь извечная проблема всех мужиков – ебать хочется гетер, а жить удобнее с Пенелопой, вот и подъёбывают – ага, Пенелопа ты значит, не блядь, увы... Ни Елена, ни Наташа – уж никак не Пенелопы, и Лимон, употребляя такое наименование, определяется, как принято выражаться на жаргоне, усваиваемом им сейчас после английского и французского языков.

В этой главе дважды упоминается Боров – «мальчик наркоман». Это напомнило мне мою маму, был такой эпизод – Коровьев у меня в гостях в Симфике, с утра вышел покурить, а мама, проходя мимо, говорит ему: «А ты, мальчик, оказывается, наркоман», после чего Коровьев в панике обращается ко мне: «Как она догадалась?!», он-то ведь не знал, что моя мама убеждена, что просто табак – один из самых прилипчивых наркотиков. После этого случая «мальчик наркоман» стало в нашей компании нарицательным выражением.

С утра Галка ушла в больницу к Маше, прихватив «Монстров», а я углубился в «Мертвецов» теперь уже с самого начала.

И тут как раз звонит Боров:

-           Фил, ты как, работаешь сегодня?

-           Да вот нет сегодня работы...

-          А что делаешь?

-          Читаю. Вот как раз тут про тебя – мальчик наркоман.

-          А это кто так написал?

-          Лимонов.

-          Ну, это... в общем, это мы потом с тобой обсудим...

Дело у Борова оказалось такое – они со Сталкером хотят съездить на кладбище, на могилу Чумичкина. А на автобусе... к тому же – может, мне тоже это интересно?

Да, мне было интересно. Посмотреть для разнообразия на тусовку «Алисы». Воскресенье, пробок нет, доедем легко. Они сказали, что сейчас явятся, они были у мамы Борова, это недалеко от меня.

Подъехали они, когда солнце уже давно перевалило за полдень и жизнерадостно переполняло моё жилище. Я нисколько не обламывался – когда пишешь, местами напрягаясь на очередное вдохновение, такое затяжное ожидание может и отвлекать, но когда читаешь, всё пофиг. Я разделся догола и то мужественно ловил контрасты между солнышком и ветерком на балконе, то отогревался на кухне на лежанке под окном.

С ними были Ленка, с которой я с удовольствием поцеловался, и Варя, целоваться с которой я постеснялся – всё же второй раз всего видимся, к тому же Ленка моложе значительно. С Боровом и особенно со Сталкером мы всегда обнимаемся, с Боровом, как два пожилых викинга, а со Стакером, как две обезьяны – так что бедная Варя оказалась какой-то обделённой.

Ну так и меня ведь они не предупредили, что опять собираются заполнить до предела мою миниатюрную вообще-то скорлупку на колёсиках. Не, ну ладно, конечно, ладно, чё уж, Варя к тому же хоть маленькая и сухонькая, хоть не викинг очередной. А уважаю её я, с другой стороны, очень даже и очень.

На противоположную сторону МКАД просто долетели через центр и по Варшавке. Там выяснилось, что нужно ещё поискать и поспрашивать. В итоге нашли. Солнце уже клонилось к закату.

Не только на могиле, но и вообще на кладбище уже никого не было.

Довольно скучны новые кладбища, причём без надежды на перспективу. В юности я очень любил побродить с герлой между могил Донского монастыря или прилегающего к нему колумбария. А в детстве в аналогичные весенние воскресенья я просто обожал собирать с могил конфетки, при этом я был избалованным ребёнком, и дома с презрением отверг бы такие дешёвые конфеты, но добытые при таких романтичных обстоятельствах обретали особую ценность. Донской монастырь – это круто, но и любое старое деревенское кладбище – как всё же мило!

И тут – сухая геометрия нежелаемого будущего. Как на карикатурах советских журналов про американских солдат, погибших во Вьетнаме.

Сталкер с Боровом, как ни странно, мигом сориентировались.

Вокруг низко огороженного квадратика с двумя монументами было натоптано, стоял наполненный пластиковый стаканчик, лежали несколько сигарет, пара конфет, пара печенюшек. Одно надгробие посвящалось непосредственно Чуме, другое – его отцу и брату.

Ребята стали пить водку, а мне наливать томатный сок. Они и до этого уже успели изрядно прибраться, так что все их воспоминания о Чуме были слишком невразумительны, чтоб их пересказывать. Ну, шагнул в окошко после какого-нибудь психотропа, придуманного 40 лет назад ЦРУ или КГБ, про который пушар говорил ему, конечно, что это кислота, типа та самая, а на самом деле каких только кислот не бывает. Обычное дело.

Прямо позади его могилы была могила с фамилией «Анашкин».

Ещё дома по их специальной просьбе я заколотил и упаковал косяк в пластиковый футляр от термометра, который положил в их пакет с водкой и закусками. Я предложил употребить его, но они сказали, что давай оставим до следующей могилы. Оказалось, что они, раз уж здесь оказались, хотят зайти к какому-то Поэту, их корифану с такой кликухой, иначе они его не называли, а что было написано на могиле, я забыл.

То есть даже и не приглядывался. Поэт лежал на соседнем кладбище, более новом и, соответственно, ещё более унылом. Боров уговаривал всех идти туда через лес – когда ещё в весеннем лесу побываете? – но я сослался на свою больную ногу: это ж, получается, еще обратно идти к машине? порешили, что они идут, а я туда еду, хитрый Сталкер вписался ко мне, якобы показывать дорогу.

Когда мы окружили могилу, - я вымазал свой «Камелот» неутоптанной ещё на новом кладбище, вспухшей от весны землёй, - выяснилось, что футляр термометра потерялся.

Я сделал вид, что молча пошёл его искать, а на самом деле пошёл, конечно, в машину читать Лимонова. Уже заметно, по весеннему резко похолодало, солнце почти село, а в лесу ещё лежал снег.

Первым появился Сталкер. Чтоб мешать мне читать? – ни фига, я продолжал. Потом появились и остальные, Сталкер вышел к ним, они стали решать, а я всё читал.

Ленка сказала, что точно помнит, где прыгала от восторга, наверно, там и вывалилось. В общем, кто шёл, пошли обратно, а мы со Сталкером поехали. И опять их ждали, и я разрывался между Сталкером и книгой.

Они ничего не нашли. Тогда пошёл искать Сталкер и таки нашёл – а я уж совсем простился со своим таким практичным футлярчиком, косяк уж хуй с ним. Курнули на холодке, я полез обратно читать, а они ещё с полчаса или больше прикалывались к финальному закату, их-то вставляло, ужравшихся. А я курил, когда курить уже не хочется и не можешь, в холодной машине.

На обратной дороге они решили, раз уж почти мимо проезжаем, заехать к Матильде, выпить и с ней. Я без слов довёз их, свернув с Варшавки в сторону Коломенской, но когда они выгрузились и удивились, почему я не иду с ними, я объяснил, что мне пора, а им тут до метро 15 минут пешком. Это действительно так, но они почему-то страшно забеспокоились и стали уверять, что буквально на 5 минут... ну ладно уж, ладно, давайте – а ты? – а я буду читать – может, подымешься? – ну читать, ну разве не ясно? – а ты не уедешь?

Ну, конечно, не 5 минут, сами понимаете. За это время солнце как раз село окончательно, хорошо хоть я остановился под фонарём, более ярким, чем моё тусклое освещение салона.

На Садовом возле Курской мы ещё и в пробку попали – это в воскресенье-то! но факт. Сталкер на пассажирском сидении вертелся туда-сюда и постоянно крутил настройки радио, я бесстрастно втыкал передачи в свободные от него места, но в итоге в пробке воткнул таки третью вместо первой и заглох... ну в смысле как – вжик стартером и поехал дальше, но всё-таки, так что Сталкер даже извинился, такое смирение досады я выразил.

Вообще-то, ещё когда мы были у меня, Боров предложил мне щедрую замануху – я могу переписать с компа всё, что Наташа успела туда впечатать. Я даже положил в карман две дискеты. Но когда мы оказались возле дома Наташи, я даже не пожелал вылезать из машины. Я заглушил движок, пока они вытряхивались, но как только пассажирская дверь закрылась, сразу завёл снова, и безо всяких обниманий-целований стал трогаться с места, они даже в дверь мою вцеплялись, пытались меня урезонить, но куда там – я оторвал от них машину, как коня от впивающихся вурдалаков в рассказе А.К.Толстого.

Пока вода наливается из родника в три 20-литровых бутылки, можно читать. Но потом надо изображать бурлаков или «Тройку» (в детстве в «Огоньке» я ознакомился с передвижниками, отыскивая обнажённую натуру), тащить тележку по грязи и оледеневшему снежному покрову (храм над родником так и называется – Покрова Божьей Матери... кто ж её покрывал-то? пресловутый Дух Святой? прости, конечно, Господи, но они ж сами именно такое слово беззастенчиво используют), а потом ещё и в горку – уже не почитаешь, и начинает думаться.

И вот, тащу я в горку тележку, а в голове так и крутится – ведь в натуре! тыщу раз прав! как они меня уже достали, эти тащунчики... Только одно на уме – как бы где раскумариться по возможности на халяву, и даже в голову не приходит, что кое-кто, чтоб угостить их, гениальных, тележки таскает, между тем, если б не Наташка, хуй бы я на них крутился, а если б не Лимонов, так и Наташка тоже... нет, ну её он хотя бы научил делать хоть что-то, но эти, музыканты хуевы – из запоя в запой. По пьяни – грандиозные планы, а потом – неизбывный бодун, когда нет сил ни на что иное, кроме поисков... да вообще ни на что нет сил!

По сравнению с такой блистательно отработанной судьбой! Тоже, кстати, пёрся в своё время в полный рост, не то что правильный Солженицын – но ведь и дело всегда разумел. И исполнил – не то что только что упомянутый нахлобучил. И не отделался вяканьем – а конкретно в итоге взошёл на крест.

Они тут все – не только мои знакомые, но вообще все – твердят: писал-то нормально, но на хуя было лезть в это по определению в гавнище, в политику в смысле? Слабаки! Гавнище – это Ироды и бедолаги Пилаты, а ложке правды в их беспредельной бочке до сих пор все мы молимся. Лимонов (неверующий, кстати) поступил по завету, которым все как бы якобы живы, а на самом деле – ни хуя, ну просто ни хуя... «маленькие серенькие люди, жалконькие трусы и рабы», как говорила мне моя мама, когда меня критиковала.

Так я думал, таская тележку.

Уж я-то знаю, где он сейчас. Но я, тоже маленький, был там за придуманный способ обмана, за то, что просто растёт само по себе, и личное дело каждого, если бы не ироды, как это употреблять. А он попал в параллельно нашему миру созданный иродами ад за то, что покусился на основы порядка, который, действительно, не может человек придумать, а только сатана, которому все с тех пор и служат, кто прямо, кто так или иначе косвенно, иначе не заработаешь. Пелевина вон тоже или замалчивают, или ругают с тех пор, как он открыл их военную тайну.

Да я б и сам направил бы (если б научили) самолёт на Пентагон или Кремль, иначе для чего вообще жить – чтоб вот так таскать тележку? (Это я просто думал, не сажайте, как Лимона, за всего лишь литературу, лучше дайте денег, как «жадным» битлам).

Даже жалко, что его так унизили – всего 4 года (тогда я ещё не мог знать, но почему-то предполагал именно такую цифру, я ж уже не такой маленький). Шоу, чтоб на века, он так и не смог добиться. Степаном Разиным и то пиво называется.

А вообще о чём я - какой ещё сатана? какой ещё храм, в котором торгуют? Даже с пасхой и то наебали – она была в среду, а тем же словом назвали воскресенье – и все правители публично отдают должное, якобы Воскресению, а на самом деле – дню, в который предали.[4]

Если вы полагаете, что я кощунствую – вот потаскайте сами тележку, когда нет другого способа прожить. Нет, я нисколько не сомневаюсь в том, что именно Джа, и никто иной, таким способом дал мне возможность врубиться в эти расклады, слава Ему, что я не вознесенский, которого прочитал сегодня в «МК». А вообще я почему-то, когда думаю о Нём, всегда плачу, а когда о Джа – нет.

Даже уж и не знаю, какие мысли пришли бы мне в голову, если бы я, как Лимон, отжимался каждый день 350 раз от пола. Его можно понять, когда он разделывает под орех всех этих титанов.

Мой вклад в «Священных» монстров Лимона.

На днях Галанин собрал сэйшен с участием всех, с кем пел. Чиж не смог, потому что гастроли, Михей просто умер, а Кинчев – постится.

«Мы вместе»... который, в смысле.

Отдай свой джип приюту для инвалидов с детства, ну и всё остальное, да пойди работать дворником – вот это я понимаю. А когда все постные продукты из соответствующего уровню жизни магазина...

Бедный Костя – это всё придумали за тебя. Попал ты, братка... постись не постись.

Ну разве нет?

Вечером я делился своими мыслями с Галкой. Она, как всегда, подняла меня на смех.

«Монстров» она с возмущением вернула в первый же вечер и даже отказалась интересоваться «Мертвецами», хотя поддалась всё же на мои уверения, что «Савенко» – совсем другое, взяла почитать, и даже дочитала. Галочка ведь вообще-то ничего никогда не читает, как ни упрашивай, приходится даже читать ей вслух то, что я хотел бы, чтоб она услышала. То есть иногда она читает, но что попало, например, «Каббалу» или «Новую жизнь древних легенд Чукотки» (все подумают, что я шучу, а это чистая правда), обычно 3-4 книжки параллельно и не больше трёх страниц раз в 3 дня. Но вот Наташу про Лимонова почему-то проглотила легко, хотя сам я в своё время изрядно помучался. Как и стихи её – не отрываясь. «Савенко» тоже прочитала, и одобрила, но это уже потом.

А тогда она обиделась за Мерилин. Она её любит. А «В джазе только девушки»[5] цитирует, как «Белое солнце пустыни» или «Прирождённых убийц».

Я пытался объяснить ей, что «девка» – ничего тут нет такого, это вообще комплимент в устах Лимонова. Ведь именно к девкам он всегда и тянулся, как и я, как, думаю, и все, только не все осознанно. А кто она ещё, по-твоему? не Пенелопа – это ж здорово.

Понятно, что тянется, возражала Галка, но не уважает. Он вообще кого-нибудь уважает? Ну, Че Гевару ясно, пиф-паф о-ё-ёй, к мужичью у него слабость, но уважает ли он хоть какую-нибудь женщину? Хоть когда-нибудь приходило ему в голову, что женщина – это не только обожаемые им пёстрые сексуальные тряпочки и меха, не только сиськи-письки?

Да и мужиков никого он не любит, а только отражения себя, каким он себя хотел бы вообразить. Загар вечности, видишь ли, на него падает! он даже уже бронзовым наполовину стал!

Меня на самом деле как раз таки очень тронули именно эти упоминаемые Галкой строки. Я просто чуть не плакал, и Галке насчёт загара вечности зачитывал со сдерживаемым рыданием. При чём тут сам Лимон?! Главное – он нарисовал такую судьбу, совершенно неважно, соответствующую суетной реальности или придуманную.

Ну и какую судьбу? говорит Галка. Сам же и обозначил – судьба монстра. И если бы только рисовал. А то ведь реально уже мальчишек, наслушавшихся его, убивают, а он и рад – в зарницу не наигрался.

К Галочке я прислушиваюсь, она часто восхищает меня своими замечаниями, например: “Prodigy” – звучит, как «пролежни». Или слушаем трибьют Егора, и она говорит: лучше бы спели не «всё, как у людей», а «всё, как у блядей». Или я говорю в связи с чем-то «инь-янь», а Галка отзывается «ай-уй», это кавказское выражение Мишельки, типа «то да сё». Или про Олю Алтуфьеву – «ЦеДэХанская царица». Про меня – «Хиппи длинный чулок».

Я впечатлительный и поддающийся внушению, и Лимон давно уже очаровывает меня с полпинка. Но как не согласиться с Галкой, если то, что она говорит – справедливо?

Может, Боров и мальчик, стареющий юноша в поисках кайфа, но разве сам Лимон не хорохорится вечно своей моложавостью? И да, был когда-то подсажен, но ведь спрыгнул – ну так и Лимон перепробовал всё, что попадалось, разница только в том, что ему не надо спрыгивать, потому что его ничто не вставляет, кроме алкоголя, бычьего кайфа. Олдос Хаксли пишет «Двери восприятия», Кен Кизи «Кукушку», а этот – закинулся мескалином и за винтовку хватается, нам татарам всё равно.

Вспомни, говорит Галочка – хоть раз ты слышал от Борова что-нибудь плохое о Лимонове? Сталкер – ему можно, он посторонний в их треугольнике и просто возмущается отношением Лимона к Наташке, но Боров – не только с уважением всегда отзывается, но чуть ли не с любовью, во всяком случае с сочувствием.

Потому что Боров – интеллигент, и этого не достигнешь никакими отжиманиями, таким можно только родиться.

Напиши, напиши о своём любимом Лимоне, прибавь ему загара, а то он ещё бронзовый только наполовину.

И вот я пишу. Как он о других, так и я о нём. Загорай, братка.

Галка обиделась за Мерилин, а я не согласен с Лимоном насчёт битлов. Целиком и полностью согласен с его оценкой Оно, у меня у самого были когда-то строчки «Йоко чёрная дыра, красная вагИна», но в остальном... Не рюхает Лимон музыку напрочь! Ему ещё его папа об этом говорил. Потому что музыка – то же, что и наркотики, что и любовь.

Про Леннона он пишет в «Монстрах», а в «Мертвецах» излагает свои музыкальные пристрастия – мол, на самом деле кое-что и мне нравится, не совсем отморозок.

«Мумий тролль»! Не... ну... да мне самому нравится песня, которую он упоминает. Когда Троицкий в своём «Обломове» представил публике Лагутенко, я был в восторге, на тот-то момент, да ещё в такой рафинированной компании (ещё в той же передаче был «Оберманекен»).

«Би 2»! Ну... когда Парфён в Днепре впервые поставил мне их диск, я очень запал на «Варвару», но остальные треки – уж больно неотличимо от «Агаты Кристи» в худшем, попсовом, смысле слова. А уж когда увидел их вживую в «Ю ту» – я тусовался там с «Титаником» на их саундчеке перед вечерним выступлением, и они дожидались, пока «Би 2» закончат репетицию – как они потом грузились в свою нехилую машинку... мальчики мажоры, как спел Шевчук, ошибочно, поскольку на самом деле мажорами в Питере называли добровольных гидов для иностранцев, а эти – комсомольские и профсоюзные деятели, расхаживающие летом по Гурзуфу в белоснежных носочках и брезгливо презирающие всяких там хиппи.

Ну а «Брат» - это, конечно, фишка, которая не бьётся. Повезло им.

«Гогарин, я вас любила, о» – я тоже прусь с этой песенки, тем более что это мои зёмы. Но Макс из «Хрено де педалес» рассказывал мне, в каких они жерновах, его басист тоже пытался там подзаработать...

Лимон, что ж ты? Даже в голову не пришло нигде упомянуть Егора, с которым на одной сцене имел честь находиться. А те, кого ты упоминаешь – ну и чем они отличаются от «жадных ливерпульских парней»? В смысле жадности? В остальных-то смыслах – и так понятно...

Когда я только познакомился с Наташей, первое, что само сразу пришло мне в голову – Baby, you’re out of time. Так ей и сказал, она пыталась спорить – да я ещё успела до свала за кордон с питерскими фарцовщиками потусоваться, и вообще была питерская и центровая, а вот где ты, Фил, был тогда? Ну... хуля спорить – тогда-то я, конечно... зато потом целая жизнь, у тебя-то галопом по Европам, а у меня – то, что тебе теперь никак не наверстать. Ты вот, Эд, очень любишь ругать диссидентов, и я вполне разделяю твоё к ним отношение – но ты даже и не заметил, как и сам стал одним из этой компании. Поскольку, отрицая их, ты на самом деле мечтал тоже влиться в этот сонм звёздных имён – поздравляю, получилось, во всяких там «МК» так уже и пишут, через запятую.

Судьба бесспорно феерическая, но не уверен, завидная ли? Я бы вот предпочёл быть через запятую с теми, о ком ты просто биографически не можешь иметь ни малейшего понятия, хоть бы даже и стоял с Егором на одной сцене.

Ты давно уже такой же, как и твои оппоненты – взрослый, как ни отжимайся. Выпей лучше водки, если другие наркотики не помогают.

Даже не знаю, нужно ли объяснять, какую роль сыграли “Beatles” не в музыкальном даже, а в твоём любимом социально-политическом плане. Скучно, и всем, кому надо, и так ясно.

Когда тупая и безмозглая, и всегда таковою бывшая, толпа стала скандировать не Гитрелу, не “Crucify!” и даже не на футбольных матчах – а под музыку.

Ты-то вон не любишь битлов, а любишь (якобы) панков – а ушёл с панковского сэйшена от отвращения к этой толпе. А зря – может, что и понял бы? Страшно далёк ты от народа, во всяком случае, к этому стремишься, хотя на словах якобы – да я тоже воровал! и в изнасилованиях принимал участие, и Саня Красный за меня мазу кидает.

Я уже читаю «Савенко», и вот, например, что мне там не понравилось. Я в диком восторге от достоверности и скрупулезности деталей одежды, быта, интересов, досуга – но прямая речь не удалась. Эдик, ну ты ж мастер – как же вы это, Эдуард Вениаминович? Не то что не употреблял тогда – просто не слышал никто даже никогда таких слов, как «сперма», «оргазм», «минет» (а что такое «мидл-класс», и сейчас не всякий знает).

А сейчас они знают эти слова и не только. И от армии уклоняются, и ни Гитрел (ваш любимый[6]), ни Наполеон уже не проканают. И скоро вообще уже хуй кого заставишь воевать, во всяком случае, мировой пожар, раздуванию которого вы поклоняетесь, имеет всё меньше шансов захватить умы. И во всём этом заслуга и Джона (и Пола, и Джима, и Боба, и т.д., в том числе – Макара, Бори, Егора...). Love – no war, слышал про такое?

А ты – такой, оказывается, всё ещё ревнивый. И это характерно – любовь так и не пришла, зато ревность так и осталась. Козье племя.

Я сказал Борову про «мальчика наркомана», но не стал говорить остального – я ж не интриган какой-нибудь. Между тем, за остальное, братэла, отвечают – ты уже должен знать понятия, а если верить «Савенко», так с детства должен был знать. «Говорят, он у неё ворует» - понял, о чём я? Ответишь за слова?

Шучу, шучу. Меня, в отличие от тебя, никогда не привлекал блатной мир (любопытно, что и они, и хиппи называют свой мир системой, при всей полярности). Кстати о «Савенко» – сбылась твоя мечта, власть взяли бандиты, ну как тебе? Свиные расползающиеся туши сменил качок, он же русский Джеймс Бонд, он же... ну ладно, я ведь не о Бабилоне, а о тебе лично.

Сам, значит, члены моего кружка и кружки моего члена, даже в книжках хвастаешься, а о Наташе – почему она не Пенелопа? Долго, рекордно долго терпела она твоё солдафонство, даже не «пиф-паф», а просто «ать-два», упал отжался. Наконец вошла в тусовки, которых в своё время добровольно лишилась – а я тебе точно говорю, что описанные тобою «селебрити» (пользуюсь твоим словом) Дали, Лодыжников и т.д., не буду обижать зря хороших вообще-то, если б не среда и система, людей – это одно, а Егор, Янка, Олди – это совсем, совсем другое.

А ты обижаешься, как подросток, и тиражируешь такую хуйню о Борове – ну некрасиво, ну неужели сам не видишь, умный ведь мужик, умней меня всяко.

Ну это ладно, ну тёмный, дремучий, ну что поделать. Но вот – опять же о «Савенко» – за что вполне можно и головой в парашу или «дальняк», как ты научился выражаться (но только не «дольник», чё-то я такого не слышал, может, отстал? ну и ладно, доучиваться не желаю).

Эпизод с разбушевавшимися солдатами. Красиво описано, но – как тебе не стыдно писать, что они перекурили дури? Ведь сам уже и в Нью-Йорке курил (хотя и ясно, что мимо кассы, не по этим делам), и даже в Париж с собой притащил, типа чтоб ебаться – ах, как же это, увы, характерно. Должен знать, как она действует – наоборот любого буяна успокоит.

Да нет – я допускаю, что могло быть и так. Тимоти Лири очень ошибался, полагая, судя по себе, что и любой из этой самой толпы, приняв ЛСД, сразу въедет в трансцендентность – это даже не стая обезьян, это дело гораздо более тонкое. И может, так и было – курнули, а подумали, что накатили водяры. Самое большее через час их должно было попустить, но опять же допускаю, что крышаки их от непривычных ощущений сдвинулись настолько, что обратной дороги уже не было. Они в таком состоянии наконец делают то, о чём давно мечтали, а повод для такого состояния любой, хоть черви в баланде («Потёмкин» в трактовке Эйзенштейна).

Но это по жизни, а «Савенко» – это литература, не правда ли, Эд? Воздействие на умы, “Beatles”, «Майн кампф». И какой вывод из твоей писанины? Все герои систематически бухают – и всё ништяк, а солдатики курнули – и это уже пиздец, надо их гасить. Так ведь получается.

Да у тебя прямо так и написано – когда их стало попускать, они стали осознавать, что же натворили.

Это предательство, Эд, конкретно и безоговорочно. И одно дело предать свою компактную шайку, а другое – всех планокуров в мире, бывших и будущих. И у тебя было достаточно времени исправить текст, подписанный твоим именем.

Может, хоть я этой своей заметкой кину за тебя мазу – не ведал, что творил?

Я жду – что ты ещё напишешь? И вожделею – когда же попадутся ещё не прочитанные мною несколько произведений из 33-х заявленных?

Мы вместе, и это в случае меня не просто слова, Сталкер с Боровом могут подтвердить тебе, каков я – стоит лишь свиснуть. Тому, что от меня ещё осталось.

а мы с тобой ещё отвяжемся

а по России нашей матушке

а если вместе не окажемся

косяком уж всяк поделимся.

Без обиды, брат.

P.S. Уже 5 мая. Сидим позавчера бухаем – звонит Инка. Ты не видел случайно по ящику эту самую Настю? Нет, а что? Ну дебилятка[7] ну полнейшая! Да ладно тебе, Инка, ты обо всех молодых девчонках так говоришь, лучше себя вспомни. О ком это обо всех? Только о последней жене Свиндлера, а о ком ещё?

Я сам пока не видел, но Инке не могу не поверить. Мы тут с Галкой хохотали – Лимону нужна прописка, чтоб выпустили под подписку о невыезде, зовёт он эту самую Настю, а она ему говорит, что брак – это отстой. А во всём остальном – жду новых партийных заданий, для партии на всё готова, отсосать – это всегда пожалуйста[8].

Наташу-то не сдюжил – ну и чем теперь хвастается?

Да и про Гитрела – тоже мне, фашиком решил заделаться. Лимон! ты ахуел там что ли? Все эти танки, подводные лодки, самолёты – хуля тут хорошего? не говоря уж о крематориях. Охуевшая ты рожа, вот что я тебе скажу, и пошёл ты в жопу вместе со всеми своими бритоголовыми (даже не в пизду). А сейчас они ещё и типа выясняют – так он это или не он умер, и если он, то когда. Переваливают с больной головы на относительно здоровую - имён колдунов, которые реально мутили, мы не узнаем никогда, а изображают – валите всё на бедного Гитрела. Он, бедняга, тоже попал, художник хуев – и не туда ли, как я погляжу, и ты метишь?

Ты бесплатно пишешь? Ни хуя ведь, парень ливерпульский. А я вот всё тележки таскаю, тарахчу тихо-тихо, и пишу про Олю, про Олди, про наших, про тебя вот тоже.

По синьке и шапка.

(“Who the cap fit let them wear it”)

Индеепендент «Глас»

Апрель – 2000

 

Что ни говори, синька всё же чревата. Хорошенько засинячишь – непременно засвинячишь. Олди любое бухло называет чернильце.

Оглядываясь на немалый жизненный опыт, не могу припомнить ни одной negative vibration в связи с ganja. А как в Азии завис? Ни фига. Если бы не жрали водяру в вокзальном ресторане, ничего бы не случилось: для начала у нашего случайного подельника не возникли бы проблемы с открыванием камеры хранения, а возникли бы – он бы не додумался пойти звать мента эту камеру открыть; такой кретин, что пошёл бы? тогда, во всяком случае, уж мы бы не были столь беспечны, сообразили бы, что он может нас сдать.

Гипотетически – надо знать меру, но кто ж её знает? Пример – последний визит Парфёна. Как я ни тренируюсь, за ним мне не угнаться. Дело ведь не в количестве выпитого, а в скорости употребления. Он ведь принципиально не курит ганджа (не по этим делам), вот и приходится с ним бухать.

 

Появился он точно по плану. В день рождения Майка я встал пораньше, добродушно дождался, пока Галочка с Машей соберутся, отвёз их на электричку, купил бутылочку пивка и завалился снова спать. Проснулся, пока готовится хавчик, мою полы, и тут звонок. Парфён! Но я сделал вид, что это в порядке вещей – а, это ты, заходи, я вот сейчас полы домою. Потому что и на самом деле знал, что он появится – он ведь собирался приехать на Умкин бёсдник, а тут ещё и сэйшен в честь Майка, а у него там в Днепре есть хлопчик с Интернетом, который знает расписание всех сэйшенов.

Поглощая второй завтрак, я давил косяка на Парфёновское пиво и совещался с ним: а может, всё же на метро поехать, а не на машине? Хоть раз в жизни нажраться на сэйшене, как в былые времена. Парфён не возражал, но я-то знаю, как любит он прокатиться по Москве, и поэтому решил: туда доедем на машине, а там будет видно.

 

Сэйшен был в к/т «Улан-Батор» на «Академической». Чтобы Парфёну было о чём вспомнить, я выбрался на тротуар, разгоняя тусовщиков, подъехал к самому входу и стал здороваться с Антоном – его всегда можно узнать издалека по отдельному пучку волос поверх завидно густой шевелюры, а вблизи по бакенбардам – и прочими именитыми, но не настолько броскими хипаками.

Парфён беспокоился насчёт вписки. Я продемонстрировал ему, что уже не звоню загодя, виляя хвостиком, чтобы потом протиснуться мимо очереди и с небрежно гордым видом попросить посмотреть в списке Фила.

-          Ща всё будет, - сказал я Парфёну, - вон, например, Юля стоит.

-          Наташа, по-моему, - поправил меня Парфён.

-          Как? – изумился я. - Помнишь, у Ксюши-то…

-          Ну да, Юля потом ушла, а это Наташа.

-          Да? – почесал я репу. – То-то я спрашивал в «Форпосте» Юлю, а мне говорят: у нас такой нет…

С Юлей, то есть Наташей, мы, конечно, восторженно поприветствовались, но зачем просить её и даже вынырнувшего как всегда, как чёрт из табакерки, Пенькина, если где-нибудь сейчас непременно появится кто-нибудь из «Титаника», и всё пойдёт по плану.

Не успели мы выкурить по полсигаретки у разверстого заднего входа, как из него явились Сева с Борей.

-          Фил! Ништяк! Есть чё-нибудь?

-          Сева, вот знаешь, самая последняя бошечка, приберегал специально… - хотя все так говорят, в данном случае это было правдой.

Пришлось перегонять Кобылу к заднему входу, снова раздвигая, на этот раз багажником, густеющую толпу.

Боря уже сходил за Мышей, Парфён как не пыхающий отправился потусоваться самостоятельно.

Когда мы уже вылезли из машины и переминались кружком, осознавая метаморфозы, подошла Лёля.

-          Фил, ты как всегда – бодрый и загорелый уже.

Я, конечно, не стал говорить, что зато она сегодня почему-то бледная, с бесцветными губами, нет, я разулыбался, как только мог, и стал извергать какую-то куртуазную ахинею, она отвечала покалывающе-критически, но тут мне на помощь пришёл Сева и скрестил с ней клинки. А меня позвал Парфён – он встретил двух знакомых герлов и хотел представить нас друг другу.

Где только Парфён, как на подбор, таких герлов выискивает? Надеюсь, мне достаточно достоверно удалось сделать вид, что я очень рад.

Вернувшись к Оле, я долго взывал к ней – Оля, посмотри, вон Парфён, ну Оля же, - даже подёргал её за рукав, но она была целиком захвачена поединком с Севой, как единоборством с виртуальным монстром. Я подождал было, но представил, как это может выглядеть со стороны – вот с какими знатными звездами стою и не прогоняют – и вернулся к Парфёну с герлами: я была с моим народом.

Герлы, оказалось, должны были ехать с Парфёном в одном поезде, однако Парфёна сняли с поезда, разоблачив липовый студенческий, и он поехал следующим. Ехали они вместе специально на сэйшен и, гуляя сегодня по Арбату, уже, с облегчением услышал я, купили на него билеты. Ну и правильно, говорю, музыкантам тоже надо пиво себе покупать и молоко детишкам. А про себя прикидываю: это, значит, в такой компании Парфён собирался ко мне заявиться, блеснуть чешуёй. Намерение заслуживает всяческого поощрения, но вкус… Не то чтобы плохо, а просто никак, не за что зацепиться. Ещё девочки, а уже тётушки. По инерции я даже напрягся, пытаясь приглядеться, но выяснив, что после сэйшена они твёрдо намерены ехать к родственникам, окончательно успокоился.

В общем, я согласился с Парфёном, что одну-то пивка выпить можно, к концу сэйшена всяко выветрится. Прихлёбывая, мы с Севой степенно рассуждали о возможной записи им Мильёна, Парфён взывал ко мне – сэйшен уже начинается – но его уже вписывал Вовка Блюзмен, моя помощь была не нужна, а где встретимся? ну, сэйшен ещё долгий…

Когда я вошёл в зал, на сцене был парнишка с гитарой и второй гитарист ему аккомпанировал. Все, кроме меня, его знали, позже Боря объяснил мне: потому что часто играет на Арбате. «Как-то и я с ним играл, что-то мы записывали, а сейчас в упор не узнаёт».

Я потусовался под сценой, принял за Вову Орского другого Вову, такого же волосато-бородатого, но для отличия в джинсах-суперклёш с цветочными аппликациями. Потом поднялся повыше и нашёл свободное кресло.

Объявили «Зимовье зверей» – то-то Парфён порадуется. Главный Зимовщик оказался похож на пухлого еврейского мальчика, образцово играющего на скрипке, никак по его виду нельзя было предположить, что это он сочиняет такие пронзительные тексты, но когда он запел – «Города, которых не стало»! – у меня сразу выступили слёзы. Впрочем, остальные песни были новые, а с первого раза всегда плохо доходит. Слова вроде по-прежнему навороченные, а к музыке надо ещё привыкнуть… Расчувствовавшись от «Городов», я пошёл снова за пивом.

Знамение – мне досталась последняя бутылка «Лидского», с витрины. Это пиво белорусское и поэтому дешёвое, при этом вкуснее любого московского, и даже клинского и тверского, и тем более балтийского. Я прогнозировал продавщице, что к концу вечера у неё вообще никакого пива не останется – а что такое, удивилась она, - да вон ребята день рожденья празднуют.

Ребят собралось тыщи три уж точно, может больше.

Дальше мы с Севой и Борей курсировали от заднего входа к палатке и обратно. Нехорошая атмосфера в гримёрке, сказал мне Боря, никакого братства, все крутые, а ты тут кто такой.

По ходу встретилась Искорка: привет, Фил, тебя Би всё разыскивала. Н-да? что-то не похоже. Знаешь, последнее время так напряжно стало вписываться у Ибси, Элен что-то недовольна… Ну давай я тебя впишу. Ой, правда?! я даже торжественно обещаю не приставать. Ну, это мы там разберёмся. Только ты не потеряйся, я тут ещё потусуюсь, ладно?

Подсуетилась ещё какая-то герла, приметив, какой я счастливый. Стала рассказывать, как занайтует сейчас с двумя детьми в спальнике прямо на газоне. Они приехали на сэйшен из Орла и ко всему привычные, вот только дождик, жалко, накрапывает. Оценив её стрижку под мальчика, я прикинул, что жилплощадь у меня всё же крайне ограниченная, но мигом нашёлся: а хочешь посторожить мою машину? Я вон с Галинкой и Машей сколько раз в ней спал – милое дело. Она не могла поверить свалившемуся счастью.

И наконец – Умка! Я протиснулся в зал, меня потолкали броуновские тусовщики, я вдруг заметил пустое кресло в первом ряду и примостился на спинке. На соседней спинке оказалась сидящей орловская мамаша, она решила, что я специально подсел к ней, обхватила меня и стала упоённо целовать. Заметив, что я уже вырываюсь, она чуть отстранилась и спросила: «Ну как?» – «Молодец, неплохо, - пробормотал я, задним числом осознавая, как сильно заглатывала она мой язык и как глубоко проникала своим извивающимся в мой рот. – Нет, правда, здорово, очень, только давай пока музон послушаем?». И выдержав для приличия паузу, встал, чтоб снова одному остаться.

Раньше только Мыша с Борей помогали Умке, на этот раз и Сева снизошёл. И это было божественно. Я не вслушивался в слова, не замечал, какая сейчас песня, а просто плыл в гипнотическом пульсе Севы с Борей, пронизанном припинкфлойденными гитарами, я растекался по вселенной, плача и смеясь от счастья и жалости. Последняя песня была настоящим Вудстоком – «Я бы рада бы в рай» минут на 20, со всеми делами, а когда Умка позвала на сцену Олю, и та появилась, по-кошачьи извиваясь от каждой выдавленной запредельной ноты – это была кульминация.

После такого Лёля соло уже не покатила – она почему-то решила выступать без ансамбля. Для начала, конечно, спела Майка, а дальше не знаю, потому что пошёл за пивом. Из экономии (побольше градуса за почти те же деньги) я сперва покупал «Балтику N°9», а когда и она кончилась – «N°6». Какой это было ошибкой, я почувствовал только на следующий день.

Дальнейшее помнится урывками. Стоим с Севой в очереди, как раз когда подошла наша, лезет какой-то щегол: ой, простите, так спешу. «На сцену опаздываешь?» – саркастически спрашивает Сева, но поддаваясь моему благодушию, пропускает – и этот бессовестный щенок покупает последнюю полуторалитровку «Красного востока», которую собирались купить мы, а нам приходится брать три поллитровых «Очаковских».

Рада подходила поболтать с Севой, а я развязно с ней флиртовал, игнорируя сопровождающего её длинноволосого блондина. Проявлял я к ней интерес только потому, что Рада, а сейчас не уверен – может, это и не Рада вовсе была?

Герла, имени которой я так и не выяснил, нашла меня и сказала, что дети уже хотят спать. Расположив детей в машине, я познакомился с ними, пока она ходила за булочками (десять рублей добрые люди подарили, похвасталась она), но сейчас уже забыл – может, Аркаша и Лиза? Девочка была лет трёх и простительно капризной, а мальчик лет пяти и очень солидный, рассудительный. Я показал ему, как отпирать и запирать изнутри машину, но потом оставил всё же зачем-то герле ключ, и это было ещё одной пьяной ошибкой.

Даже Силю я уже не слушал, не говоря уж о Чернецком. Я разыскивал (ждал, пока объявится) Искорку, потом Парфёна, потом мы с Парфёном долго ждали, пока Искорка попрощается где-то в зале с каким-то по счёту (она говорила мне, но я сразу запутался) из своих прежних мужей – есть у некоторых людей такая манера, чуть что называть человека мужем или там женой, любят они почему-то эти, столь ненавистные другим некоторым, слова.

Я не льстил, а на самом деле думал, что Искорка ровесница Би, ну может – на год-два старше. Оказалось – ровесница Парфёна. Всё дело было в легкомысленных рыжих косичках торчком. Личико – типичный русский Петрушка, слегка конопатое. Фигурка, выяснилось впоследствии, тоненькая и точёная, аккуратная и гибкая.

До «Новогиреева» я не утерпел – пиво – вывел их на «Перово» и пописал на мэрию. И рассказал, как недавно гуляли мы с Галкой и Машей по Арбату и я писал на Министерство иностранных дел. А ещё как гуляли мы с Инкой, Галкой и Машей вечером, и только я начал писать на забор нашего отделения милиции, а из-за забора выходит толстый мусор: «Ты чё, лохматый, совсем опух - на мусарню ссать?», пришлось убегать.

По дороге показал ребятам Филькину школу и соседний с ней участок, который мы с ним, Галкой и Инкой убирали после снегопадов, когда ещё не знали никакого «Титаника» и запойно слушали Чижа. На «Перово» я вышел не случайно: по дороге встречается «Берёзка», в которой всю ночь пиво дешевле, чем у метро, и – пора бы уж – водка.

А дальше… помню, что было чудесно, замечательно – но без подробностей. Пели, конечно – во всяком случае, гитара на следующий день была настроена. Насчёт Искорки я собирался приколоться с Парфёном втроём, но она утащила меня на кухню, а я по пьяни был уже настолько безвольным, что поддался. Ни единого кадра не помню, чем мы занимались, запомнилось только, что tunti у неё гладко выбритая, и это мне страшно понравилось. На другой день мне рассказали, что приходили соседи снизу (это уж Парфён так музыку врубал) – три часа ночи, а им утром на работу. А я вышел к ним в рубашке, но без трусов, и проповедовал, что работа – Babylon, призывал их пребывать forever love in Jah. Какой там на хуй Джа – дешевейшее русское народное ублюдочное алколоидное свинство.

 

На другой день начались убытки.

Машина оказалась пустой и запертой. Дверь я, к счастью, вскрывать умею, но вот с багажником ещё через пару дней пришлось повозиться, применить очень жёсткие меры. А новые замки обошлись в 105 рублей.

Внутри воняло обезьянником. Проветрилось только через несколько дней.

Башка раскалывалась. Чифир, ванна – вроде отпустило, но ненадолго. А Парфён пиво попивает. А мне нужно везти их на Умкин бёсдник. А еду на автопилоте. Парфён хоть взбадривал меня – так невинно радовался, когда мы влетели в освещённую трубу под Кутузовским. Но сразу потом – пробка, по сантиметру от Мантулинской и практически до самого Хорошевского шоссе.

Искорка сказала, что на Умкином бёсднике планирует встретить аж трёх своих бывших мужей. Я рассказал, как тоже раз провёл пару дней в компании трёх своих герлов разных периодов: 58, 62 и 74 годов рождения. Это было на море.

-          Ну и чем кончилось?

-          Так они и не смогли между собой договориться. Тоже жёнами себя почитали.

По грунтовой дороге спустились (броневичок же) поближе к Москва-реке. Ребята, зная, куда идут, подкрепляются колбасой с булкой и с пивом, а мне даже кола в рот лезет, и вдруг я вспоминаю - !!! -–со вчерашней шишечки притарена пятулька. Только не надо табака добавлять, умоляет Искорка – она видите ли якобы его не переносит. Ну посмотри, вразумляю её, какой тут самый дэцел, что тут курить, если не разбавлять? И тогда она достаёт то, что курит вместо табака – в лавровый листик завёрнуты такие же, но дроблёные листики. Это эвкалипт, просвещает нас она. Ну давай, попробуем.

Через две затяжки меня так колбаснуло – ой, Джа, помилуй. Такой жар изнутри – я выскочил наружу, хватаю ртом воздух, сорвал с себя куртку и рубашку, а пот так и хлещет со лба и из-под мышек. Ой, не могу, ох, пошли уж скорее.

По такому случаю мы с Парфёном решили искупаться и показали стриптиз южан индейцев Умкиным приближённым. Если бы не эвкалипт, ничто другое не побудило бы меня лезть в эту мёртвую воду с радужными разводами.

Полегчало, но ненамного.

Полежал на травке. Стал накрапывать дождик, вынудив меня постепенно одеться. Может, пора катить, спросил я Парфёна. Но он уже пил с Борей (Умкиным) пиво, а там и водки кто-то принёс, Искорка, смотрю, тоже не скучает…

-          Прикинь, я уже и с тобой стал водным братом, - сообщил я Вове Орскому.

-       Если ты имеешь в виду Искорку, - лукаво прищурился из своей волосяной копны Вова, - так у нас тут половина тусовки братишек.

И побрёл я сам по серо-бурому лесу, под тусклым небом, к провонявшей замусоренной кабине моего средства передвижения и прокорма.

Чтобы прийти в себя и настроиться, вымел хлебные крошки, бумажки, жестяные банки и пластиковые бутылки. Испытанное средство – если наводишь порядок вокруг себя, всё внутри тоже начинает становиться на свои места.

С тех пор, как Галочка научила меня клизмам, я забыл, что такое головная боль. Но теперь снова вспомнил, мой череп звенел и разрывался так, что я корчил рожи, зажмуривался и даже постанывал.

Перед поворотом на Электрозаводский мост нужно проезжать под мостом электрички. Обычно все поворачивают тут в три ряда, а на этот раз смотрю – все выстроились в один. Обхожу их, не снижая скорости, и сразу врубаюсь, в чём дело, но уже поздно. Прямо под мостом вырубили яму с отвесными краями, чтобы поставить на асфальт заплату.

Через какое-то время машину стало тащить налево, потом то налево, то направо, а когда я решился наконец заехать в автосервис, там удивились, как я вообще сюда доехал, и посоветовали никуда больше не ездить. Это уже дней через десять после того похмельного заезда. На запчасти баксов 50 и дня три мучений с ржавыми болтами. Может, решусь когда-нибудь.

 

Нет, я потом ещё пришёл было в себя. Очнулся уже в темноте, сходил к метро прозвониться – куда это Парфён запропастился, Искорка-то понятно – мужья… Скромненько пару пива… На другой день окончательно очухался, целый день разбирался с замками, под вечер выехал на заработки, дверь не запирал и свет не гасил – но Парфён так и не появился, хоть я и вернулся с портвейном. Пришлось самому потихонечку припить, чтоб не так мучительно одиноко было дожидаться. Утром поехал за водой для клуба и столкнулся с Парфёном в дверях подъезда.

Показал ему клуб – видишь, какие чаи, даже не подумаешь, что это чай, а вот чашечки ручной китайской работы, разобьёшь – 40 баксов, а вот какие хуёвинки тут продаются, да, цены… а вот это мой дизайн, практически бескорыстный. На Лубянке на подъезде к клубу толчея машин, тётка на иномарке, сдавая задним ходом, прогнула моё заднее крыло (только привёл кузов в относительный порядок!), а я даже не стал призывать её к ответу – показал Парфёну, какой я джентельмен, да и вообще в ломак было, с бадунища-то – и разборки.

Показал ему родник и каково это – таскать 20-литровые бутыли. Показал ему блядей на Тверской, самых по Москве внешне эффектных. После клуба, с честно заработанными калабашками, показал молдаванок на Электрозаводской, торгующих натуральной изабеллой. А вечером – сэйшен Умки, и туда мы поехали уже на метро. Ну дальше понятно, да?

Встреченная на сэйшене Искорка сказала, что её дожидается какой-то художник, помирающий от депрессухи. А я, значит, неунывающий индеец? Ну-ну… Пыталась навязать мне на вписку своего юного поклонника, в беседе я промежду прочим пробросил, что самый всё же кайфовый трах – не тет-а-тет, а два мальчика с одной девочкой, на что он убеждённо заявил, что поцеловаться взасос с мужчиной – это он ещё понимает, но делить с кем-то женщину!… Как, переспросил я, поцеловаться? С мужчиной? В общем, сбежал я потихоньку от них с Искоркой, пока мы на Арбате пытались разыскать Би, а Парфён ещё раньше потерялся, но смиренно ждал меня у подъезда, допили мы с ним портвейн, сходили за пивом и рыбой и по-тупому улеглись спать, без поцелуев. Нет ничего тупее – два мужика в одной комнате и ни единой герлы, так это опустошает!

На следующий день удалось вызвонить Анку, и мы замечательно провели время, причём платонически – что-то не хотелось мне опять крутить, гипнотизировать. Вот если бы она сама вдруг захотела, а так – не хотелось патологии. Мне просто приятно было ею любоваться, обезоруживающая меня красота… хоть и тяжеловат у неё низ лица, волосы скрадывают его, а общий облик, манера держаться – истинная леди, да и фигура безупречна. И по Новогирееву мы в темноте гуляли, и песни пели, и так всё было радостно и просветлённо, такая она всё же чистая и душевная девушка… что я даже ушёл спать в машину – может, хоть с Парфёном у них что-нибудь получится? В итоге потерял одну линзу.

Проснулся – опять один. Анка оставила позитивную записку, Парфён, как я выяснил по телефону, уже в Медведково у Добровольца. И так нестерпимо одиноко, так невозможно представить себе этот долгий день и вечер потом, что поехал я в Медведково, хоть никто меня особо не приглашал. Прихватил оставленную Инкой перед отъездом в Грецию заветную бутылку шампанского и самую распоследнюю шишечку, обнаруженную в майке с Бобом Марли, которая висела у меня на стене и которую я подарил Парфёну. Денег уже не было ни копейки (то есть копейки и были), проезд на общественном транспорте у меня бесплатный.

-          По утрам шампанское пьют только аристократы и дегенераты, - сказал Парфён.

-          И кастраты, - механически скаламбурил я.

Появившейся на кухне заспанной Ксении я рассказал, что слушал, как она вела хит-парад на «Радио 101». Только я не понял, почему она начала с «Руки вверх».

-          Они что, заплатили за это?

-          Да ты что?

-          Так значит, ещё и бесплатно?! Зато как ты сама спела – мне так понравилось!

-          Да? Это совсем новая песня…

А дальше мне даже вспоминать не хочется. Например – кошмар, мучавший меня ещё несколько дней, бывает, что такие кошмары снятся, но тут быль. Идём на шашлыки, нужно пересечь Московскую окружную (перед этим вся толпа с полчаса ждала уже на улице, пока из квартиры выберутся Наташа с Ксенией, такие у этих девочек наслаждения – ясно ведь, что того же Добровольца так все дружно дожидаться не стали бы, догонит, а вот без девушек – какой шашлык; это естественно и это очевидно, но так приятно лишний раз в этом убедиться. И поубеждаться подольше), тут уже девочки рванули вперёд прямо сквозь машины, мы с Парфёном по запаре вслед за ними. И вот стоим мы у разделительного бетонного заборчика, никто за нами не последовал (поплелись к переходу), герлы уже по лесу идут, а у нас перед носом по крайней полосе несутся самые поспешающие иномарки и девятки, 150 км/час, наверно, следующая полоса 130, остальные 100, пропускать нас никто, разумеется, не собирается, позади то же самое, а жизнь, в отличие от компьютерных игр, всего одна.

В общем, вот так. Джа помог, конечно, но в целом – это символ.

Поздним вечером (еле на метро успел), Наташа прогнала меня домой. Потом я расспрашивал, никто не может припомнить, чтобы я как-то там хулиганил, Наташа утверждает, что я грязно приставал к Ксении (но на словах же, не правда ли? грязно-таки), а может, не знаю, наоборот, к Наташе не приставал? она приятная на вид, но ведь была с постоянным ухажёром… в общем, с тех пор и до сих пор меня там не любят. С учётом моих прежних с Ксюшей (а потом и наших с ней с Парфёном) отношений получается, что приставать – прерогатива женщины, а мужчина должен терпеливо дожидаться, пока ей вдруг вступит знамение.

И дальше заключительный аккорд убытков. Проснулся я, как часто у алкоголиков бывает, слишком рано и необычайно одинок. Разменял ну самые уже последние два бакса, купил пива и поехал за Галочкой в Коломну – пусть хоть напоследок на Парфёна посмотрит. Трезвый я бы, может, догадался вынести его рюкзак в коридор и запереть комнату… впрочем – что ж ему, на кухне меня дожидаться? Без музона?

Парфён не стал меня дожидаться, у него, проезжего, куча дел – да он просто синяк, твой Парфён, говорит Галочка, помнишь, как он в Крыму за две недели так и не смог дойти от Орджо до Когтибля, чтоб Олди повидать? Нет, возражаю, не просто, и ты прекрасно об этом знаешь. Пока ещё не просто. Может, кассету тебе поставить, напомнить?

А к моему соседу Пете как раз приехал сын, 16 лет – в общем, дематериализовались три компутерных сидюка (чужих, для себя я на такое не разоряюсь) и аудиокассета, типа – в таком бардаке сразу не заметят, а уж потом и не вспомнят… С сидюками Инночка помогла разобраться, а вот кассета была уникальная – квартирник Умки в Феодосии, впрочем, я вполне мог дать эту кассету Искорке и забыть, но сидюки – явно работа Петиного отпрыска. Был уже прецедент – Петина бабища украла из ванной «скраб» и почти новые колготки.

В общем, теперь у меня с Петей холодная война, а ведь жили душа в душу. Что он бухает – с кем не бывает, что в ванную за полгода ещё ни разу не заходил и соответственно пахнет – ну, терпят же люди домашних животных, но крысятничество (так на зоне называют тех, кто пиздит у соседей по хате) я стерпеть не могу. А он ещё и распустился после визита Парфёна, кроме сына стал таскать алкашек, визжащих по ночам – мол, раз Фил тоже себе такое позволяет. А на замечания огрызается. Доведёт он меня до греха, спровоцирует на чёрную магию. Вот пишу о нём, причём бесплатно, просто довожу до сведения Джа – уже магия, но пока не чёрная. А чёрная – это когда просыпаешься среди ночи, например, с бадунища или потому что ганджа давно не курил, и начинаешь мучительно больно перебирать былые обиды, и знаешь при этом, что самому же себе в первую очередь вредишь, а не в силах удержаться от этого садо-мазо. В таких случаях нужно попробовать что-нибудь написать, или на гитарке поиграть, или просто за пивом прогуляться, а если так и продолжаешь лежать – тут-то и проливается в мироздание гнойная чернушка.

Первый день страстной недели – не самое подходящее время для того, чтобы переламываться и спрыгивать. Паранойя – боишься выйти на улицу, а собираешься с силами, приводишь себя в порядок и выходишь – так и кажется, что окружающие всё про тебя знают. Не все, конечно, но сразу видишь этих вампиров, дохлых, которые так и выискивают, к кому бы присосаться. Петя, например, из таких, да и мусора в основном на это натасканы. Паранойя – это когда потерял шапку-невидимку. Держи колпак, как говорит Олди.

А тут ещё девочку прямо у нас под балконом новенькая девятка сбила. Как специально для полного антуража. Так и кажется – на её месте должен был быть я (напьёшься – будешь).

Кроссовками на босу ногу я натёр себе стигмы. Да и вообще здоровье пошатнулось.

 

Вот что значит – не по этим делам. Хорошо хоть – терять особо нечего.

 

 Дефочка, ну дафай же.

 

Индеепендент «Глас»

Май 2000.

К началу сэйшена я опоздал. Спокойно миновал входных секьюрити и самоуверенно постучался в гримёрку. И не ошибся – открыл Тимофей:

-          О, Фил, наконец-то! Заходи.

Такого я даже не ожидал. А объяснилось всё просто: «Сева мне сказал, ты остался без машины? У меня есть Волга в отличном состоянии. Тебе ведь для извоза? Как раз то, что тебе нужно!» И до конца отделения он расписывал мне преимущества своего товара, на последней песне, по знамению «Кобыле[9]», появился Пенькин и попросил нас обсуждать такие темы в коридоре. «Ништяк, - сказал я Тимофею, - извини, но мне так вдруг в дабл захотелось, а сейчас ребята выйдут, мне ещё с ними нужно срочно перетереть».

Выхожу из дабла – навстречу Боря: «Фил! Ну чё? Ну как?»

Уже вторую неделю я просил Джа послать мне wisdom weed. Дилер крымских шишек испарился, как иллюзионист, в Зелёнке наглухо только гашик. Неожиданно вызвалась стопудово помочь Наташа, но после моего пьянства у них на флэту они с Добровольцем решили, видно, отморозиться. Доброволец: я ничего не знаю и знать не хочу о таких проблемах, все вопросы к Олегу. А когда Олег появится? Я ничего не знаю. Или: он уже спит. Или: он уже ушёл. А ты не мог бы передать ему?… Я ничего не знаю, и только так.

Наконец удалось выловить Олега – позвони сегодня вечерком. Вечером приезжаю к Боре (заодно бесплатный телефон), мы уже подписываем Армена отвезти нас на машине, и дальше целый вечер я каждые полчаса звоню. Зато познакомился с его мамой - человек в 80 с чем-то лет очень красиво и тщательно (у меня бы никогда не хватило терпения выводить такой гнущейся кисточкой такие тоненькие линии) расписывает гуашью разных форм деревяшки и учится играть на гитаре. А жену его я удачно (на самом деле, зрение ж плохое) принял за его дочь. Ну и много нового узнал, например, что он принимал участие в единственной записи так полюбившейся Галке Медведевой – очередной пример того, что куда мы с подводной лодки денемся. А писали её, оказывается, хуйзабейщики. Заодно он и про «Хуй забей» понарассказывал. А захожу после него к Инке – как раз пришёл свежий «Фузз», и там статья про творчество Бегемота и Карабаса, кстати, у последнего это фамилия такая – Карабасов, а фамилию Бегемота Боря тоже мне сказал, но я уже забыл.

Следующий вечер я провёл с Филей, опять же «зато», Филя на ушах был от радости и возбуждения. Олег объявился, но теперь пропал человек, к которому он должен был обратиться. Кстати выяснилось, что Доброволец знаком с этим человеком ещё лучше, чем Олег.

На следующее утро всё вроде срослось, забили стрелу. Я взял с собою Галку с Машей – что-то нехорошие сны томили меня ночью. Оказалось, человеку нужно сходить ещё куда-то, а там сказали – вечером. А вечером уже сэйшен. Пришлось оставить ему деньги. Хорошо хоть Инка, расчувствовавшись моим столь долгим общением с Филей (да и вообще наблюдая мои переживания), выудила из тайника папироску, которую я давным-давно делал для неё на случай особого настроения – это тебе, Филочка, specially for «Титаник».

 

Я не стал проситься пройти в зал через сцену. Прошёл, как все, а ваш билетик, вслед мне среагировала контролёрша, я лишь устало вздохнул.

В январе в «Бункере», накурившись, мы вошли через служебный вход, и Сева послал было меня в зал через сцену, я даже дверь открыл, но приостановился, наткнувшись на ударную установку, в раздумье, как бы её обойти. И тут Лёля сказала – ух как сказала! – Фил, ты куда?

Замер мир, остановилось мгновенье.

Как она это сказала? Вроде и не так уж протяжно «Фи-и-ил», то есть чуть протяжно, но без блатной утрированности, а ровно столько, сколько нужно для точно такого же, на самом деле, гасящего впечатления с помощью такого же, по сути, блатного приёмчика. Плюс безупречная актёрская интонация – не более чем в гомеопатической дозе, но конкретно таки яд.

У меня, по крайней мере, появилось полное ощущение, что я школьник, которого поймала на неумышленном (и это очевидно), но несомненном нарушении учителка, склонная к садизму и, как с мистическим и не зависящим от реальности ужасом подозревает школьник, с широкими полномочиями воспитательных мер, вплоть до физических.

Торжествующая интонация гаишника. Шутливое удивление: куда это ты? ну-ка, ну-ка…

Интонация была именно такая, как будто я уже залез в её карман и потащил лопатник. Фи-и-ил… - поймала. А если не в карман залез, а в трусы, то после такой интонации самый горячий остынет и сразу всё поймёт.

Нет, я на самом деле не подозревал, что чуть не совершил непростительное и непоправимое осквернение святыни. Ведь везде всегда можно было проходить в зал через сцену, в том числе и у Оли хоть в ЦДХ, хоть в Спесивцева в легендарные времена, про Умку и говорить нечего, кто там только по сцене не шарахается.

В общем, у меня осталось полное впечатление, что это именно мне нельзя засветиться на сцене перед Олей. Мелькнёт там юный анонимный поклонник или нейтральный Армен – похую, но если Фил – не окажется ли тут ненужной символики, и вот хуй ему – такую возможность предоставить… только не такому… воплощению… Порой мне кажется, что я действую на неё, как дымящийся борщ на ушедшего в голодовку.

И вот иду я, как Шариков, как человек через людскую, через эту узкую, но нескончаемую, как поезд, кухню, улыбаясь недоумевающему персоналу.

Пусть чувствуют себя крутыми все, кто мне подаёт – мне не жалко.

 

Все ценители признали, что во втором отделении ребята играли драйвовее и вдохновенней. И объясняли тем, что программа «Божия корова» им уже приелась. А второе отделение Оля целиком посвятила чужим песням.

Сперва пару песен «Аттракцыона», мне они не очень, но в Олином исполнении даже понравилось, песни-то хорошие, просто манера вокала гнусная (в оригинале). Потом «Брат Исайя» - Силя, конечно, красавец, но такой рэгги, как у «Титаника», мало кто у нас может сделать. После каждой песни Оля спрашивала, узнали ли автора, и следующий номер, «Танец на троих», публика не опознала – ну что ж, Оля просветила их, кто такой Махно, и спела ещё «Мой золотой день». И перешла на авторов своего пола: сперва две песни Желанной (хотел посмотреть названия на кассете и выяснил, что, кажется, у меня пропали не одна аудиокассета, а две), про вторую я ошибочно подумал, что это песня Насти Полевой («выше, выше, до самого неба»), и как раз дальше Оля спела Настю – «вниз по теченью, вниз по теченью неба», тут уже зал хором назвал автора.

И дальше сплошная Умка. «Я иду по тоненькой дорожке» – я чуть не заплакал. Только при Олином исполнении становится ясно, что Умка гениальный автор. По крайней мере, строчку «качаяся от ветра» она так пронзающе красиво спеть не умеет. А на следующей песне («я ползу по краешку усыпанного блёстками рва») мне стало ясно, что в Умкином исполнении тоже что-то есть. Это уже история – хорошо ли плохо ли, а всем эти песни запомнились такими, как их спела Умка, и без её, возможно, не всем с непривычки приятного, но уж точно не имеющего аналогов голоса они звучат как-то иначе.

Это была песня про то, что «кайф невозможно отсосать назад», перешедшая в другую и потом обратно, после чего Оля предложила сыграть в викторину, кто угадает, чьи это песни, тому приз, вручает лично Сева. Первый претендент назвал «уважаемую Умку», но даже не подозревал, что другая песня кого-то ещё. Оля воззвала к залу, и только один человек угадал, что это «Круиз». Я тоже никак не думал, что у «Круиза» были такие красивые песни – слов я, конечно, не разобрал, но по драйву эта песня была самой мощной в этот вечер, особенно кайфовым было то, что Мыша активно солировал параллельно вокалу, а не просто бренькал. Правда, победитель сказал, что «Титаник» ему нравится больше, и Сева пригрозил отобрать приз (три кассеты «Титаника») обратно.

Следующее попурри состояло из исполненных под одни и те же аккорды «Независимой воли», «Года козла» и «Дефочки, дафай». Первый соискатель опять облажался – думал, что ему дадут приз только за то, что он босиком и рыжий, а Силю не смог узнать. А второй тормознул было на «Дефочке», но зал хором подсказал: «Комитет Охраны Тепла»!!! А вообще, лучше бы Оля не бралась за эту песню – во-первых, Олди берёт не вокалом, а чем-то невыразимым, во-вторых, если бы я был фанатом, я бы назвал кощунством, по-советски пошлостью и ханжеством, а в данном случае «ты, видно, с Урала» - петь «фигово» вместо «хуёво», «зашибись» вместо «заебись» и особенно – «стукнутый» вместо «ёбнутый». Не поворачивается у тебя язык – так вообще не берись! Лёля… И ведь все остальные куплеты без единого так называемого мата – нет, она выбрала именно этот единственный, с какой целью?

И на оконцовку – полная отвязка, «Оторвалась и побежала», толпа скандирует УМКА, все на ушах. После чего Оля кладёт гитару, собирает цветы и удаляется. Бедная Оля – так выдрессировала своих почитателей, что они уже знают: всё значит всё, и не догадываются даже, что если бы всё, Оля не оставила бы гитару на сцене. Дружно встают и толпятся на выход.

Ребята заиграли было «Марию Хуаниту», но такого Оля допустить не могла – хватит уже, аж на двух сэйшенах разрешила исполнить и даже автора не погнушалась представить, пора и честь знать. Пришлось выходить незваной и петь запланированных на бис Умкиных «Белых лошадок». Зато наконец хоть народ не сидит, а толпится под сценой.

После чего я прозвонился и выяснил, что можно приезжать хоть сейчас. Но Армен почему-то не приехал, а тусоваться по этим делам на метро по темноте, при усиленных по случаю коронации нарядах (позаимствованное у буржуев слово «инаргу…» как там дальше? – что-то среднее между игуаной и мастурбацией)…

Ребята прочувствовали, каково это – сдохшая Кобыла. Впрочем, удалось подсуетить какого-то ещё поклонника с четвёркой, но без багажника на крыше, большой барабан Боре пришлось взять на колени, а у меня ещё и Сева помещался.

Мыша сказал, что во дворе у его Милы стоит семёрка её приятеля, белая, он вроде хочет за неё 300, но можно и поторговаться. Забились на утро.

 

Всю ночь мне снилась белая семёра.

Пока завтракал, я всё сомневался – взять аккумулятор, чтоб сразу проверить движок, или отложить на следующий раз? Решил собраться с силами и отнестись к делу серьёзно. Между прочим, до «Алтуфьева» и потом на автобусе. Зато до Медведкова оттуда близко.

Мыша, очевидно, не приглядывался к этому аппарату, стоящему прямо на тропинке от калитки к крыльцу дачи. Он говорил: одна вмятина, я: ну это ладно, даже хорошо, не станут угонять. На самом же деле – допустим, под капот он не заглядывал, но сквозные дыры во всех крыльях видно издалека невооружённым глазом. В общем, я врубился, какая ласточка моя Кобыла по сравнению с этой, которая на 10 лет моложе. Аккумулятор я тащил просто для тренировки – ключ в замке зажигания так и не удалось провернуть. Равно как и в замке багажника. Мотор весь в масле, буквально весь и под очень толстым слоем.

Мила, сказал я, было бы очень мило, если бы твой приятель подарил эти дрова на самовывоз, передняя-то подвеска тут по иронии судьбы[10] как раз таки новая (наверно, под конец окончательно раздолбал родную). Но торговаться тут просто не о чем, даже 50 много с учётом самовывоза.

 

Олег удивился, увидев меня с аккумулятором: а это что за прикол? Да так, для отвода глаз.

Попробовали. Н-да. Разбаловал меня крымский дилер. Вообще-то ведь обычно всегда сперва пробуют. Технично сработано. Вдобавок Олег говорит: что ж ты вчера не приехал, оставил Винни Пухам горшочек мёду. То есть обратно возвращать – добровольцев как бы подставить. А кроме качества – количество (винни-пухи ж по-любому децел)… делясь с «Титаником», я отсыпал им побольше, а то ведь просто стыдно, а мне уж – одной запчастью меньше… так всё относительно. 50 грина как не бывало. На балконе они что ли её растили? И наверно, не в Москве даже, а в Мурманске.

Эхо Парфёновского не по этим делам. Ещё и «Титаник» зацепило.

 

Вечером – клуб «Радио Гога», «Титаник» в прямом эфире «Открытого радио».

Стандартная стойка бара, в «Чайном домике» куда как оригинальней. Простой зал без украшений, только над сценой разрисован потолок, обычные металлические столики и стулья. Похоже на «Метлу» 70-х. Аппарат, конечно, хороший, тут хозяева не поскупились. За сценой комната с прозрачным окном для трансляции прямых эфиров. На стене в виде стрелы в направлении туалета неоновые буквы: синие RADIO и красные GОGA.

Халдеи шустрые – только забычкуешь сигаретку, чтоб потом добить, а на столе уже опять чистая пепельница. Несколько раз приносили чай, бесплатно для музыкантов, а вообще он тут 20 рублей. Чай такой: чашка с кипятком (горячей водой), пакетик с верёвочкой, долька лимона и три кубика сахара. Что холодные закуски, что горячие – 300, 500, 700 рублей, так примерно, впрочем, не помню, может и за 100 есть какой-нибудь салат из капусты. Я больше обратил внимание на напитки – пиво «Старый мельник» 50 рублей (в любой палатке 13), шампанское «Дон Периньон» (это у них так написано, довольно крупными буквами, я не ошибаюсь – именно «дон», как у Шолохова-старшего, а не младшего) 2500 бутылка, коньяк с длинным названием 11 000 за 50 грамм.

Музыканты достали из рюкзачка колбасу, сыр, хлеб, пастилу, даже ножик с собой прихватили.

Оля стала записывать на ЦДХашной афишке, какие песни можно спеть по такому случаю. Когда ребята приступили к саундчеку, Тимофей на этой же афише стал рисовать мне устройство «Волги», долго рисовал, я уже даже перестал врубаться. Теперь эта половинка афиши (Оля свою оторвала, а я – как Штырлиц) висит у меня на стене. Полтора года эта Волга стоит (впрочем, девятку, если я не ошибаюсь, он купил лет пять назад), а сейчас ею вдруг срочно сосед заинтересовался, у него тоже была Волга, но как раз сейчас сломалась. В общем, уболтал меня приехать к нему прямо завтра утром – не вижу, почему бы благородному дону не прокатиться хоть раз на Волге, решил я.

Тут за столик снова уселся Сева, следом за ним Боря с Мышей, потом появилась Лёля и, не присаживаясь, стала возмущённо кричать. Чем рассудительней отвечал Сева, тем больше она раздражалась, и наконец хлопнула по столу журналом «Досуг»: «Ладно! Считайте себя вольноотпущенными», схватила свой рюкзачок и побежала, надо понимать, домой, а может топиться.

Терпеливый Пенькин отправился вслед за нею, такая работа.

Сева пояснил: настроились для радио, что ещё надо? Она хочет идеально выстроить звук в зале – я работать сюда пришла! – а в этом нет никакого смысла, по мере заполнения зала звукооператор ещё десять раз поменяет все настройки.

-          А про Олди говорит, что у него перегорели пробки.

-          Это в каком смысле, - уточнил я, - предохранители что ли? Гандон порвался?[11]

-          А я ей, - продолжает Сева, - зато у тебя такая пробка – кто бы к ней штопор подыскал.

Приехал Армен, и я расспросил его как профессионала, что он думает о 24-й Волге.

За пять минут до прямого эфира ведущая с аккуратной, насколько можно разобрать в джинсах, фигуркой и болгарскими именем и фамилией проинструктировала собравшихся: скоро народ начнёт подтягиваться, но пока нас тут немного, поэтому давайте погромче орать и хлопать после каждой песни, чтобы было слышно в эфире. Давайте так – я поднимаю руку, и вы хлопаете, ну-ка попробуем.

После каждых двух песен ведущая доводила до сведения радиослушателей, где именно находится клуб «Радио Гога», в который можно приехать прямо сейчас, чтобы услышать живую Олю, а после неё выступит ещё группа, приехавшая специально ради вас прямо из Питера. Про то, что вход 150 рублей, она не сообщала – потенциальных клиентов такие мелочи не должны волновать. Потом она благодарила «Открытое радио», а потом Оля отвечала на вопросы из зала. «Вон молодой человек поднял руку. Сейчас он задаст вопрос, который волнует всех нас», – проговорилась она, что вопрос он ещё не задавал, а ей он уже известен. Среди выступавших был и Пенькин, «Как вас зовут?» – спросила она, будто не знает. Он, правда, ни о чём не спрашивал, а просто нахваливал сперва «Открытое радио», потом «Радио Гогу», потом снова «Открытое». Иногда ведущая и сама задавала вопросы:

- Я хочу описать вам, дорогие радиослушатели, как выглядит Оля, чтобы вы тоже увидели её, а не только услышали. На ней такой свободный тёмный комбинезончик, сверху такая как бы блуза, а внизу симпатичные такие штанишки. На ногах тоненькие, почти незаметные башмачки, - кстати, мне (Филу) вообще издалека казалось, что Оля вышла в носках, я даже слегка удивился – понятно, когда Умка выходит совсем босиком, но в носках...

- Они называются «джазовки», - пояснила Оля (Джа!, отметил я про себя).

- Оля, вот вы такая красивая женщина… я хочу спросить: как у вас с личной жизнью?

- Пусть это останется в тайне, - невнятно пробормотала Оля.

На Умкином «Гомосексуалисте» Пенькин вышел танцевать с девушкой, а на коронной «Площади Ногина» аж с двумя, я спросил Севу, говорит, из фан-клуба. Хорошие девочки, у одной прекрасные чёрные волосы, лица, правда, у обоих грубоваты, но зато какие фигурки, как изгибаются в танце – о, как ужасно знать, во что они превратятся лет через 10-15. Лет через 30-40 – не так ужасно, это уже закон природы, но почему они позволяют себе становиться такими через 10 лет – этого я не могу понять. Оглядитесь в трамвае – кунсткамера. Какие там ужастики, какой «Вий» – вы просто посмотрите кругом. Одни выражения лиц чего стоят, остальное уж – следствия. И ещё крестики носят, веруют как бы. В кого? В дедушку Мороза? Только не в себя.

Но пока пляшут. Но в лицах уже страх – что подумают окружающие.

Пенькин – стиляга. Циркульные длинные ноги в узеньких брючках, тупоносые башмачки, кургузый пиджачок, непроницаемо приветливый фэйс.

В фойе потом я оглядел в зеркале себя. Мешковатые джинсы Галкиного художника, под стать им фуфайка её брата – ну чё, хип-хопер, только вместо кроссовок мокасины. А Пенькин – сайкобильщик. Зато фэйс у меня какой открытый, честный, мужественный – Жан Рено, куда там хитроватому Бред Питту.

Я бы тоже станцевал, если бы был портвейн, но денег на него уже не было. Галинка тоже огорчилась, узнав, что всю наличность я вложил в беспонтовку – «а я ещё, как дура, ездила с ним». Ничего, утешал я, Джа не даст пропасть – воплощённый в Инночке.

Маршакова[12] вдруг ведущая углядела в зале – он вроде как проходил мимо «Гоги» и решил заглянуть. Маршаков вышел и сказал пару тёплых слов про «Открытое радио» и, конечно же, «Гогу». Олю тоже похвалил.

Мне он напомнил зоновскую столовку. Посудомои и особенно уборщики столов менялись там часто (сдавали друг друга), и у всех у них через неделю работы именно вот так раздувались ряшки. Повара питаются – мяска кусочек, картошечки поджарить, бишбармак замастырить, а посудомои – в основном тем, что остаётся в бачках, зато в неограниченном количестве, а остановиться они не могут, наголодавшись-то в рабочей бригаде.

Макар тоже прошёл через это, пока в повара не выбился.

- Ну вот, - сказала ведущая после «Маленькой вселенной», - эфир кончился ещё раньше, чем эта песня, пришлось аккуратно так обрезать, - ах, гандоны же эти babylonщики, пару минут даже им жалко! Разве это люди? Роботы, и все мы в их власти. – Но нам Оля, конечно же, не откажется спеть ещё.

Оля изобразила удивление, но спела, конечно, даже пару ещё песен. И правильно – пусть в жопу себе засунут свой чаёк 20-тирублёвый. Впрочем, смешно испытывать к ним какие-то чувства – они ведь просто фишки, а игре – неизвестно сколько тысяч лет. Интересно, а из мамы они вылезли – уже такими или ещё живыми? Не знаю, пока не знаю. Но даже детей в некоторых странах называют «Baby…».

 

Пока на сцене настраивались ребята, про которых Сева сказал, что может они и на самом деле из Питера, однако играют тут каждую ночь, мы с Борей решили поссать на дорожку. В коридоре, ведущем к даблу, стояли три кобылки – именно так, не тёлки и не козочки – одетые две в белую бахрому на сиськах и на письках, а одна в красную. «Ого!» – одобрительно протянул я и мимически выразил им всё своё восхищение, они разулыбались. А заглядевшийся Боря споткнулся – там такой перепад уровней на выходе в коридор.

На обратной дороге мы, конечно, тормознулись поглядеть, как они танцуют. Ну как… без продуманной хореографии, но на общем фоне пассажиров трамваев[13] такое зрелище радует глаз.

Сева пригласил меня переночевать у Армена, а я пишусь на любые его приглашения. По ходу я выяснил, что Тимофей – штатный шофёр Оли, она специально выбрала его, чтоб никто не вообразил, что он не только шофёр. Поскольку выглядит он – эллипсоид вращения. С бородкой, конечно, для имиджа и с косичкой… А мне Энди говорил, он организатор сэйшенов Феди и ещё каких-то?… Ну да, натусовывает знакомства. То-то я сразу насторожился, когда Оля посоветовала мне купить у него Волгу – уже и её подсуетил.

В общем, я с чистой совестью решил пробросить стрелу, и бухал до утра бутылку водки на четверых (без пива). Под утро Боря уехал, одолжив у Севы 10 рублей – по дороге я им как раз рассказывал, повествуя про свой извоз, как ненавижу «чириков», тех, кто нагло суёт эти гроши, не задумываясь, сколько стоит, например, ремонт передней подвески. Армен ушёл спать, а мне предлагалось улечься под одним одеялом с Севой. Я пошёл поссать, а потом по-английски покинул приют – какой всё-таки кайф и как редко это бывает: светает, пахнет землёй, травой и весной, слегка дождит (зато волосы дождевой водой прополощет), и такое ликующее чувство свободы и зовущего в любую сторону простора, и нету рядом не только Галочки с Машей, но и всех прочих, гораздо более мешающих настроиться на Джа и стать собой. Я не случайно отметил «с Машей», соло Галинка не сбивает, как и Олди, как и… о ком бы ещё помолиться?

Дошёл часа за полтора и даже не заметил.

 

Лекарство против морщин.

28.10.02 17:29

В среду вечером, когда это случилось, мы даже не обратили внимания. То есть Галка пыталась было его обратить, но я без труда убедил её в том, что каждый день открываешь «МК» – то директору рынка ухо отрезали, то ещё кого-то в жопу выебли. То на югах наводнения, то у нас в Москве наоборот два месяца круглосуточно дышим угарным газом – и как будто так и надо. На сход ледника, я думаю, и внимание уже никто бы не обратил, если бы не Бодров. Так что не колотись, поскольку у них вечно то понос, то золотуха, а вот лично у нас такой вечер бывает нечасто.

Как раз этим утром мы очередной раз отвезли Машу в больничку, на ночь Галка приезжает домой, я уже приготовил типа ужин при свечах. Обычно-то как – вечером как ни дожидайся, пока Маша вырубится, всё равно кончается тем, что я вырубаюсь раньше. И если даже убедить её лечь – да не спать, Машенька, просто книжку полистай – через каждые пять минут зовёт Галку, то попить, то пописать, то ещё что-нибудь. Приходится подлавливать днём, когда она увлечётся мультиком, запирать дверь на кухню – так и то, как правило, по меньшей мере пару раз Галке приходится приводить себя в порядок и бежать узнавать, что там вдруг срочно понадобилось Машеньке.

В общем, вечер провели прекрасно.

На другой день происходящее опять вторглось в мою жизнь. То есть не то что бы прямо уж в жизнь, но всё же, коснулось.

Ещё во время прошлой больнички Галка подружилась там с Витой. Я тогда, конечно, был заинтригован – наконец Галка сблизилась с кем-то не через меня, а сама. А вдруг это не просто дружба, а и лесбо там проклюнется? Да ещё и художница...

Позже оказалось, что такая же художница, как я писатель, что, впрочем, в моих глазах лишнее очко в её пользу – одно дело, когда человек занимается искусством, потому что такая работа, хошь не хошь, а другое (конечно, возможно, что я ошибаюсь, что вовсе не другое) – когда по тяге, когда просто не может иначе.

Главное же, что я выяснил – не би никаким местом. Ну что ж, бывает... интересно вот только – ну хоть когда-нибудь, хоть раз подкинет мне жизнь женщину, которая по этим делам? Ведь иначе создаётся впечатление, что всё это специально придумано – мужская эротическая фантазия, которую кое-кто может даже симулировать за специально оговоренную сумму. Это всё равно как с боевиками (террористами) – как только выясняется, что не по идейным соображениям, как (может, тоже мифические?) японские камикадзе, а всё проплачено... сразу иное впечатление, не так ли? Может, права народная мудрость – последними словами Матросова действительно были «проклятый гололёд»?

Насчёт Галки я давно уже понял, что всё, что у нас успело случиться, ни о чём не говорит. Просто она кто угодно, но только не ханжа, и за это я ёе люблю, и готова попробовать, что бы ни предлагалось, без всяких предвзятостей. И опять же – никаких мотивов типа «раз моему мужчине это нравится, я буду это изображать», вот уж чего я бы не потерпел. За исключительную независимость я тоже её люблю, впрочем, разумеется, правильнее: уважаю (прям как герои «Что делать», замечательно обстёбанные Достоевским в «Бесах»... тем не менее, «Что делать» я читал в более восприимчивом возрасте, нежели Достоевского).

Был период – Галка не отказывалась от предлагаемых мною экспериментов, теперь – всё поняла и ждёт, когда же и я пойму.

Если бы она мне помогала, может, и удалось бы раскрутить Виту на очередной эксперимент. Во всяком случае, Вита с удовольствием показывала нам фотки, как была помоложе, голая на пляже на Мальте. И со мною первое время после знакомства очень активно перезванивалась. И очень вероятно, что если бы я предложил встречу тет-а-тет, она бы не отказалась. Только я уж лучше подрочу лишний раз.

Потому что уже знаю – обычные бабы хотят, чтоб с ней и больше ни с кем. Устраивает, даже если мужик очевидно врёт. А мне врать не хочется, типа лениво.

Но при этом я обычно изображаю, что не еблей единой (подразумевая, что если всё же созреешь, то я готов всегда). Вите интересно было бы продать хоть одну свою картинку. Я как настоящий товарищ предложил – повесь их в Чайном Клубе. Вот на эту тему мы и должны были встретиться.

На динамо я давно уже не обращаю внимания вообще, но всё же позвонил вечером. Оказалось – тут такие события, какие там картинки. Блядь, ну пиздец (это в уме, разумеется). Я вот целый день развозил воду, и... ебать мою лысую залупу (про себя опять же), неужели ты думаешь, что эти пресловутые террористы за каждым углом? Ах-ах-ах. Ну ты же знаешь, это прямо рядом со мною. Ни хуя себе рядом. Между Пролетаркой и Волгоградским, а ты за Кузьминками почти у МКАДа. Нет, ну там же люди, заложники, как ты не понимаешь? Угу. А ты, значит, понимаешь. Ясно. С самого начала было ясно, но так уж я устроен, что не умею не надеяться – раз знамение, вдруг всё же не зомбака послало?

Я не мог не возразить ей всё же: а насчёт того, сколько таких вот домов культуры, и больниц, и детдомов наши с тобой сограждане сравняли с землёй в Чечне, ты никогда не волновалась?

Именно благодаря Вите, поскольку я уже просёк примерно, как и что она воспринимает, мне стало ясно, что все эти террористы – галимая подстава и, как сейчас полюбили выражаться те, кто учит россиян русскому языку – пиар (если б не Пелевин, я б, наверно, долго ещё не понял, что это значит).

Как поёт Олди, «мыши по норкам, шакалы по стаям». Шакалы блатуют, а мышки по норкам хвостики поджимают, женщина в песках и нет выхода из норы.

На что им указывают, на то они и реагируют. Сколько всего по стране грабят, убивают и насилуют (про дебилов с деньгами на права и машину и говорить нечего) – это в порядке вещей. А вот террористы – непорядок, и обратите, пожалуйста, на это внимание все, строго поголовно. Бунт на шхуне, условия капитану? Обезвредить на хуй, а заложники похуй, у нас каждый призывник уже заложник.

С такими примерно чувствами я проснулся в пятницу под радио эфир Володарского. Ну заебало – как ни щёлкай ящик, как ни крути настройку радио, любая газета – везде одно и то же. Прям как в анекдоте про съезд партии: на последнем канале КГБшник грозит пальцем – я тебе попереключаю! Хоть я и не поклонник Солженицына, «Телёнка» я читал запоем, да и личный опыт общения с КГБ имею – с какой бы стати им измениться? Вон Лимонов – пожалуйста, и ни хуя даже никто. Молодцы хоть – не грохнули... а может, и вообще нагонят? пописал, не отвлекаясь – теперь погуляй.

А в промежутках крутили, ну слава Джа, не «Лебединое озеро», а песенки и композиции вполне в тему, и даже порой с оттенком стёба – например, несколько даже раз ставили одну и ту же песенку Цоя «Война – дело молодых», мудрая такая в данном контексте.

И хуля они там уже восемь (!!!) лет воюют? Давно ж уже всем ясно, что кое-кто очень с этого имеет, и им хоть тысяча заложников, хоть миллион – своя рубашка как-то ближе. И понятно, что требования террористов утопичны... но наконец нашлись люди, кто об этом заявил, плотно прорвался в распроёбанные СМИ.

В общем, я оправил по пэйджеру Володарскому сообщение (заблуждался, но в порыве чувств): «Те, кому не нужно ни самолёта, ни денег, а только прекращение войны – настоящие герои». Это было первое впечатление, как-то не пришло в голову, что раз смогли организовать, то всяко не бесплатно.

Он какие только сообщения по пэйджеру в эфир не зачитывал. Я отправил второе. Уже вроде пора ехать к Галке с Машей (их на выходные теперь стали отпускать), но я всё дожидался – опять что ли цензура?

Моё третье сообщение он тоже не стал зачитывать, но прокомментировал - типа (я всякий раз в подписи подчёркивал, что я чистокровный русский), что в любой нации попадаются ублюдки, но он не намерен зачитывать в эфир послания экстремистов.

Даже настроение мне испортил. До больницы я ехал в повышенном состоянии боеготовности, на всех мусоров косился – есть у меня, суки, бляди, ваша ёбаная регистрация. Какими бы ни были омерзительными террористы, но они хоть явные, а вот эти, в кожаных куртках... у тех хоть какая-то идея в оправдание, а эти-то, в мирное (якобы) время... те меня ещё не трогали, а по этим личный опыт... если бы все они собрались в одном месте, я бы замкнул проводки детонатора безо всяких ультиматумов... то есть ясно, что бесполезно, наберут ещё меднолобых солдатиков, я просто, выражая порыв чувств, сказал чё попало, а так-то конечно – если в природе есть санитары, значит так сказал Джа...

А в субботу был штурм. И я сразу удивился – 32 убитых боевика, и ни один не нажал на детонатор. Даже, если стреляли, ни разу во взрывчатку не попали. Газ якобы, сейчас во всех СМИ рекламируется. СМИ просто заебали - кончилось вроде уже всё, хочешь посмотреть заявленный в программе «Крепкий орешек» – ни хуя, я тебе попереключаю.

Слабэньки боевики оказались. Просто пшик, хотя начиналось с таким размахом.

Очень интересно, что в понедельник Володарский допустил не то что на пэйджер, а в прямой эфир мнение, соответствуешее моему прежнему – а как насчёт окончания войны? Всё уже свершилось, теперь пиздите, чё хотите.

Ну нет... просто интересно, что все эти дни все эти пресловутые СМИ, что бы там ни пиздели, подразумевали, что требования этих самых бедных террористов – прекратить войну – нонсенс.

Разумеется, я уже понял, что моё новое ощущение высказывать в эфир бесполезно. А ощущение такое: да разве трудно набрать пленных чеченцев, обещать им, что всё будет ништяк, только исполните, и мы доставим вас в Аравию, и денег дадим, а по успешном окончании (просто по законам жанра) замочить их безответную часть (32 из скольки там, 60-ти, что ли?), и рапортовать рулевым.

Бедный Путин! Уж не знаю, каковы стимулы, чтобы взять такую ответственность подставляться, если вдруг чё. Это ж не актёром в кино работать. Но разве не ясно, что те, кому это действительно по средствам, употребят эти средства, чтоб гарантированно не засветиться?

Не, ну это просто я так чувствую. А я алкоголик, и мало ли чё мне не приглючится. Просто я хочу посмотреть заявленный в программе «крепкий орешек», а мне вместо этого суют всю эту хуйню. И сколько там ни на есть по ёбаной переписи населения – всем по всем каналам втюхивают то же самое, и неужели это ни о чём не говорит? «Лимонку» - то вон непредвзятую (в смысле, бесплатную) замочили таки, причём втихаря.

Я знаю, что есть исламисты, и это серьёзно и т.д. Но кому выгоден итог происшедшего? Неужели исламисты такие кретины, что финансировали (пресловутые $600 000) акцию, которая им заведомо во вред?

Что действующие лица отморозки, я спорить не стану, таких в любой национальности хватает, но кто кукловоды? В итоге-то всё вышло – «за» террор на территории Ирака (Югославия, Афган – всё прокатило). Какая там утопическая ООН... (женский род – в смысле организация, а не в смысле «ебут, кому не лень»).

О-ё-ёй. В пизду, в пизду. Я со всем согласен, мне всё нравится. Это я просто такого персонажа изобразил, типа могут ведь быть и люди, которые вот так неадекватно реагируют. Ну чё дурака-то не повалять? Умняки-то хуля мандячить. А вообще-то сам-то я нисколько не сомневаюсь, что всё просто охуенно, и уж не знаю, как Аллах, но Джа – это всяко. Мне жалко Лимона, что он не растаман. Ему бы это больше пошло, а в террористы играть что-то не берут, как ни крутится под ногами.

 Хорош квасить.

15.06.02 23:27

Господи, помилуй мя, грешного! Я уже хапанул из сей чаши, я всё осознал, я больше никогда не буду бухать! В смысле, ежедневно, то есть ежевечерне, в общем, понапрасну. Сегодня – да, но ведь только пива, а уже пять дней вообще ни капли, чтоб показать самому себе, что могу... да всегда, всю жизнь я так жил, только последние пару лет что-то запал на эти дела. А вообще ж раньше всегда как – ну, сэйшен святое дело, пить так уж пить, но чтоб походя, по ходу – да на фига? С утра пробежка босиком, контрастный душ. Господи, я уже пять дней отжимаюсь от пола и делаю пранаяму, и обещаю, что теперь снова так и будет, а сегодня мне просто захотелось сесть за клаву, а с Джа, сам знаешь, какие у нас проблемы, не Голландия, а винчик сам же нам рекомендовал для приобщения, только знаешь, почём он у нас, если нормальный?

Нет, правда, я всё понял. Давай расскажу, как было дело.

В Питер меня давным-давно зазывал Свиндлер. Действительно ведь свинство – человек освободился, а я уже три года не могу его проведать. Как я проникался и балдел от его зоновских песен «светлый миг, когда я снова окажусь среди друзей своих» – меня дрожь продирала, особенно выпимши, но нет, и на трезвяках, если по настроению, тоже бывало.

И ведь легко! Ночь проспать – что дома, что в поезде. 200 (на настоящий момент) рублей – не деньги, пару дней не бухать и не пыхать. Просто... вот позвала бы меня в такой вояж герла, которая даёт – я б ломанулся, а которая только дразнится – это вряд ли (хотя случались в жизни и исключения, чтоб доказать себе, что не маньячу).

Наконец я сам себе придумал предлог для встречи. Последнее время по FM передают иногда чтение прозы под музыку, а мои молодые приятели говорят, что и кассеты такие стали иметь хождение. Пребывая автором невостребованной пока прозы, я прикинул – а может, начитать её на запись? И лучшего аккомпаниатора, чем Свиндлер, мне не найти, это всяко. С тем к нему и обратился, письмом, после чего он звонил несколько раз за пару месяцев, а я пока тренировался – стал читать Маше её сказки, а когда оставался дома один, пробовал читать вслух свои произведения.

Правда, самому мне совсем не нравилось, как получается. С другой стороны – а чего он сам в Москву ни разу не приехал? Посидели бы, покалякали, может, чего и придумали бы. А то – у него, значит, там проблемы, жена, бэбик, а у меня – разве не то же самое?

Ладно, я человек обязательный. Решили, что приеду – исполню. Вот только момент надо подловить.

Тут вдруг ещё повод съездить появился. Наташа Медведева дала домашний телефон человека, ответственного за издание в «Амфоре» начинающих авторов. Конечно, можно и по коду позвонить, но не лучше ли быть рядом, чтоб, если чё, сразу стрелу забить, пока горячо.

А тут ещё и Инка съездила в Питер в командировку, привезла мне от Свиндлера подарок – очередную партию кассет, это у него давно уже такой прикол, записывать для меня свои любимые сидюки. Рассказала, как замечательно гуляли они по Питеру с Мотей, выпивая по 50 грамм в каждой забегаловке (в Москве таких не водится, только дорогие клубы, а там запросто, всё для людей), ночи уже почти белые. Потрахалась с ним небось (по умолчанию), а со Свиндлером полчаса в кафе посидела, он же не пьёт. Ей взял коньяка, а сам шоколад хрумкал.

И тут последняя капля – звонит Парфён из Днепра. Его какой-то его корифан вызывает в Питер на свадьбу, вместе с Наташкой, которую он в Москву привезти ни разу не удосужился, да и сейчас на Москву нет времени, работа. Вот это действительно повод – они едут с Украины, а я из Москвы, и встречаемся в Питере, расстояния не проблема, совсем как когда-то, когда я был помоложе.

Будет в Питере 7-го. Да легко – я тоже буду.

Когда-то я ездил Москва-Питер чуть ли не раз в месяц. Пять лет уже там не был.

Я так всегда мучался, расставаясь с Инкой и Филей, аж подвывал в лифте. Маша даже головы не повернула от своего мультика: «Пока, Филочка», да и Галка нисколько не грузила: если надо, значит надо. Нет, ну конечно, в те дни, когда я принимал решение, подъебнула пару раз, мол, Парфён свистнул – и ты полетел, а я оправдывался – да причём тут Парфён, мне с редактором нужно пообщаться и со Свиндлером запись сделать, просто как раз удачный момент, что ещё и Парфён. Поскольку планировал ещё и Парфёна затащить на студию к Свиндлеру, чтоб и его песенки записать, а уж Свиндлер бы потом аранжировал так, что Парфён сам бы себя не узнал. Свадьба свадьбой, хуля свадьба-то – ну, поздравил молодых, а потом что, так и сидеть с ними? Когда кругом волшебный Питер?

Отчасти я просто стеснялся Свиндлера. Мне нужно будет быть во вдохновении, а он трезвенник, и что же – я буду в одиночку доводить себя до кондиции, как последний алкаш? Совсем другое дело – с группой поддержки в лице Парфёна.

Разумеется (как я, конечно, предчувствовал), всё вышло по-другому, вовсе и не так.

190 рублей стоит место в сидячем вагоне (то есть как и до перестройки, если на хлеб переводить: 20 копеек до = 5 рублей сейчас пока, разница[14] на счетах «новых бесов»). На весь вагон только одно окно было приоткрыто, как раз над моим креслом. Сперва я думал, что знамение, знаю я эти душняковые поезда, и даже был недоволен, когда тётушки с кресел напротив попросили меня прикрыть окошко. И с удовольствием продемонстрировал им невозможность удовлетворения их пожелания. Потом пару раз пытались сделать это конкретные амбалы. Потом я натянул до самого низа шторку и очень злился, когда ветер от встречного состава срывал её и приподнимал, совсем чуть-чуть, но и этого хватало. И только под утро догадался поискать другое место, и наконец удалось увидеть очень красивые сны. А так всю ночь ходил курить в совсем уж холодрыжный тамбур, наблюдал, как мы несёмся в незатухающий закат. Сперва припивал припасённое пиво (экономия 3 рубля на бутылке), потом дошёл до молдавского разливного вина, купленного для питерских собутыльников на «Белорусской», не по дороге к вокзалу, а предусмотрительно. Когда я собирался, Галка заставила меня взять кенгурушку с капюшоном, я спорил – да даже куртка и то для порядка, жара же. Впрочем, в Питере я эту кенгурушку тоже больше не надевал.

Раньше я всегда до прибытия поезда успевал найти вагон с разожжённым титаном и запарить чайку. Сейчас я научился не хуже, хоть и совсем по-другому, приводить себя в форму пивом. К тому же метро было ещё закрыто. Чтоб не скучать, я купил ещё и чипсов. А пиво – разумеется, «Степан Разин», я и в Москве иногда его покупаю, когда по Питеру ностальгирую.

Разница, конечно, есть. Настроение поднимается одинаково, но после чая я бы прошагал до Васильевского пешком в нарастающем восторге, а после пива только и остаётся – плюхнуться на сиденье и умилённо созерцать.

Возле «Васильеостровской» три парня и девушка уже пили пиво. Я спросил, где они взяли, они показали.

Максы не открывали довольно долго. Я уже даже засомневался, не перепутал ли чего. Подъезд вроде всё тот же, грязней и обшарпанней, очевидно, стать уже невозможно. На этом самом подоконнике почти ничего не освещающего окна мы с Галкой когда-то сидели, дожидаясь.

Наташка вроде даже как бы обрадовалась, впрочем, Галка должна была им позвонить (в льготное время я уже ехал). Потом появился и заспанный Макс с безумной и светлой улыбкой.

«Разиных» («Петровских») я взял четыре – для каждого из нас плюс мне по дороге. Ганджи у Макса не оказалось – зачем запасать, если можно сбегать, как в палатку.

Макс собирался на работу, до четырёх. Я поспал пару часов, потом, заваривая чай, поболтал с Наташкой, почему-то о Лазареве и Свияше, удивившись, что она их читала и даже имеет. Разговор, собственно, зашёл о том, что всех нас сближает – Гурзуфе (ох и докопалась же до меня на празднике хиппи в Царицыне одна пожившая герла, узнав, что я Гурзуфе завсегдатай), и я рассказал, как мы с Галкой этим летом познакомились на нашем родном диком пляже с художником из Питера, другом Лазарева, у него даже были ключи от его гурзуфской квартиры, мы даже попили там мадеры, но вообще он жил один в палатке на моём обычном месте (что не удивительно, поскольку оно оптимально), а мы, чтоб не таскать Машу, расположились в самом начале пляжа у последнего волнореза. Твой любимый Лазарев, рассказывал я Наташке, тоже был художником, пока его вдруг не торкнуло кое-что покруче. Сейчас по квартире в каждом стратегическом городе, по несколько баб вообще в любом месте, а бухает ежедневно и, в отличие от нашего нового знакомого любителя мадеры, предпочитает херес.

Нет, как же всё мудро, оказывается, придумано, а, Наташка? Как остроумно заметил Летов, со времени Иисуса виноватых нету. Вон Маркс с Энгельсом, бедные материалисты, так и не поняли, что коммунизм наступит автоматически, если на Земле останутся души не ниже четвёртой ступени духовного развития. Зато Ленин верно всё почувствовал интуитивно -– нулевую ступень в расход, в пизду на переделку, первую в лагеря.

Каждому своё, по карме мешалкой. Лимону вон быстро разъяснили, что не все, что позволено Березовскому, разрешается всяким писакам. Захотел быть героем – отвечай. Кто тебе мешал дружить с Назарбаевым, как Михалков, а не со всякими Летовыми Че Геварами?

Утро всё не наступало. Я отлучился посрать, ещё поболтал, потом помылся в чёрно-серой ванне под краном, поскольку ниже распылителя было развешано бельё, после чего Наташка объяснила, что это персональная ванна бабки, которая сейчас, к счастью, на даче. А они с соседями моются в другой ванной, кстати, совершенно приличной, относительно, разумеется, поскольку стены и недосягаемые потолки всё те же. Объяснила, когда я решился всё же спросить, а где у Макса бритва, упомянув зачем-то, что Галка совсем недавно лежала с Машей в больничке и перед этим прошла проверку на все вензаболевания.

Вот, вот! Блядь, сука, чё за ебанутый, ну пиздец. Господи, я просил у тебя прощения за бухалово – да причём тут оно? Вот уже, на самом деле, начались ошибки. Что за реверансы, тем более перед Наташкой-то. Ну такой прям правильный, охуеть не встать – в гости не с пустыми руками, взрослым пиво, бэбику шоколадку (ой, бля, да аж противно за себя! ну кого и кому я изображал?). Сам зажат и других зажимаю. Далее – нет бы сказать: слушай, Наташка, мне бы помыться с дороги, как бы это? Нет, я, как неунывающий индеец, совершаю омовение, как когда-то в подвале, когда впервые устроился дворником.

Я ведь сам всё себе придумал – что они уже, как все, а я так, никто, хуй в пальто. А они уже... ну да, когда-то там – братушка торчок и сестрёнка, которая не откажет, ну а теперь-то – ребёнок, работа, зарплата. В общем, я сам отнёсся к ним, как провинциальный племянник к столичному троюродному дяде, племянников не ожидавшему.

Дальше я, почувствовав себя после привезённого в сумке парфюма (бритву я просто забыл по запаре) готовым к общению, сел на телефон. Кого-то уже нет дома, кто-то, возможно, спит, и вдруг Коровьев – ты чё, в Питере? ну так приезжай.

Маяк – да, круто. Литейный – я просто обмирал на каждом шагу. Дом со всеми полагающимися амурами и кариатидами – неужели этот? Подъезд, хоть и подчищен, но, конечно, как в центре Питера всегда. Звонка мне не слышно, но Коровьев открывает.

Да уж, не хило. Медведевской мастерской на противоположном конце ветки до такой далеко. Заметно, что ремонт был недавно... не так уж давно. Ещё не обжились, но направление движения заложено. Дабл – о-ля-ля, дальше ванная, как у нас с Галкой кухня, причём сама ванна треугольная, и в ней лежит Коровьев в пене. «Ты так быстро доехал». Интересно, а если б я решил поприставать перед выходом к Наташке – он бы всё так и лежал, добавляя пену?

Спальня небольшая, пока только кровать достойного размера и зеркало-шкаф на всю стену.

Зато... как называть остальную часть помещения – холл? или студия? в общем, метров 60 квадратных, пять окон с жалюзи и стеклопакетами. Вдоль половины левой стены монолитная стойка с мойкой, духовкой, холодильником, микроволновкой и прочим. По углам правой стены висят колонки, вроде небольшие, но я потрогал динамики – податливые, как голое животное. Стеллаж со всеми аудио-видео наворотами плюс бобинник (!), комп прямо на полу, монитор, как моих четыре, эргономичная клава, мыша на английском журнале вместо коврика.

Пока Коровьев возлежал в ванне (мне он сразу предложил, не хочу ли я тоже), я проглядел сидюки, глянул на кассеты, осмотрел книжки и прикололся к винилу (бобины выстроились анонимным безликим рядом). К картинам Коровьевской подруги ещё успею приколоться.

Да вот нет пока ганджа, пробиваю, а у тебя что – не завалялось? Есть вино, молдавское, лёгкое. Для приличия (тут я даже не уверен, чьего – его или моего?) часа два, а может три, пили чай, потом я достал, ебать прочих претендентов. Хочешь? А ты хочешь? Не, ну хуй его знает. Ну хуля. Ну а хуля. Ну давай.

Когда я увидел Коровьева между лифтом и дверью Инкиной квартиры в первый раз (через пять лет) после того, как он выкинул все мои вещи из окна моей комнаты в общаге, он прыгнул на меня и повис, обняв циркульными ногами мои чресла, подруга робко улыбалась из дверей. Сейчас он в мыльной пене прыгать на меня не стал... а, это уже ты?

Тогда мы сразу поехали к Игору в Зелёнку на его фирменный плов, я был за рулём Кобылы, а они сразу стали припивать изобретённый Коровушкой микс из неплохого сухого для вкуса и дешёвого портвешка для крепости. Все были в эйфории (я, не исключено, больше всех), Галка с Леркой на заднем сиденье упоённо целовались и даже сиськи друг другу тискали... Из чего я вообразил невесть что, во время последующего совместного проживания на Инкином флэту (пэрэнтсы на даче, Инка у Морквы) сильно разочаровался, наконец мы по-английски свалили к более перспективной в смысле групняка герле, а Коровьев сказал вернувшейся Инкиной маме, что я грязно приставал к его жене и вообще наркоман, и показал одноразовые шприцы, она и не заметила, что из её же тумбочки.

Денег на билеты она им дала, и сейчас Коровьев удивился, узнав, что я удивился, когда он их вернул. Ещё он удивлялся тому, как Инка могла бояться того, что и её барахло он точно так же выкинет из окошка. А я впервые узнал (то есть просто забыл), что она напоследок догнала его уже на пути к метро и жёстко сняла с него брюки и свитер её папы, шёл дождь, Москва ближе к осени, Коровушка остался в шортах, а ещё три дня до Урала. Ебаться со мной она уже лет шесть как не очень-то хотела (разве что вместе с Галочкой), но всё так же защищала меня и не спускала, если кто меня обидит (да и никогда не позволит).

Недооценили вы Леру, сказал мне Коровьев, а ведь она же показывала вам слайды своих работ. Да я хуй его знает. Ну не рублю в живописи, а если про любимую мною музыку – Дркин так и умер, а Киркоров по всему миру и с миллиардами.

Но вообще понятно, конечно. Я сам залез в коробки с фотками (Корова ничего не преподносил, это уж в среде, в которой он обживается, такие принципы) – вот на Карибах с растаманами, а вот в Лондоне с басистом Дэйва Стюарта и Леннокс, а вот в компании того же басиста с голыми сиськами, целуясь с голой англичанкой.

И тут какие-то брюки Инкиного папаши-хроника.

Сейчас Лерка уехала в Ниццу. Пока мы сидели, позвонила из Лондона. Кстати, не одолжишь рублей сто, а лучше двести – кошек хоть покормить, пять штук, персидских и полу. Я изобразил, что уже не ведусь – не, могу, я ж только приехал, но тогда уж точно мне не отцепиться ганджа. Да похуй, я ж просто так – а вдруг можешь? Всё так же, да? – если и можешь, то последнее?

Работает в ЛДМе, бесплатно, хотя и в полный рост, а кроме концертов ещё кого только не пишет. Потому что система. Если ты в системе, ты можешь подойти к секьюрити, который всех придирчиво шмонает, и поставить ему на нос блямбу, и ему объяснят, что ну такой вот человек, любит поиграть в дзюдо, жалко тебе что ли, человек-то наш. Или в любой кабинет открывать дверь ногой, а им заранее скажут, что такие уж у человека привычки. Тропилло вон на последнем фесте памяти Курёхина спал всю дорогу за порталом в жопу пьяный, а иногда вылезал на сцену и орал, и всё канало.

Только о деньгах за работу нельзя заводить разговор, поскольку у музыкантов да и вообще у любых людей системы три запретных темы – если хоть раз заикнёшься, иди ещё куда-нибудь, причём однозначно навсегда. Раз – герыч, потому что все прошли через это, два – дурка, в которой любому претендующему на уважение в системе бывать обязово желательно регулярно, три – деньги, которых по умолчанию достойны только они. И вообще закон – чем лучше человек делает музыку, тем больший пидарас по жизни.

А на что живу? Ну, во-первых, пенсия по шизофрении, во-вторых, сдаю квартиру на Урале, а вообще всё это символически, чтоб Лерка не воображала, что только за её счёт проживаю – на самом ведь деле ни хуя мне не надо, всегда кто-то ганджа принесёт, кто-то вина, на сэйшенах и коксу немеряно, а вообще-то всё это хуйня, не правда ли? уж по-любому в этом мире с голоду не помрём и не замёрзнем. Вот кошки только...

Я не стал признаваться, что недолюбливаю, честно говоря, кошек... другое дело собаки, которых я прикармливаю в Москве у родника Покрова Богоматери... но в квартире (без земельного участка) держать... Нет, я был предельно лоялен, кошки запрыгивали мне на колени, я гладил их, о каждой у Коровьева было много историй.

Между прочим, первым впечатлением о Коровьевском обиталище был, ещё до всей роскоши, запах. Просто шибануло.

По ходу я позванивал. Редактор наотрез отказался брать мои рукописи – присылайте официально в издательство и только так. Имя Наташи Медведевой не произвело на него никакого впечатления, мне даже показалось, что произвело, но противоположное тому, на которое я рассчитывал.

Аркаше некогда, едет после работы домой, очередной младенец от очередной жены. Колбасевич зовёт в гости, но сам приедет, только если будет ганджа. Элен по уик-эндам танцует в клубе... нет, бесплатно провести в клуб не в её компетенции... ну да, танцы вечером, но днём надо готовить себя, позвони в понедельник, ладно? Всё правильно. А то неужели – я только свистнул, и она полетела?

Свиндлеру от Коровы я звонить постеснялся – я ему позвонил однажды, рассказал Коровьев, надо было гитарку в одном демо наложить, так он почему-то разговаривал со мной, как пахан зоны с последним пидором. Ты что, думаешь, что десять лет за колючкой ничего не значат? Его уже нет здесь, это просто тело, дубль, мы общаемся с ним – якобы вот он, Витя, а на самом деле он уже навсегда где-то там... Да ты чё, Фил, делаешь такие глаза, будто сам не знаешь, что кругом, на улицах, в метро, особенно на вокзалах – полно таких дублей. Посмотри на любого бичугана – разве таким его рождала мама? На любого палача в КПЗ. На любого сутенёра малолеток-беспризорников.

Мотя только что пришёл с работы, позвони, когда приду в себя.

Приближающиеся белые ночи вводили в заблуждение чувство времени. Когда я снова созвонился с Мотей и забил стрелу на Маяке на платформе, я никак не ожидал, что уже скоро 11.

Полуторалитровый пузырь кончился, я доливал оба стакана, но сам отпивал чаще, демонстрируя Коровьеву, что не церемонюсь. Достал и второй, начатый в поезде. Когда после звонка стало ясно, что минут через 15 надо выходить, Коровьев, видя, что я собираюсь оставить пузырь на столе, засуетился – ты чё, Фил, давай на дорожку-то. Я тоже прогуляюсь, за хлебом, за беломором («Да вот последний рис доел с кошаками и с Филом», - сказал он Лерке в Лондон).

Выпили по стакану, ещё осталось. Я уже обуваюсь – Коровьев тащит мне налитый стакан: давай уж добьём. Даже чокнулся со мной, хотя в его пресловутой системе это не принято, как и фотки показывать или рассказывать про своего ребёнка – такое вот правило: никто никого не грузит, все такие независимые, каждый сам себе бог, свободный и гордо одинокий. Твои проблемы, как говорят американцы.

Надо переночевать – оставайся, надо идти – иди. Хочешь угостить – давай, хочешь угоститься – вот сыр, вот рис, чем богаты. Жалко, конечно, что ни баб не привёл, ни ганджи не принёс – но ладно. Во всяком случае, других я развожу и на гавно проверяю, а с тобой беседую, как с умным человеком.

А ты-то сам не дубль? Конечно, ответил Коровьев, дубль, но очень похожий, правда?

А вот Мотя оказался настоящим, всё тем же.

Ну что, сказал я, когда мы вышли из метро, надо ж что-то взять? Да неплохо бы, согласился Мотя, только знаешь, Фил, я ведь только устроился на работу, зарплату ещё не получал, вот у меня 30 рублей. Да ладно... где тут у вас круглосуточный? (Хотя Инку я специально спрашивал, и она сказала, что с ней Мотя был при деньгах).

Наташа очень разочаровалась, увидев литр водовки – а почему вина не взяли? Да ладно, Наташа, брось, вот мы ещё пивка принесли, тебе специально, «Петровского».

Ну что, Фил, говорил же я тебе, что у Макса холодильник пустой, надо было прикупить хоть что-нибудь. Макс, прикинь, у меня дома банка огурчиков, вот таких вот малюсеньких, хотел же взять – и забыл!

Благородный Макс достал огурцы и помидоры, припасённые для ребёнка. Ну вот, обрадовался Мотя, всё! чё ещё надо? Только давай порежем помельче, и соль, есть соль?

Вызвонили Мэнсонов – Фил приехал! Молодцы – сразу добрались с Пискарёвки, привезли ещё пива. Мэнсон что-то исхудал, когда я видел его последний раз, он раздобрел, как Депардье, а сейчас снова стал похожим на молодого Диброва. А Танька не потолстела, просто цветёт, как всегда.

Водка, любовь. Снова как когда-то. Вот только Хаера не хватает. Где он? Они что-то говорили, я забыл.

Не помню, когда они уехали – то ли пока не развели мосты, то ли когда свели.

Полупроснувшись утром, я обнаружил рядом с собой герлу и стал её тискать. Знаете, так бывает во сне, когда ничему происходящему не удивляешься. Мне и в голову не пришло, откуда она могла взяться. Я стал её оглаживать, а потом попытался снять с неё джинсы. Наконец она врубилась, что я серьёзно, и ушла.

А я проснулся окончательно и спросил Макса, что это за герла здесь была. Какая ещё герла, пробормотал Макс, это же был Мотя. Тогда я пошёл поссать.

На кровати спала Наташка с чилдреном, а мы втроём рубанулись на полу на тонком матрасике.

Потом мы курили на просторной коммунальной кухне и хмуро размышляли, не сбегать ли. Тут появилась Наташка с последней бутылкой пива – oh, yes!!!

Лень описывать этот день дальше. Ну, в двух словах. Сперва зашли в очаровательную забегаловку на соседней линии – полуподвал, стоячие и сидячие столики, можно курить, а себестоимость разлива почти не отличается от целой бутылки в магазине. И разливальщик знает Макса. Мы, впрочем, взяли по кружке «Петровского» – чуть дороже бутылочного, но всяк намного круче.

Потом тут же неподалёку Макс зашёл за гашиком. А, нет, это уже на следующий день мы вместе заходили, а в этот Макс сбегал, ещё пока мы дома сидели (скинулись, я дал на полграмма, но вообще-то очень маленький у них тут грамм), а уже потом мы пошли по пиву. А после пива я купил в круглосуточном «Алушты», а Макс яблоко, и мы посидели на пеньке на лужайке возле какой-то школы. Так всё мирно, никаких стремаков по сравнению с Москвой.

Ну а дальше, кажись, опять водку взяли и пошли домой. Проснулся я ближе к вечеру на кровати, Мотя с Максом дрыхли на полу. Наташка ещё утром, зная к чему приводят встречи Моти и Макса, сказала, что ей нужно съездить к маме – доброжелательно так, не то что раньше, сразу видно, что Лазарева проштудировала.

Вышел я на кухню, закурил – и так мне что-то грустно стало! Толчок к этому – увидел, что в пачке осталось две сигареты, а ещё вчера утром было шесть пачек. И из наличности – чуть меньше ста рублей, а привёз почти 800. А Парфён как позвонил вчера сразу после моего отъезда к Коровьеву, так больше и не звонит. А к Свиндлеру одному ехать что-то вообще нет никакого настроения, к непьющему-то. А в издательство – ну не с такой же опухшей рожей являться.

Всё это было сплошной ошибкой. Обиделся на хвостопада Мотю и прижимистого Макса. Поверил известному мистификатору Корове насчёт Свиндлера (впрочем, звонил ему пару раз, но до работы он ещё не добрался, а из дома уже вышел). Не захотел ни у кого занимать денег, а решил добраться до Москвы бесплатно на электричках. Всё неправильно.

И ведь сразу же получил предупреждение, что неправильно, и не обратил внимания. Сел на электричку до Волховстроя – в Москве какая-то тётка как раз передо мной покупала до него билет, ну я и решил, что это по дороге. И только часа через два засомневался и расспросил пассажиров. Выскочил. Всё ещё солнце и жарко, народу никого, метрах в двухстах несколько домиков и «КАМАЗ». Я поссал прямо с платформы и уселся на горячий асфальт, достал из сумки «Петровское».

В Питере был уже в сумерках. Принял решение – поеду-ка ночевать к Свиндлеру. Правда, забыл у Макса записную книжку со всеми телефонами.

Дверь в квартиру Макса была не заперта, а на сундуке возле двери сидели они с Мотей, ничего не видя и не слыша, похихикивая и похрюкивая, не в силах приподняться. Я прошёл на кухню звонить – Свиндлера на работе, конечно, уже нет, а дома ещё нет. Я попросил его жену записать телефон Макса.

Далее оказалось, что приятели мои принесли «Петровского» и зачем-то пузырь молдавского кисляка – беспонтового, а подороже «Алушты». В основном я всё это и выпил, они только покачивались на стульях и глазами лупали.

Между прочим, если бы не умная Инка, я бы сам никогда не задумался, какими порой оказываются евреи. И если бы не мудрая Галинка, мне бы и в голову не пришло, что хохлы (Парфён) думают только о своих кайфушках (хотя то, что поёт всё реже, мне и самому не нравится), а мои питерские друзья – врождённые блокадные раскрутчики на халяву. Ну чё она гонит? Чудесные ведь на самом деле! Вон какие сидят...

Ночью я вскочил поссать, споткнулся о Мотю и разбил стекло в шкафу. Вместо второго стекла уже стояла фанерка.

Опять утро, опять я решаю, что теперь только трезвый образ. Пока завариваю беспонтовый гранулированный чай, появляется Макс и предлагает мне супу из кастрюли, стоявшей в холодильнике. Национальное питерское блюдо – плавающие в жидкости почерневшие листочки чего-то вроде крапивы и кусочки картофана.

А кто это засорил раковину? Ну я – думал, что гранулированные нифеля просочатся. Макс тащит вантуз – и так уже сосед вчера возмущался, что кто-то брился его бритвой. Да что ты, Макс, видел я там шоколадную такую в прозрачном футляре, но употреблял только твою одноразовую, которую мне Наташка показала.

А ванна почему не стекает? Не знаю, Макс, ей-богу. Когда я залез под душ, в ванне уже было воды где-то по щиколотку. Ради соседа по очереди помучались с вантузом. Ладно, может само рассосётся.

Я сразу спросил Макса, может ли он одолжить мне 200 рублей на билет. Без вопросов, только нужно сходить за деньгами.

Выдвигаемся. По дороге всё та же забегаловка. Есть у кого-нибудь деньги? – спрашивает Макс. Что ещё за «у кого-нибудь», сам же знает про Мотю.

По кружечке – от одного только вида кружки жить становится веселее. Я потом ещё взял кружку разлить нам с Максом на двоих (Мотя потягивал медленнее) – вот как скромно.

Деньги, оказалось, Макс получает по кредитке в банкомате у метро. Получил 400. Мне сразу ничего не дал – для начала мы пошли за гашиком. Афганца дома не оказалось (отличный, кстати, парень, записал мне когда-то кассету Розенбома, я ж не рублю по этим делам, а благодаря ему мы с Галочкой так прониклись – просто заветная кассета по особым случаям), пошли пока опять к метро, взяли по пиву и расположились в уютном дворике на железной крышке какого-то сооружения. Жара, неспешная беседа благородных донов без проблем (самый благородный, как всегда, Мотя).

Поссали за помойкой, бутылки сдали. Дозвонились наконец. На этот раз Макс взял полграмма (150), шифруясь, вышли по проходнякам на другую линию.

Домой, разумеется – ну его на фиг раскуриваться на природе. По дороге зашли в магазинчик за пивом. Мотя упрашивал Макса купить колбасы, я был против, но Макс не отказал.

Дома никак не могли найти папиросу. Я рассказал им анекдот про то, как мужики пошли на рыбалку и так и не открыли водку, потому что не было открывалки, и заколотил в бычок беломорины – у Моти поначалу был беломор, типа бедный. Только раскурили, и я сразу узрел – вот же он, вот он мой старенький “Who”! Заколотили по-настоящему.

И тут звонит Парфён. Свадьба, оказывается, была где-то за городом, но вот он уже в городе и на Ваське может быть через полчаса.

А пока я захотел послушать «Ягу» и стал копаться в сидюках – когда Макс приезжал ко мне в Москву, я подарил ему все копии, припасённые для Вождя. «Ягу» не нашёл, но наткнулся на «Титаник», видео в ЦДХ. И поставил «Спас на крови».

Галочка сказала бы: ну всё, сейчас Филочка зарыдает. Я, однако, сдерживался, уж как мог. Хотя третий день пьянки, конечно, давал о себе знать.

Когда мы одевались, я сказал ребятам: «Приятно всё же иметь знакомых благородных донов, за которых не стыдно». Мотя сразу согласно откликнулся – он подумал, что я про просмотренное видео. А я стал объяснять, что имел в виду их с Максом.

Стыдно за них мне стало очень скоро. Тоже ошибки, конечно – и что не стыдно, и, тем более, что стыдно.

Хоть мы и опаздывали, их ещё не было. Через пять минут топтания Макс предложил сходить за пивом. Мотя поплёлся за ним, я тоже было, но вдруг по наитию вернулся – вот они! Максу с Мотей я крикнул.

Ну, и чё?

Макс по дороге зазывал нас в какой-то дворик с необычайными кариатидами, но я сказал, что опаздываем. Так может, теперь для начала туда зайдём?

Все дружно решили, что нужно сразу в магазин, а дворик не совсем по дороге.

Зато по дороге оказалась наша забегаловка, и Макс предложил по пятьдесят. Тоже ништяк – пусть Парфен посмотрит на истинный (в смысле, винный) Питер.

И вот тут-то я и не понял, как говорится. Заходим весёлые, возбуждённые, я не тушу сигарету, показываю Парфёну с Наташкой, как тут всё просто. И все смотрят на Макса – он же тут хозяин. А он заказывает два по 50 водки и один стакан томатного сока на двоих – на них с Мотей.

Нормальный ход, как говорят в Днепре у Парфёна.

Парфён, конечно, сразу сориентировался – взял ещё три по 50 и стакан яблочного им с Наташкой, поскольку я сказал, что сок – порожняки (скромничал, опять ошибка).

Ну а дальше всё в тот же круглосуточный. Там сразу разделились – Парфён с Наташкой присматриваются, а я с питерцами. На мой вопрос «ну чё», мол, у тебя ж, Макс, бабло, Макс прошипел мне: ну что он, Парфён, маленький что ли? разберётся.

Парфён взял пару пластиковых пузырей, даже и не помню уж чего, не «Очаковского» ли? и снеток корюшки.

И пошли мы на Неву.

Спустились по ступеням. Макс прошёл было на узенькую дорожку вдоль набережной, мол, так романтичней, но его никто не поддержал, кроме меня, пришлось вернуться на ступеньки. Нагретый гранит, остальное по программе.

Потом Макс, раз такое дело, вызвался сгонять за ещё пивом, Парфён, уже поняв его, сказал, что поможет разобраться, Мотя увязался тоже, а мы с Наташкой наконец понежничали – в смысле, чисто глазами и жестами я постарался выразить, как рад её видеть, а она, тоже глазами, без слов, показала, что тоже вроде рада.

А дальше им нужно было на вокзал.

Ну вот что взять с Макса? 150 на гашик плюс то да сё – ясно же, что двухсот рублей для меня у него уже нету.

Возможно, правильным было бы проводить Парфёна с Наташкой до метро, заночевать уж как-нибудь, а в понедельник – неужели Элен не нашла бы для меня 200 рублей? Не говоря уж о Свиндлере. Эх, да что уж теперь говорить!

Мне втемяшилось в голову показать Парфёну с Наташкой, раз уж они в кои-то веки добрались, как можно больше. Сперва коммуналку Макса – там ещё оставался гашик. Но курить его не стали – мне захотелось показать всем участникам обиталище Коровьева, для контраста.

Макс с Мотей по дороге к метро куда-то потерялись – то ли поссать, то ли снова за пивом.

К Коровьеву зашли довольно глупо – я так и не разыскал, куда запрятал гашик. Правда, с собой было пиво, но хуля ему пиво-то, пару глотков? Ребята, впрочем, уже торопились.

Их поезд шёл через Москву, и мы подумали – а не договориться ли насчёт меня с проводником? Уж как-нибудь на третьей полке, зато встреча продолжается, а уж там сочтёмся как-нибудь.

Но на вокзале меня тормознули мусора. Паспорт крымский – в отделение на разборку. Там они довольно быстро поняли, что денег у меня нет, а в остальном... я даже Машино инвалидное удостоверение показал. Гашик они тоже не нашли (Джа знает, как я его люблю).

Оказавшись на свободе, я понял, что даже не знаю, какой у Парфёна вагон. А может, он тебя в начале платформы ждал, говорит Галочка, ну или хоть возле вагона? Да уж знаю я Парфёна, шаг влево, шаг вправо от собственных жёстких планов. Или опять ошибка? Наташка, может, всё же где-нибудь и ждала?

Я направился к электричкам. На этот раз как раз стояла до Малой Вишеры (по гроб жизни теперь буду помнить этот пункт).

Меня разбудил какой-то мужик – ты обоссался! И с тебя причитается – видишь, вон под нас натекло. Там, куда он показывал, сидели мужики и тётки довольно отъявленного вида. Ну хоть рублей 30 у тебя что, не найдётся? Моральный ущерб...

Я лежал на жёлтых полированных планках сиденья. Народу в вагоне почти не было.

Сейчас я врубаюсь, что не будил он меня, а вытаскивал документы, а я проснулся. Узнать его не смогу.

Что деньгами не располагаю, я объяснил на автопилоте, а дальше некоторое время приходил в себя, во всяком случае, так и не заметил, куда вся эта компания подевалась. Всё ощупывал себя – и кошелёк в кармане брюк на месте, и записная книжка в кармане рубашки, но где же ксивы? вроде ж были в застёгнутом на пуговицу кармане куртки?

Галочка говорит: ну права-то ты зачем с собою брал? А хрен его знает, думал – вдруг придётся сесть за руль тачки Мэнсона или ещё чьей-нибудь, мало ли? Бред, то есть однозначно знамение.

Галочка говорит: паспорт ладно, уж разобрались бы летом в Крыму по ходу, но права? Вот то-то. Против знамения не попрёшь. Ещё и свидетельство о регистрации а/м.

Осознав реальность, я вышел в тамбур покурить, сигареты остались.

В тамбуре курила девчонка, про мои документы ничего не знала. Потом пошла в вагон, там сидела только ещё одна, они о чём-то смеялись, по виду явные проститутки-малолетки, но предложить им мне было нечего. На мокрые штаны мне и в голову не приходило обращать какое-то внимание.

Я осмотрел соседние вагоны – может, кто-то вытащил мои документы да и выкинул, раз не нашёл денег? Потом тупо сидел. От свалившейся на голову беды хотелось лихорадочно курить, но настало время экономить сигареты.

Малая Вишера. Ещё не стемнело, но электричка до Бологое в 6.25. Мусоров на станции нет, дежурная помочь ничем не может. Ничего не остаётся, кроме как проситься на все проходящие поезда – очень искренне и убедительно, ведь всё правда, однако правда, возможно, и пугает. До хуя таких несчастных. Кому нужны мои проблемы, кроме разве Галочки, связавшейся с кармострадателем. Свяжешься с таким – наживёшь и себе.

Стемнело, поезда шли всё реже, я стал заходить в зал ожидания. Комнатка метров кв. 30, жёсткие сиденья вдоль стен и посредине спинками друг другу, публика – проезжающие конкретные несчастные гастробайтеры и бичуганы вповалку на полу, обоих полов.

Я осатанел настолько, что и к дожидающимся поезда пассажирам подходил с просьбой о вспоможении. Реакция была самая разная, но предсказуемая. Я вон, например, даже Коровьеву ничего не одолжил.

Хотелось пить. Я вышел в посёлок и спросил у первых же встречных. Они сказали, что палатка по другую сторону путей, нужно перейти по пешеходному мосту. Снова послонявшись по платформе, я наконец решился и пошёл.

Продавец спал, но при свете, и было написано, что открыто. Я прикинул наличность. Как раз на бутылку «Петровского» и пять рублей на метро в Москве – инвалидное-то удостоверение тоже украли, вот это уже их явная ошибка... нет, ну что за гандон? что ты о них-то думаешь? у них свои кармические пути и своя расплата, если и пострадают, так за то, что тебя, дурака, учат. Сиди уж теперь среди бомжей на равных. Кстати, а сколько сейчас стоит метро, может, уже шесть?

О «Пепси» я, конечно, и не думал – ни фига себе, за те же деньги, а без алкоголя. Уж если тратиться, так хоть знать, на что.

Постучал. Пузырь выхлебал тут же на месте – не идти же с ним на платформу, где я всем уже нажаловался, что ни копейки, всё украли. С такой рожей и, наверно же, с перегаром. Штаны уже высохли.

Стало холодать, достал из сумки кенгурушку. Галочка, Машенька, как вы там?

Когда я просился на очередной поезд, ко мне проявил сочувствие какой-то бомж, стал просить за меня.

А как звать-то тебя? Филипп, привычно соврал я (а вот это не ошибка, мне кажется, а правильно). Надо же, какие у нас с тобою редкие имена – меня зовут Эдуард.

Да-а? А у тебя никогда не было жены Наташки?

А как ты угадал? Как раз от неё вот еду.

Очень тактичный бомж оказался, не прилипала – ну ладно, пошёл я, оставь только докурить.

Потом, уже ночью, когда я очередной раз вышел попроситься на поезд и покурить, окликнул меня: Филипп! Я спросил, не знает ли он, где можно найти воды. Он с готовностью повёл меня куда-то в конец платформы, а потом по рельсам. По дороге он нашёл пластиковую бутылку. Колонка, вода омерзительная на вкус, а налитая в бутылку, оказалась цвета мочи. Только рот прополоскать, а глотать страшно.

Всё равно полегчало. Разговорились. Потом он снова деликатно испарился. В шесть утра разбудил меня – я только-только закемарил на жёстком сиденье.

История у него такая. Мой одногодка, хотя на вид, сами понимаете... а впрочем, если приглядеться, так может, кожа лица и поздоровее, чем у меня, просто меньше зубов и волос. Так вот, ещё до Горбача дважды привлекался за спекуляцию, а при Горбаче зажил припеваючи, куда только не ездил по ещё совдепу. Плюс купил вязальную машину и стал вязать шапки. А потом купил ещё три и нанял работников.

Но жена уже тогда любила выпить, а со временем и он втянулся, от хорошей-то жизни. Так что при Ельцине всё начало разваливаться. Хорошо хоть успел прикупить домик с двадцатью сотками в Угловке, это за Акуловкой.

Сейчас вот ездил к жене в Гатчину, хотел забрать к себе сына, ему уже 15, а у жены, он за эту неделю насмотрелся – проходной двор и притон всех местных алкашей. Сперва он всех поил, а когда деньги кончились, один алканавт чуть не прирезал его, еле убрался подобру-поздорову. Денег брал с собою тыщу, ну так пили-то дешёвый самокат, не то что мы с Мотей и Максом.

Теперь всё, больше никогда. Зовёт в гости – хоть накормлю на дорожку. Картошечка найдётся, постное масло, лучок, всё есть. Огород засадил, салата аж четыре вида, сейчас, как приеду, первым делом. И в баньку. Дня два буду полоть, а потом в лес за вениками. В Питере уже договорился со всеми банями, у них веник 30 рублей, у меня будут брать по 8 сушёные или по 5 сырые.

А скоро грибы пойдут – раз как-то за день собрал 20 кг лисичек. А уж подберёзовиков – косой коси. И белые попадаются, и красные, ну подосиновики, в смысле. А ягода!... Брусника, клюква, земляника. Насушил земляники – весь год каждый день по щепотке завариваешь, всё, что организму нужно.

А на огурцах и моркови – знаешь, сколько можно сделать?

Такой вот оптимистичный Эдуард. Я даже стишки ему свои почитал, ещё ночью на платформе.

А как же без жены-то? Так есть любовница в деревне. Всё, что нужно по хозяйству, подсобляю. На рожу, честно говоря, не очень, да ещё на голову выше. Но зато в сексе нравится. Он, оказывается, любит (полюбляет, сказал бы Парфён), чтоб баба сперва пососала, а жена, бывало, ни в какую.

Так может всё-таки сойдём вместе? Картошечка... Нет уж, прости, меня ждут мои родные. Ну ладно, заезжай как-нибудь, сходим по грибы.

Ещё чем он меня до глубины растрогал. В электричке никакого контроля и все курят. Я тоже закурил было, а он спрашивает: а что не в тамбуре? Так вот вон же все кругом. Ну понятно, только, знаешь, как-то это нечестно. О, вот слово-то какое – нечестно! Я сразу согласился. Хитёр Свияш. Честь существует. Лимонов честный.

Всю дорогу Эдик то и дело обращал моё внимание на виды за окном – какая красота, а? Действительно, ещё ни разу я не смотрел из окошка на Новгородскую область. Синие глади озёр, туман в низинах. Тихие зори.

Карибские острова совсем другое, но оглядись кругом себя, будь ты хоть чукча в тундре. Бог везде.

В Бологое электричка до Твери была через 15 минут, как раз сходить поссать в дабл на платформе. Зато в Твери зависалово на два часа. В вокзале был фонтанчик, но вода в нём тоже годилась только для полоскания рта. Подошла какая-то дама: вы знаете, у меня больное сердце, не могли бы вы купить мне чипсов? Да вот, всё украли. Ну хоть два рубля? Ну нет так нет.

Дабл платный, пошёл в кусты в конец платформы. За мною зачем-то увязались (на совершенно безлюдной платформе) два явных беспризорника.

Аж дверь вдруг порывом ветра хлопнуло, пока описываю – во, демонов-то нагнал в помещение. Перекрестился. Может, палочку зажечь?

В вагоне я освободил ноги из кроссовок и положил на противоположное сиденье. Очнулся, заметив, как очень правильный мужик с другого ряда сочувственно кивает на мои носки сидящей рядом с ними тёте. Молодёжь тоже что-то бормотала, открывая окна. Дома потом я постирал кроссовки, высушил – бесполезно. Попробую постирать ещё пару раз, а потом, наверно, всё же выкину.

По дороге решил – нет, не стоит, метро, центр, вокзальные мусора. Сошёл на Петрово-Разумовской, оттуда троллейбус до Савёловского, дальше пешком рукой уже подать. На последнем издыхании.

Галка обрадовалась. Говорит, звонил Макс, удивлялся, куда я делся. Сосед, оказывается, в тот вечер навешал им с Мотей пиздюлей, сейчас оба с синяками.

 

Эпилог.

 

Куда это ты собрался? – удивилась на следующее утро Галочка. С 20-литровой бутылью и с тележкой. Да вот... где веники, знаю, где баня, тоже знаю.

В мусарне на вокзале сказали, что никаких справок выдать не могут, поезжай в Бологое. Кутузов посоветовал обратиться в своё родное отделение, сказать, что потерял ксивы рядом с домом.

На следующее утро оказывается, что выходной, день какой-то там независимости, неизвестно кого и от чего. Свияш вот с Лазаревым учат ничем не возмущаться. Бог, мол, создал и демонов в том числе, и не уничтожает их, а предоставляет им выбор и свободу. Ладно, попробую быть спокойным, как слон – пусть себе посылают парней в Чечню, строят печки в Освенциме. Моё дело писать, вот и пишу, а пиво пью для вдохновенья, пока не поселился в legalize Голландии, тоже ведь демоны, по Свияшу, просто есть самое дно, а есть Поднебесье, но таки ещё никак не Небеса.

Главное, почаще молиться: денежки, денежки, как я вас люблю. И тогда через пару реинкарнаций стану Березовским. Впрочем, причём тут БАБ (и лон)? Я ж уже на ступеньке духовного развития «Артист». Стану Кирдыковым. И сниму фильм про «Дорогу в рай», найму лучших режиссёров, продюсёров и прочих благороднейших сёров. Денежки, ау!

В четверг меня принял опер Тулипов и сказал, что кончились бланки – не могу ли я отксерить на почте? Я напечатал ему аж на 60 рублей – типа взятка. Всё написал – ну приходите завтра.

Завтра его попросту нет, значит до понедельника всё так же – за день можно съездить на родник три раза, троллейбус, метро, ступеньки, хорошая разминка спрыгнувшему алкашу.

В понедельник проснулся рано, пописал пока без пива, а ровно в 9 в мусарне. Тулипов появился около десяти – так я же уже передал ваше дело, узнавайте у дежурного, кому. Оказывается, Киллеру (так мне послышалось) из 33-го кабинета, но он сейчас на выезде по угону, скоро будет.

Киллер удивился, а потом выяснил, что мне в 32-й на самом деле кабинет. А там очередной опер сказал, что ну да, но некогда, и отвёл меня к юному оперу в 30-й. Тот попросил подождать, а вернувшись, сказал, что нет бланков, сейчас комп освободится, тогда напечатают, а пока, пожалуйста, подождите в коридоре.

И вот тут уже надолго. Ещё и курить охота, а выйти на улицу нельзя – вдруг как раз упущу момент.

Наконец ко мне обращается ещё один опер: я вижу, вы тут уже не первый день ошиваетесь, в чём проблемы? Ну, заходите ко мне. Так, улица Мишина... какая квартира? А откуда вы знаете? Так мы ж соседи. В общем, за пять минут он всё написал и сходил поставить печать.

Ну наконец – аж не верится! Правда, без фотографии, но хоть что-то для начала. Уже, говорит Кутузов, можно показывать гибэдэдэшникам – и так неприятности, неужели и вы станете их усугублять?

Иду домой, и вдруг – Фи-и-ил!

Македон. Мой одноклассник, а после школы затащил меня в керосинку. Недалеко от Галкиного дома их нефтяная контора. Несколько лет назад он так же случайно меня встретил. Через какое-то время я очень жёстко сказал ему, что нефиг таскать ко мне нефтяников, мне интересны только музыканты, ну или хоть звукооператоры. С год назад он снова объявился: Фил, я всё понял, но не выручишь, 100 рублей, очень нужно. С тех пор – то попросить 100 рублей, то отдать. Наконец я всё сказал ему прямым текстом и даже чуть по репе не настучал. Даже жене его позвонил – что у вас там творится, что ему деться некуда?

По «Очаковскому». Он сразу понял мои проблемы, тем более что я у него на глазах сдал две бутылки, отказав перед этим в них наблюдавшей за нами бабульке.

Всё, съезжу сейчас в Химки, привезу тебе две тыщи, извини, что могу.

Действительно привёз. И молдавский сухой мускат. Ну ладно, что ж теперь.

Тут вдруг Инка позвонила, как там Питер, ля-ля – так что я не успел проконтролировать, что Македон снова убежал и вернулся ещё с двумя такими же пузырями, в то время как я знаю место, где «Алушта» и дешевле.

«Алушты» Македон взял пять пузырей – чтоб не бегать. Урок? Не знаю. Я сам всю жизнь такой же, когда есть средства, и хоть когда-то должен же появиться кто-то, кто мне ответит? Мне, наоборот, у Коровьева надо бы брать уроки.

Но дальше ему захотелось показать мне, в чём я не такой. Показать то, чего я не видел.

Хорошо, казалось бы, сидим. Нет, его тянет на «Динамо». Ну пошли. Его там знают во всех кафешках. Ну-ну.

А на «Динамо» всё позакрывали по случаю каких-то там Юношеских Игрищ. Нашли наконец работающую биллиардную.

250 рублей час. Я уже ни от чего не отказываюсь (памятуя Свияша), хотя Филька говорил, у них в Перово за час 60 рублей. Впервые потрогал кий.

На редкость тупое вообще-то занятие, что бы там Свияш ни говорил. Прервались, подошли к стойке бара. Пивка – сто рублей бутылочка. Я, совсем уж по Свияшу расслабившись, пролил полбутылки на стойку, гарсон сразу же подтёр. Ещё я курил, специально по Свияшу, раз тут нельзя, а мне хочется. И совсем не нечестно, если пиво столько стоит.

Поиграли ещё с умным видом. Ну что, теперь, может, чего покрепче? Текила тоже по сто рублей. Я изобразил, что умею пользоваться предложенными солью и лимоном. Македон по-простому, буровик.

Дальше я не мог уже больше этого выносить – кругом красавицы, а мы нефтяники. Вышел и улёгся на крыльце. Македон прямо туда принёс мне кофе.

Слушай, Фил, а давай в Химки съездим, мне ведь завтра утром уезжать на вахту, нужно штаны переодеть. Галочка потом правильно сказала, что за те же деньги можно просто новые купить, но Македону ж главное – предлог для тусовки.

Безупречная ухоженная шестёрка, водилу зовут Юра. Он, конечно, сразу всё просёк.

Ещё когда мы сидели у Галки, Македон провоцировал меня вызвонить баб (предположительно мне знакомых). Но кого, если реально, тем более Македону? Сколько он в биллиардной потратил – могли по телефону заказать профессионалку прямо на дом. И не уверен, что он знает, что делать с бабой, лучше, чем играет в биллиард. В общем, высадил он меня возле Галкиного дома (заехать во двор – давай ещё 50 рублей, обращаясь ко мне, сказал Юра) и поехал – ничего, если я кого-нибудь привезу? Да всяко! Маша спит, а мы такое замастырим!... Он, конечно, пропал.

Итак. В чём же урок? Я думал «хорош квасить», но Македон показал мне, что дело не в этом.

Урок, если верить Свияшу, налицо. То есть я и без него всегда знал – всегда употреблял понятие «знамение», задолго до того, как прочитал у Кастанеды про «знаки». Свияш просто предложил новую трактовку происходящего.

Думать плохо не надо, говорят тусовщики на Мангупе.

Ну вот – я честно разобрал свои заблуждения. Господи, где же мои документы? И денежки?

А может, надо прислушаться к Шимоде Ричарда Баха? Тем ли я занимаюсь, что больше всего на свете люблю?

Подсознание ведь не фраер – ну зачем, спрашивается, я брал права в дорогу? Не пора ли заканчивать с периодом вождения автомобиля?

Баху легко рассуждать с его гонорарами. Да и копейку мою вряд ли кто купит дороже, чем за $300. А может, пора всё же, подражая Баху, сказать прощай демонам алкоголя и, до кучи, дыма? Тогда уж и баранине... и порнухе... Как в анекдоте: а жизнь за меня отдашь? – легко, поскольку зачем мне такая жизнь... Вот только как бы не облысеть от просветления, как одна дама, играющая герлу (чрезвычайно мной уважаемая!), после провозглашения таких лозунгов прямо со сцены – думаю, не один я тогда огорчился.

Между прочим, если бы не Парфён и его демоны синьки, я бы не уделал окончательно Кобылу и не загнал бы, невольно освободившись, в комп написанный в Гурзуфе роман, чтоб потом переправлять его 23 раза за 1224 минуты, пока не залил портвейном клаву.

Короче, Господи, мне нужны деньги, я Тебе серьёзно говорю. Если я Тебе ещё не надоел...


[1] Другой – та, что жила у нас, уже уехала, а с этой (сколько в Бразилии Пэдро) Андрей познакомился летом, учится на художницу во ВГИКе, умная и милая, очаровательно раскосая.

[2] Застойный рубль полностью соответствует современному доллару – по хлебу, мясу, портвейну, пиву, бензину, зарплате. Нетрудно заметить, что сейчас очень подешевела, например, одежда, зато подорожали книги.

[3] А стипа, не что сейчас, была почти половиной зарплаты.

[4] Один специалист уже разъяснил мне, что изначальная пасха – это Exodus, а христианская – это Спасение уже всего человечества, а не одних только евреев. Пусть так, но я описываю свои мысли тогда на роднике.

[5] Я настаиваю на этом названии – мы в Америках не бывали.

[6] Он силён, бесспорно, но выбранный им путь приложения силы – слабость. И это очевидно, а Вам, уважаемый – лишь бы спорить, оригинальничать... тоже слабость своего рода.

[7] Инка уже поправила меня, что выразилась иначе – «даунёнок»

[8] Надо отдать Эдуарду Вениаминовичу должное – в политике он оказался так же уникален, как и в литературе, и даже ещё более. Ну какой ещё предводитель партии станет художественно описывать, как неофитка делает ему минет в купе поезда?

[9] Кобылой я называл свою героически загнувшуюся пятёру.

[10] Не считая дырок в кузове, Кобыле был нужен ремонт передней подвески, баксов так на 200, то есть ещё и рулевой заодно.

[11] Анекдот из моего быта в питерской общаге. Заходит ко мне сосед:

-          Слушай, у тебя не найдётся предохранителей?

-          А на сколько ампер?

-          Каких ещё ампер?

-          Ну разные ж бывают, я уж не помню, вроде на 0,5, на 5, надо глянуть.

-          Да нет – мне резиновые нужны.

-          Резиновые? Предохранители? – теперь уже так же искренне недоумеваю я. И пока он не разъяснил, так и не врубился.

[12] Группа «Коралла Карла», сноска для правильных людей, фамилию эту не слыхавших.

[13] Читатель! Ездили ли Вы в трамвае? Если читаете, то вряд ли, но если ездили таки и ещё и читаете, то поймёте.

[14] Умножить на тысячу – вот весь секрет миллиардеров. Только что ж они не умножили сразу на 100 тысяч, как хохлы – чё уж стесняться? сосать чужую жизнь – так уж сосать. Это единственный способ быстро сделать себе миллиарды: миллионы населения теряют нажитое непосильным трудом – а кто-то находит.

Обложка «Стакан Лимон»
Обложка «Стакан Лимон»
Афиша NM
Афиша NM
Наталья Медведева
Наталья Медведева
Ольга с Мышей играет на Трххнк
Ольга с Мышей играет на Трххнк
Русские амазонки
Русские амазонки
Свадьба - Ленка, Сталкер, Галка
Свадьба - Ленка, Сталкер, Галка
Свадьба - я
Свадьба - я
Сева и Ваня Жук
Сева и Ваня Жук
Сталкер с сиянием
Сталкер с сиянием
Юрлов
Юрлов
Юрлов
Юрлов
Я на кухне
Я на кухне
Быстрый поиск: 
Фил Настоящий Индеец
Умка (Анна Герасимова)
Ольга Арефьева
Боров (Сергей Высокосов)
Наталья Медведева
Владимир Кожекин
Тимофей Сахно
Сталкер (Александр Подберезский)
ПОДЕЛИТЕСЬ!