Фил Настоящий Индеец. Сборник 1 Фрилавщик

Сидор.

 

Этим летом (пишу уже весной, только что наступила) тусуюсь я на нашем рыночке, и тут вдруг меня неуверенно окликает довольно молодая герла. По местным понятиям вполне нехилая, блондинка и, во всяком случае, ноги актуально длинные, хотя и худоваты, и это, впрочем, тоже ништяк, если вприглядку, но на ощупь, предполагает мой опыт, они ещё и жидковаты, моя мама говорила про таких: «плохо кормленый ребёнок». О том же говорит и лицо – миловидное и детское, но бледное тускло нездоровой бледностью, как у лесной ночной феи.

Снова оказавшись после стольких лет в Симфике, я радуюсь любым знакомствам с местными.

-         Ты… вы… ведь, кажется, Фил?

-         Фил, - радуюсь я.

-         Ну помнишь, у Сидора?

-         А-а-а…

Помню-то как не помнить, вот только как же её зовут? Всё, что я вспомнил и изложу здесь далее, пронеслось на внутреннем мониторе в одно мгновение. А как её зовут, подсказал подоспевший её муж: Светик. Он мне тоже необычайно обрадовался, однако я лично его так и не вспомнил ну никак, да и ладно. У кого-то тусуются, но у таких, как Сидор, я бы лучше сказал – кто только там не ошивался. И я почему-то, оказываясь в такой компании, ну никак не могу никого из них запомнить.

А так – понятно, бывал там и стал, оказывается, в итоге, мужем этой Светы.

Они пригласили меня в гости, и я, конечно, согласился, сославшись только на то, что меня ждёт моя семья с покупками. В общем, забились на семь с, как выяснилось, Саней.

Хоть с местными маргиналами подружусь, тоже может пригодиться, расчетливо оправдывался я перед собой и Галкой. Галочка вообще-то поддерживает любую мою тягу, лишь бы хоть какая была: можешь – тусанись. Но самого себя мне пришлось заставить – выдвигаться туда, не знаю, куда, а главное, зачем.

В память о Сидоре, что ли? Света сказала, что он уже умер. Я только сделал вид, что удивился.

 

С Сидором меня заочно свёл мой приятель по питерской общаге Колбасевич. Это было ещё до путча. Узнав, что я из Симфика, Колбасевич обрадовался: а Сидора там такого знаешь? Они служили вместе в армии, и Колбасевич описал мне его как штриха, который вечно удолбан или, по крайней мере, производит такое впечатление. Он там крутил им музыку и распоряжения через репродукторы, и неизвестно, что за вещества прятал он в своей радиорубке.

Оказавшись очередным летом в Симфике, я сразу пошёл разыскивать такого замечательного местного. Сергеевка, частный сектор. У нас в Марьино улочки вверх-вниз, а тут – сетка на ровной скучной местности.

Я долго стучал в железную калитку, провоцируя звонкую собачонку. Когда уже раз в пятый решил уходить, но стукнуть ещё раз, из-за дома появился парнишка, напоминающий молодого Кощея.

Проходя по дорожке к флигельку в глубине двора, я залюбовался конкретными ёлками, раскидисто торчащими тут и там на участке. Так что тема для знакомства сразу нашлась.

 

В доме жили мать и брат Сидора, а сам он жил в отдельном домике, который принято называть «флигелем» в литературе, а в Крыму зовут «времянками». Домик состоял из двух комнат с разными входами – одна вроде сарая, но с лежанкой для друзей на всякий случай, а в другой берлога Сидора.

Лежанок две, столов тоже – на одном готовить, за вторым сидеть. Кассетный «Маяк», усилок «Радиотехника», 10 АС. На полках, кроме кассет, номеров двадцать или больше «Иностранки» и ещё какие-то книжки. Для поддержания знакомства я стал оставлять ему почитать очередного Кастанеду. И даже свои стишки, сборников которых у меня было наперечёт.

Я продолжал ездить к нему на двух троллейбусах с пересадкой (маршруток ещё не было и в помине) потому, пожалуй, что он продолжал носить, как и когда-то до армии, затёртые джинсы и хаер, жиденький, но несомненный. Даже и не зная такого слова, да и вообще не воображая себя ни хиппи, ни кем-либо ещё. Просто он полюбил музыку, джинсы и хаер, а как всё это называется, ему было по барабану.

Жил он так. Просыпаясь, он протягивал руку и включал машинку в той или иной баночке – у него всегда стояла куча банок с разными производными чифира, а машинка – это две железных пластинки, связанных с проложенными двумя лучинками для изоляции. Если включить это устройство в розетку и опустить в воду, вода закипает просто моментально. Употребляется в армии и прочих местах ограничения свободы.

По тем же традициям сахар он потреблял только вприкуску и ограниченно, а лучше – карамельки. Пока чифир отстаивался, он садился в постели и заколачивал первый косяк. Или даже продолжал лежать и добивал недокуренный вчера.

В зимний период он работал в котельной и поживал в ней точно так же, как и дома. А летом работа была одна – охранять свой плантарь, чтоб не обнесли. Мусора тогда ещё не превратили эти дела в свой бизнес, зато местная шпана всегда только и глядела, где бы подербанить на халяву.

Бухать он не прикалывался. То есть, конечно, если кто-нибудь приносил, он выпивал с восторгом, но случалось это редко, у всех его друзей никогда не было никаких денег, так же, как и у него. Я стеснялся накуриваться на халяву, приносил обычно пару пузырей винчика или, вариант, трёхлитровую банку пива. Бывало, впрочем, что и ничего не приносил, а только Кастанеду или записи новые.

Что он ел, я не знаю. Бывал у него иногда засохший хлеб, а в углу валялась авоська с картошкой и луком. Вишни, абрикосы, сливы, яблоки по сезону. Не знаю, может, мама его подкармливала? Брат у него был инвалидом по шизофрении.

 

Свету я встретил у него в третье лето после путча, десять лет назад.

Собственно, сперва я обнаружил, что он теперь живёт с её мамой, а прилагающаяся дочка была поселена в отдельной половине времянки, так что я не сразу её и заметил. Да и что там замечать – несовершеннолетняя, я не по этим делам.

Её мама старше меня на два года, значит, его на десять. Мне она тогда показалась – просто вылитая Ира Ведьма из Пауково. С той лишь разницей, что у последней детство прошло в семье академиков, а у этой – в бомжачьем притоне на Петровской Балке (это такой район в Симфике, легендарный в данном контексте). Не только внешность один в один – но все манеры, все ужимки, все присказки и матерки. Я сразу стал шутливо подозревать её в ведьмачестве, чем очень ей льстил. Я шутил, а она всерьёз принималась развивать тему.

Чтобы не упражняться в словесном портрете, ещё одно сравнение, и все поймут – она была очень похожа на вагоновожатую из вышедшего позднее «Брата», только постарше, хотя возраст у представительниц этого типажа определить сложно, про ту же Иру я первое время всё сомневался – не может быть, что она моложе меня на год, но и старше на 11 – тоже вроде многовато. При знакомстве я привычно спросил, кто она по гороскопу… ага… а по японскому?

Разумеется, её звали Ира, а вот героиню «Брата», кажется, Света?

До путча она поживала нормально, работала на «Фиоленте» на конвейере, что-то там даже паять умела, а в настоящий момент тоже устроилась лучше, чем ничего – смывала в каком-то подвале этикетки с бутылок за какие-то по тем временам карбованци.

У Сидора в берлоге появились казанки и кастрюли с незамысловатыми блюдами. У дочки Иры – крыша над головой.

 

На свидание с Саней, мужем Светы, я уж так не хотел идти! а надо. Бывает иногда у меня такое чувство – что неисповедимы пути Джа, и лучше не дёргаться, а испытать по возможности удовольствие от преподносимого урока.

Если уж с Сидором я не знал, о чём говорить, пока не накурились – о чём я буду говорить с этими ребятами, которые ещё и непьющими прикидываются, типа только пиво?

С другой стороны – где и когда я ещё такое увижу? Никакому журналисту такого просто не покажут.

В подъезде четырёхэтажки не горит ни одной лампочки и нет ни одного стекла, большая часть рам забита фанерой, остальные проёмы вентилируют, но без особого успеха.

Дверь их квартиры оказалась с большой дырой на месте выломанного замка, завешенной изнутри целлофановым пакетом.

Из электрических приборов на кухне была только лампочка в патроне, шнур вёл на лестничную площадку, счётчика в квартире вообще не было.

-         А чего холодильник не подключите?

-         Так всё равно там хранить нечего.

В ванне не работает слив, а унитаз нужно смывать тазиком, набранным на кухне. О да, читатель, это начало 21-го века и это кусочек нашей страны, присвоенный независимой, хуй знает от кого, жадной и охуевшей бандой. Пока мы попивали пиво и общались, Света помыла двух детей перед сном – прямо на кухне, ребёнок стоит на табуретке возле мойки, а она его моет сперва мыльной губкой, а потом чистой. Холодной водой, бедного. Хотя вообще-то было лето, но уже конец… это был сентябрь, точно! весь вечер лил тёплый проливной дождь, и у меня был даже зонтик. И уже джинсовая куртка вечером, а не просто маечка.

Так и живут. Саня работает в строительной бригаде, она с детьми. Квартира принадлежит последнему сожителю её мамы. Однокомнатная.

Потом и они появились. Для Иры я, конечно, явился небывалым сюрпризом, а сожитель её сперва молча выразил «что это за хуеплёт здесь сидит», но потом оттаял. Они вдвоём торгуют на вокзале букетиками лаванды, которую сами же и накосили, по гривне отлетает только так, отъезжающим отдыхающим, то есть отдохнувшим.

Они принесли три пузырька «Красной шапочки», свою законную, похоже, дозу. Света с Саней, оказалось, тоже не отказываются. Ну а коли так, решил суровый сожитель, сгоняй-ка, Саня, за ещё парочкой, пока не поздно.

Да и мне как раз пора к Галочке и Маше. Как с Северного полюса под мамино одеяло.

 

Итак, история про Сидора.

 

Философский симпозиум.

 

Я всегда появлялся у Сидора, или собираясь на море, или вернувшись.

Он тоже хотел бы, надо думать, хоть раз съездить, но изначально у нас жестоко полагалось, что у него нет на это денег, а у меня на себя едва-едва. На самом деле, мне он на море, да простит меня Джа, на хуй был не нужен. Я навещал его как редкий в этой местности курьёз, но показывать его даже Инке находил не очень-то возможным (вот Галка – она со всеми, с любым умеет!), не говоря уж о прочих своих компаниях.

Деньги нужны хотя бы на дорогу до Гурзуфа и обратно, но у него не было и таких. А в то лето средства у него появились, вместе с Ирой. А я не учёл этого и, просидев у них, как всегда, вечер, как-то там по ходу пригласил их на море – устоявшаяся риторическая фигура, но тут я сразу врубился, что на этот раз Сидор на самом деле готов взять да и съездить.

Ну-ну… ну а чё? Вполне внесут разнообразие в наш пляжный быт, да ещё и накурят всех. По любому ж на пару дней, Ира работает? Так и нормально.

 

Я собирался пожить на своём обычном месте на диком пляже между Гурзуфом и Ай-Данилем. Это было седьмое лето на этом месте. У Инки с Филькой обычно был отпуск плюс отгулы, а у меня студенческие два месяца плюс прогулы, так что с кем я только на этом пляже не бывал. Но в данном случае со мною были Инка и Филя, а также Макс с Нэт и Хаер, поскольку жить на море чисто семейным вариантом невыносимо скучно, хотя в чём-то и романтично… вспоминается очень грустно, безнадёжно как-то, как Верещагин с чудесной женой и с сыном на кладбище.

Палаток мы не признавали принципиально, спальников у нас не было по бедности, только одеяла моей мамы. Мой пляж был замечателен ещё и тем, что предварял его со стороны Гурзуфа так называемый полигон, на котором титанические механизмы нерегулярно, но в любое время суток изготовляли ЖБИ и грузили их на баржи. Поэтому не было недостатка в арматуре, которую нужно было укреплять валунами, чтобы натягивать на неё простыни в полдень и целлофан во время дождей.

Кострище, котелки. Прогуливающиеся по дикому берегу цивилы немало на нас дивились. Случалось даже, что присаживались и угощали. Или вечером приходили со своей программой.

 

Мы поехали на море по своему расписанию – сперва Инночка с Филей проходят акклиматизацию у меня в Марьино, а потом подтягиваются из Питера наши друзья, и мы сразу едем в Гурзуф.

Сидор со своими женщинами появился на нашем пляже утром в субботу. Даже рюкзак у него нашёлся, и даже старенькая палатка. Ира умилила меня своими припасами, которые обычно берут на море – жареными кабачками, варёной картошкой, укропом и луком с огорода. А Сидор привёз внушительный пакован свежака, который, к сожалению, ещё не вполне дозрел, и на пяток штакетов прошлогоднего, настолько конкретного, что я даже и не очень помню, как у нас там прошёл вечер.

 

Конечно, они что-то слышали, что дикие пляжи – значит, голые. Но не представляли, каково оказаться в такой именно компании.

И вроде ведь и придраться не к чему: мы с Инкой и ещё и с Филькой – семья всё же. Да и Макс с Нэт – тоже семья. Явно никакого разврата, всё естественно, как само собой разумеющееся. И в уединённом месте, только перед нами, они бы, может, и разделись – продолжая относиться к этому не как к естеству, а как к игре в больничку. Но перед всем пляжем? перед любым прохожим, которых, кстати, там всегда было немало, и многие только затем и выбирали этот маршрут. Да я и сам только за этим и носил очки – вроде хамелеоны, а на самом деле – подзорные трубы. То есть, что всё естественно – это конечно, но при этом столь же естественно мужику кайфовать от созерцанья голых баб. Да и бабам обязательно должно быть приятно, когда на них мужики смотрят.

Сидор, конечно, даже обрадовался, что наконец-то. Ира дипломатично сняла лифчик и оставила трусы. А Света испуганно сидела где-то в стороне, лифчик свой оберегая. В море, да и на пляже потом к ней всё пытался клеиться Хаер, но его беззастенчивый нудизм не оставлял ему никаких шансов на успех.

Это в первый день они так дичились, после ночи под бризом уже пообвыклись.

И тут появляется Сапогов.

 

С ним я познакомился тем же летом, что и с Сидором, на этом самом пляже. Сперва мы там были с Колбасевичем и Бобой, а я с Элен и Нэт, а потом уже остались мы с Элен вдвоём последние денёчки, и вот тут и появились на пляже парень с девушкой, разрисовывающие прибрежные камни, и мы предложили им разрисовать нас… вот и спиздел, это Колбасевич им предложил, чтобы сфотографировать результат, а подружились мы позже, когда мы с Элен уже вдвоём остались. Они были художниками из Оренбурга, поездку которых в Крым спонсировал их местный начинающий бизнесмен Сапогов. Который и сам всей душой рвался рисовать, даже пробовал, и они одобряли, но он всё же считал художество мечтою, а реальностью для себя полагал другую отрасль того, что не для всех, – бизнес. Тоже ведь художником надо быть, только во имя совсем другого. Для компенсации он, что характерно для не совсем конченых, решил благодетельствовать искусствам, на море его деятелей вывозить хотя бы – с Урала это ведь не то, что из Москвы.

Тогда у него была проба, а на этот раз он провозгласил мероприятие: философский симпозиум и не ебёт! Янки как раз таки (той самой художницы) на этот раз по каким-то там причинам не оказалось, зато был весь свет оренбургской художественной мысли во главе с Доктором Айболитом на пенсии, который собственно художником не был, но был зато всесоюзно заслуженным коллекционером и экспертом, со всеми вытекающими дивидендами и почестями.

Такими, во всяком случае, увидел их тогда я, когда Сапогов привёз меня на заключительное заседание. Жили они в уже облюбованном месте в Краснокаменке, хозяин которого оказался местным поэтом, по ходу он шепнул мне, что сам Евтащенко уважает его творчество. Ну да – действительно стихи, а не то, что обычно умельцы сочиняют на свадьбу или юбилей. Но при этом отнюдь и не попсня для хитов – стихи, а не циничное наебалово ради прибытка.

Симпозиум происходил следующим образом – днём все медитировали, кому как нравилось: кто по горам бродил, кто к морю спускался, а кто и просто полёживал в тени хозяйского инжира. А по вечерам на длинном столе в образованной виноградником беседке появлялся какой-нибудь плов или шашлык в окружении отборных помидор и прочей зелени. Массандровского вина всегда было столько, чтобы все сами наливали себе, кто сколько захочет, и ещё на утро оставалось. Едва перекусив и пригубив, кто-нибудь задвигал длинную телегу, после чего все желающие высказывались на заданную тему, впрочем, не возбранялось и на совсем другую. На заключительном заседании я накурил их всех травушкой Сидора, и темы так и скакали. А вообще Сапогов заявил такое название мероприятия: «Кто мы, откуда и куда идём» – мне тогда по накурке показалось необычайно глубоко, только потом уже я вспомнил, что это самый обычный вопрос для философа.

 

Это всё было позже, а пока Сапогов уже приезжал один раз со своей женой, чтоб разведать обстановку. Жена была юная и миловидная, правда, с короткой причёской, зато с такими грудями – просто нечто, как две небольшие дыни, но не висящие, а стоящие торчком, налитые и нетронутые. Похотливый Хаер часа два о чём-то кокетничал с нею на камушках у моря, а мы с Сапоговым обсуждали его идею устроить пир философского духа.

Разъезжал Сапогов на «БМВ», специально для симпозиумов здесь же, в Ялте, купленном.

Сидору крупно подфартило! На этот раз Сапогов приехал выполнять своё обещание. Заявочка оказалась мощнейшая. Что касается непосредственно пиршества – два огромных копчёных толстолобика, с лавашом и, конечно, помидорами, а под них – полная большая сумка разных вин на любой вкус. Он ещё и оправдывался – не стесняйтесь, это всё мне самому на халяву досталось: поменял сегодня утром в Ялте сто марок, и только уже в Краснокаменке увидел, что по какой-то запаре мне выдали карбованцев, как за сто баксов. Не возвращаться же – уж лучше друзей угостить, раз такое знамение[1].

А что касается поднятия духа – он привёл пять (вау! пять! о Джа) вполне прекрасных женщин в самом расцвете. Ну, то есть четырёх – его жена, как я уже сказал, была юной девушкой. Остальные были женами художников, беззаботными и жизнерадостными. Впрочем, одна оказалась не женой, а подругой жены, свободной и готовой, я с ней слегка пофлиртовал, а потом в Краснокаменке мне гораздо больше понравилась её дочка.

 

Меня, я думаю, Сапогов представил им так: есть тут один крымский индеец, живёт обычно с друзьями без палаток прямо на пляже. Жгут костры из обрезков виноградника и питаются мидиями и рапанами.

Аттракцион «голый индеец с привязанной к поясу сеткой, набитой мидиями» я им сразу показал, чтобы выпивать дальше со спокойной совестью.

Тётки все пораздевались без малейших сомнений, и по ходу выпивания и накуривания принимали самые раскованные позы.

Бедный Сидор – они избрали его мишенью. Поскольку кого ещё? Сапогов свой, Макс, сразу видно, не по этим делам, а этот самый индеец, хоть тоже вроде с женой, однако и сам готов подразнить своими мудями – видал я ваши пёзды, лучше вы мною полюбуйтесь. А Хаеру ужасно не повезло – с утра он напился молочка с хипанами, жившими в кустах над нашим пляжем, и теперь валялся в отключке, даже не подозревая, какой пир духа и плоти невозвратимо пропускает.

Зато Сидор очень быстро напился до полной потери соображения и тупо вёлся на все заманушки тётушек, бравирующих отсутствием предрассудков. Местные не умеют интеллигентно припивать, не упуская контроля – они даже и не подозревают о возможности такой необходимости. Да я и сам не очень люблю попивать, сохраняя умняки – нет, я могу, конечно, но это уже работа какая-то, а не отдых. И наоборот – набираться до автопилота мне очень нравится, хотя и не всегда можно себе позволить.

Мы сидели и валялись на одеялах кругом кострища, болтали и хохотали. Мне-то было ясно, что всё это такие шутки зрелых женщин на девичнике, и я поддерживал этот флирт, который всех щекочет, но никого ни к чему не обязывает – наоборот, вовсе неприлично ожидать, что за всеми этими словами последуют реальные дела.

Один Сидор ничего не понимал, и очень скоро все шутки сосредоточились на нём. Нашим прекрасным дамам доставляло огромное удовольствие всеразличное глумление над тайными слабостями средней мужской души. Не помню дословно, но, в общем, пьяный Сидор вообразил, что все эти разухабистые дамочки останутся здесь сегодня ночью и такое устроят, что даже Хаер очнётся.

Они даже устроили с ним заварушку на пять минут, что-то вроде коллективного игривого массажа. О постоянном беззастенчивом выставлении всех своих прелестей я уже говорил. Ещё и с причёсочками на лобках.

Сидор просто охуел. Переполнившись возбуждением, он стал яростно гнать своих баб домой в Симфик. Они собирались сегодня вечером уехать все вместе, поскольку Ирке утром на работу, но теперь Сидор решил остаться и только сожалел – ну зачем брал с собою этих дур, которые даже без трусов загорать не могут, как все продвинутые философы.

Наши гостьи посмеивались и продолжали его провоцировать. Ирка-то, конечно, всё понимала и пыталась образумить дурачка, но только разжигала его бешенство. Он стал орать, что она просто тупо ревнует, как последняя вульгарная колхозница, в то время как сейчас философский дух сомнения во всём зашёл так далеко, что сметаются все комплексы, мешающие нам жить нормально, ну и т.д., как раз год назад я привёз ему «Чужой в стране чужих» Хайнлайна, да и так вообще намекал, что для питерских студентов групнячок – обычное дело.

Наконец Сидор пообещал, что прямо здесь и сейчас поставит Ирку раком и так отпердолит, что она сразу всё поймёт, и все художницы тоже. Да и малолетку эту давно пора драть во все дыры, в чём она, несомненно, давно уже и сама разбирается.

-         Ну что, тебя поставить или сама нагнёшься?

Шутки шутками, но тут наши гости вдруг испугались. Скоренько подхватились, погрузились в «БМВ» и упорхнули.

 

Я уже тоже был пьяный и страшно разозлился на Сидора. Распугал мне такую компанию! Я тут кайфовал со всех этих шуточек, и хоть не флиртовый, а реальный групняк, конечно же, не получился бы, но наверняка удалось бы подловить момент, чтоб понежничать хоть с одной из этих веселушек.

Без лишних слов я собрал их палатку, нацепил их рюкзак и попёр в гору, предлагая им не отставать. И по дороге прямым текстом выражал переполняющее возмущение: как же, блядь, Сидор, ты заебал, охуевшая ты рожа!

На трассе на остановке собралась толпа – вечер воскресенья, а маршруток тогда ещё не было. Пара переполненных троллейбусов проехали не останавливаясь. Разомлевший Сидор предлагал вернуться на берег, чтоб уехать с утра пораньше – он, наверно, продолжал надеяться: а вдруг тётки вернутся, чтобы поиметь редкую возможность пообщаться с ним, неотразимым.

Я, на самом деле, тоже смутно грезил о том же, и поэтому решительно побежал к троллейбусу, притормозившему метров за сто до остановки, чтобы высадить кого-то, кто ехал до Гурзуфа. И не отпустил его, пока не подоспели выпроваживаемые мною – слава Джа, они прибежали первыми, остальные не успели.

Спускаясь вниз, я скакал и пел от радости, как удачно отделался от этих симферопольцев.

. . . . . . .

 

Потом я заезжал к Сидору следующим летом. Он был в депрессухе. Бандиты, которые тогда ещё не стали мусорами, но уже начинали подготовку монополии, как-то там наехали на его ботанику – я не вникал в подробности, но, в общем, урожая он лишился и крестится, что не закрыли на кичу.

С другой стороны, как раз тогда появилась «Красная шапочка»[2], сменив ещё допутчевые литровые бутылки спирта с красочными буржуйскими этикетками, – что это было, кстати? откуда взялось и куда девалось? Мы в моей общаге называли это вещество жидким галлюциногеном – за непредсказуемость реакции организма, а главное – психики. С любым т.н. наркотиком хоть понятно, чего ждать в результате употребления.

И как раз Ира с заработками, готовая ради своего мужчины на любую «Империю страсти».

Книжки и новые записи уже перестали его интересовать. И даже хаернулся – такое я видел не раз…

Я заехал к нему ещё раз следующим летом, и больше уже не ездил.

 

Спасибо Свете с Саней – напомнили.

После встречи в сентябре Саня позвонил мне вдруг где-то уже ближе к зиме. В полчетвёртого ночи, выразил раскалённое желание выпить со мною пива в каком-то там марьинском баре.

Больше не звонил.

И вот иду я уже в конце зимы кормить собаку, такое у меня теперь в Симфике главное занятие. Прежде чем спуститься к берегу Семиболотья, мне нужно идти вдоль объездной дороги как раз в том месте, где всегда стоят две-три девушки, хотя бы одна из которых одета однозначно вызывающе. Я всегда давлю на них косяка. Мой одноклассник Паша охарактеризовал это явление так: кооператив «Сосулька!».

Если бы я не стеснялся разглядывать их в упор, а не боковым зрением, я бы, возможно, давно опознал, что одна из них и есть Света. А так пришлось ей самой меня заметить.

В общем, прохожу я, как всегда, мимо этих девушек, так и пахнущих доступностью, и вдруг одна из них меня окликает! Навожу резкость – а-а-а… ну да… как же её зовут-то?

Она окликает парня, сидящего в «Жигулях» с пассажирской стороны. Я изображаю радость неожиданной встречи, а из дальнейшей беседы выясняю, как же их всё-таки зовут.

Света уходит на рабочее место, а Саня рассказывает, что сам недавно узнал, что она тут работает. Как началась зима, и работы не стало – так и заметил, и ей ничего не оставалось, как сознаться. Но она мне не изменяет! Тут ведь все девчонки работают только по минету – а ты шо, не знал? Минет 50 гривен, подрочить 20. Ну как подрочить – обыкновенно, как дрочат? Бывают и такие, что просят просто пизду показать, а дрочат себе сами. А есть тут один у Светки постоянный, каждую неделю приезжает, так он сперва поит её шампанским, а потом просит поссать ему на лицо. Да, тут по всякому бывает!

-         А ты тут что, типа охраны?

-         Ну да…

-         И сколько за это платят?

-         Да нет, никто не платит, я сам… ну – семейный бизнес!

Оказывается, вполне может случиться, что остановится навороченная иномарка, из которой вылезут бугаи и мигом затолкают девочку в салон. И увезут туда, где всё будет бесплатно, и не только минет.

-         Ну и что ты можешь сделать, если они бугаи?

-         Ну так… отпиздят и ладно… зато я номера запомню и сразу позвоню в ментовку: шли с женой вдоль дороги, вдруг рядом тормозит машина… Мы ведь по всем документам муж и жена!

С Ирой и её сожителем они уже не живут – каждый вечер сперва «Красная шапочка», потом разборки, старший в школу потом не может проснуться. Снимают. За 200 гривен комнату в частном доме здесь же, рядом. В ещё одной комнате хозяин[3], а в ещё одной четыре студента, а они посередине в проходной, плюс с ними спит старый дед, отец хозяина.

 

С тех пор я видел их уже несколько раз – вообще-то Света не всегда на этом месте. Пару раз был свидетелем разборок – встречаю Саню, он нервничает, я его успокаиваю. А потом приезжает Света, и он начинает орать: ты где была целый час?!! (во втором случае – два часа). Оказывается, норма – полчаса, больно хорошо, прямо рядом есть совершенно уединённое место, и если ехать в другую сторону – тоже есть.

Света в таких случаях каждый раз что-нибудь придумывает. Мне кажется, он просто мешает ей кормить детей, да и его по ходу.

 

У всех своё предназначенье. Музы поэтов провоцируют Троянские войны, а рядовые жрицы незримого дозора неустанно доят козлов, чтоб уж совсем не охуели. И не расхуячили наш домик в этой, безразличной к голой жопе, Вселенной.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Не обойтись без поскриптума, который в классике и школьных учебниках можете купировать.

Когда я встретил Саню последний раз, в середине марта, он был преисполнен оптимизма и намеревался купить для работы для начала «Москвич», а там и иномарку. А меня нанять шофёром.

Так что продолжение вполне может последовать.

 

март 05 в основном про июль 94

Разборка.

 

-         Фил, ты мне нужен. Можешь приехать к Мишелю на Казанскую? Всё, жду. Давай.

-         Паша звонил, - объяснил я Инке. – Зовёт приезжать прямо сейчас. Я ему нужен.

-         А зачем?

-         Наверно, как всегда, нужен трезвый водитель. Ты как, не хочешь тусануться?

-         Не знаю… я там помещусь?

-         Ни фига себе! Ты? моя Инночка? Ты всегда у меня самая первая… помещица…

-         А Филю маме оставим?

-         Ну всяко.

Раз я трезвый водитель, Инночка, по крайней мере, хоть за это спокойна. А покатать её хотя бы – просто уже мой долг перед подругой. Уже неделю или больше никаких кайфушек, разве что на Семиболотье сходим искупаться или, уложив Филю, втыкаем в чёрно-белый ящик с тремя каналами.

Скоро должна была подъехать в Крым Инкина мама, чтоб пожить с Филей, например, в Алуште и дать нам с Инкой возможность поездить самостоятельно. Пока не появился Филя, мы и до Тарханкута добирались, и до Лисьей бухты. А сейчас – пожить на пляже около Гурзуфа больно хорошо, ну, разве что в Евпаторию для разнообразия на электричке съездить. Поскольку Гурзуф – реально самое идеальное и оптимальное место в Крыму, в смысле климата и природы. Остальные же примечательные места привлекательны, в основном, возможностью уединения – тогда такие места ещё были в изобилии, – но климат, по сравнению с Гурзуфом, везде куда как более жесткий, поэтому и природа скупа и сурова. В общем, если ищешь экстрима, надевай рюкзак и отправляйся за приключениями. Но если хочешь просто расслабленно отдаться морю, солнцу и благоуханиям – лучше Гурзуфа места не найти.

То есть вообще-то райский уголок в Крыму – всё побережье от Утёса до Алупки. Если снимать койку и гулять без рюкзака – на такое денег у нас никогда не было. А вот встать с палаткой можно было только между Гурзуфом и Ай-Данилем. Встать с палаткой – в образном смысле, со всеми вытекающими атрибутами, а вообще-то палатки, как таковой, у нас никогда не было, поскольку таскать её с собой летом – только лишняя запара. В июле обычно можно спать вообще голым, в августе – прикрывшись одеяльцем. Тогда мы уже и с Филей там пожили, поскольку подтянулись мои друзья по питерской общаге.

 

Но пока мы об этом только мечтали. Чтоб не терять время, я пытался подзаработать, правда, в итоге без малейшего успеха. Мастер в Питере надавал мне целую папку разных бумажек с печатями, и я ходил с этой папкой по разным НИИ и конторам, пытаясь втюхать им какие-то компьютеры, о которых даже не представлял, как они выглядят, хотя всю зиму перед этим переводил для Мастера различные мануалы, за немалые для меня по тем временам деньги, невиданные даже, по сравнению с почившим недавно социализмом.

А сейчас у меня была воображаемая возможность тоже нехило навариться. Ежедневно я с утра надевал поглаженную Инночкой рубашку и единственные у меня джинсы без заплаток, купленные за мои переводы (джинсы тогда стоили тоже неслыханно). Хаер зализывал в косичку. Нацеплял очки, хотя вообще по жизни тогда их не носил, только в кармане, чтоб надевать в кино, в магазине или на лекции. И ехал атаковать разных заместителей и главных инженеров, людей, которые всегда казались мне, по сравнению с моими друзьями, какой-то другой породой – ну это как сравнить таксу и ньюфауленда, или красную и чёрную смородину. У меня не было никаких шансов о чём-то с ними договориться.

Возможно, они чувствовали, в отличие от неопытного меня, что все эти компы – просто ширма для Мастера, занимающегося, как потом врубился и я, тупо обналичкой. А денег потом он мне и так дал, просто так, у него их было девать некуда.

 

Солнце клонится к закату, то есть к забору, увитому ежевикой. Наши окна на первом этаже ещё и виноградник затеняет. Я туплю в какую-то книжку, Инка просто музон слушает, валяясь на диване, Филя рядом с нею копошится.

И тут звонит Паша.

На «двойке» ехать до Мишеля минут 20, билет всё ещё 4 копейки (всё остальное уже по талонам).

Флэт Мишеля был у нас тогда базовой точкой всех тусовок. Редким местом, где не было родаков и можно было жить, как душа лежит. Поскольку все родаки были ебанутыми – если принять во внимание красный террор революции и всё, из него произошедшее, так удивительно даже, что вообще хоть кто-то относительно вменяемый остался. Родаков нужно было уважать за то, что выжили и нас родили, и не беспокоить, чтоб у тихих не обострялась буйность. Тусоваться, на глаза им по возможности не попадаясь.

Почему-то (с ебанутых что возьмёшь) им не нравились ни Битлз, ни джинсы, ни хаер.

Хаера у Мишеля уже не было, были только многочисленные заветные фотографии, чтобы всем любимым доказывать, что всё было, но жизнь жестока. На самом деле, был у нас ещё один Мишель (чтоб отличать, назову его Майклом), с поредевшим, но несомненным хаером, старше нас с Пашей на два года, а Мишеля на десять. У меня хаер был всегда, у Паши – только перед армией. Просто Мишель застремался, связавшись с наркотой, за которую могут и привлечь.

В смысле, с экстрактами маковой соломки. Сейчас я уже знаю, что это характерно. Почему-то вот так: те, кто пыхает, сами считают, что это нормально, и хоть шугаются порою тоже, но не настолько серьёзно – а вот те, кто двигается, сами себя (почему-то) осудили. Хотя партизаны, конечно, все. Даже просто пьющие – и то порой партизанят, уже даже не перед законом, а просто перед общественным мнением, перед претендующей на власть и закон другой породой. Которая, кстати, ещё более не прочь, но это уже отдельная история, в которой я не разбираюсь, да и не хочу.

За соломкой он ездил на родину родителей в Полтаву. В это лето он вместо неё привёз каких-то колёс, которые и послужили причиной всей истории, которую я так хочу рассказать вам, любимые читатели, на которых я так надеюсь.

 

Ещё пару слов о том, как ему повезло с жилплощадью.

Обычный симферопольский вариант – общие ворота на улицу и двор с входами в жильё. Его квартира была на цоколе, к двери была лестница сразу около ворот.

Сразу как входишь – справа дабл (никакой ванны архитекторами не предусмотрено), слева кухонька полтора на два метра, впереди двери в главную комнату, три на пять метров, с дверью в противоположном углу в отдельный пенал, пять на полтора метра. Там он спал – раньше с Маней, а в это лето с привезённой из Полтавы Ирой, которая и научила его этим, применяемым в жёсткой психиатрии, колёсам.

В комнате для тусовок возле двери две параллельные лежанки, а вдоль окна тумбочки, на которых «Маяк» и 15АС, а внутри бобины. Все стены густо оклеены – в основном, чёрно-белые, но порой и цветные Моррисон, Джоплин, Хендрикс, Зеппелин, в самых разных ракурсах, ну а среди них и Битлз, конечно, и Роллинги, и Шокин Блю, и все прочие, кого мне придётся по аналогии дофантазировать – уж наверно, и Элвин Ли, и Ху, и прочие Джетры Талы и Проколы Харумы. И он сам в компании таких же волосатых, мне не знакомых (где он только их в Симфике надыбал?).

Можно курить, пить и, если повезёт, пыхать. Можно и чаю попить – магнитофон, самый главный пых, работает всегда.

Вот куда я таскал Инку. Больше просто было некуда.

 

Паша всегда мечтал встречаться со мной не просто, а по делу. На этот раз дело у него было – мама не горюй.

Мы приехали, и они, выпившие для запала, но ещё не в жопу, нам объяснили.

Вчера Мишель с Ирой пошли провожать маму на поезд до Полтавы. Перед выходом закинулись волшебными колёсами, и вокзала не помнят вообще, следующий кадр – они уже на Петровской Балке в маргинальном притоне, из которых, в основном, этот район Симфика и состоит. Флэт Мишеля – тоже можно назвать притоном, однако суть совсем иная, катастрофически таких не хватает, зато немеряно таких вот – для тех, кто не иные идеалы выбрал, а просто вынужден жить в полнейшей жопе. Безо всякой мысли об идеалах, а просто потому, что так вышло. Враги, кстати, при этом, не только всех наебавшие, но все, казалось бы, точно так же наёбанные – за то и враги, что не смогли, тухлые, объединившись, противостоять. Эти маргиналы зреют суть бытия безо всяких Марксов и прочих «политических проституток». Раб? – так лучше я сперва тебя выебу, а уж потом все эти законом утверждённые ёбари.

Что и выразилось буквальным образом. Отцы подземелья заманьячили поглумиться над половой принадлежностью Иры, а Мишеля, побивая металлическими трубами, выгнали на улицу, где он и дожидался подруги, пробудившей его: ну чё, пошли, что ли?

 

Я выразил суть обиды, за которую намеревался праведно рассчитаться Паша.

Мне-то, конечно, было напрочь похуй – выебали эту Иру или нет? Мы с Инкой сразу прозвали её Крыской, то есть это Инка придумала (про Маню она придумала – Креветка, Паша до сих пор так её называет), но я врубаюсь – тонкие губы вперёд, а сзади жидкий белобрысый хвостик.

Просто я обожал тогда ездить на автомобиле, неважно зачем, лишь бы нажимать на педали и крутить руль. А если ещё и Паша просит, друг – святое.

Для красоты можно было бы написать, что для начала мы дунули, но на самом деле вряд ли. Торговать травушкой в любое время, независимо от сезона, придумали бандиты, тогда ещё только зарождавшиеся, а потом ставшие мусорами и депутатами, породой сильных, сменившей одряхлевшую. А тогда, если кто и додумывался менять свой урожай на дензнаки, никто не знал цен, ориентировались на Москву – 10 рублей корабль, соответственно в Симфике рубля 3 или 5, кому как не стыдно, 7 – если полный ураган. Но вообще-то не только продавать, но и покупать было западло – ну это как если человек прочитал тебе свои стихи, а ты взял и заплатил ему за это. Социализм был таки реально во всём, и остальное человечество никогда уже не сможет понять этого.

 

Паша наматывал тряпку на толстую оструганную полуметровую дубину – не знаю, где он подыскал такую. Он готовил факел – намеревался подпалить бомжам их гнусную хату. В машину он погрузил полуторалитровый бутыль ацетона, за неимением более подходящего горючего – бензин был тогда жутким дефицитом, за 20 литров которого нужно было проспать в машине ночь на заправке, причём без гарантии, что утром он появится. В его копейке, в отличие от шестёрок, кресла раскладывались идеально. Копейку ведь итальянцы придумывали, а потом наши стали привешивать на неё свои жужжалки для жопы.[4]

Инка предугадывала верно – как раз один пассажир был лишним. Я шофёр, правила разрешают ещё четверых. Мишель с Крыской, Паша и Майкл. Мишель с Крыской для опознания, Паша главный генератор – по всей логике оставаться на флэту должен был Майкл, самый безобидный и готовый на что угодно, но только не акты возмездия. Наверно, затем он и нужен был Паше – для гармонизации. Как вы увидите дальше, никаких патологических намерений у Паши, на самом деле, не было, просто он с огромным удовольствием и неудержимым стремлением разыгрывал очередной хэппенинг. Или по-русски – крутил своё кино.

Мы с Инкой впереди, а Крыска уселась на колени Мишеля. Стекла в Пашиной копейке были тонированы наглухо, так что особого риска, в общем-то, не было.

 

Для начала мы поехали то ли к куму, то ли к свату Паши – никак не могу разобраться, кто у них тут кем кому значится.

Паша стал требовать у него охотничью двустволку.

Мужик, похоже, действительно близко знал Пашу. С Пашей всё было ясно, даже если не принюхиваться. Мужик нисколько не удивился, но ответил на Пашино пожелание, примерно как Верещагин Сухову, только безо всяких сентиментальных колебаний.

Паша, конечно, пригрозил вечными муками, причём не абстрактными, а прижизненными. Но было видно, что на другой ответ он и не рассчитывал.

 

После чего свершилось таки – едем на дело, и уже не открутиться. Без предательства, в смысле. Ведь без меня Паша, несомненно, сядет за руль сам – и дальше уже я буду виноват во всём, что бы ни случилось с моим другом, которого я бросил тогда, когда был ему нужен.

Я не беспокоился нисколько. Инка была у меня тогда талисманом – после опыта с Ирен мне казалось, что я уже чувствую, в компании с кем может случиться хуйня и пиздец, а с кем – никогда.

Когда я называл Инку ангелом, я не льстил, а констатировал.

Ничего я, на самом деле, не чувствую, и не знаю, смогу ли уже когда-нибудь научиться, но что это существует – это я знаю точно, весь опыт об этом говорит. Не знаю, научусь ли, но хоть знаю, чему учиться. К чему прислушиваться… приглядываться, принюхиваться – нет! ловить внутри себя ещё что-то, что поважнее будет зарегистрированных ощущений.

 

Когда ко мне приезжали гости, я всегда водил их по так называемому «старому городу». В Симфе вся цивилизация на Кирова, ниже, к вокзалу – старый город для вымирающей уже интеллигенции, а выше, в сторону Петровских Высот – кварталы, построенные татарами. Уж не знаю, где снималась заграница «Бриллиантовой руки», но по любому эта натура не подошла бы никак: то же самое, но чрезмерно реалистично. Там всё же всё зацементировано и подметено, а тут – реалии неизвестно какого века.

Я не только протаскивал всех своих гостей по этому маршруту, но иногда даже и в дворики заводил, в которых параша у всех общая, и обязательно ворота, чтоб гавнососалка могла заезжать.

Главная фишка – произвольные углы перекрёстков. И ни одной улочки, прямой больше ста метров.

Никто из удивляемых мною не знал, что у меня был в этом хитросплетении азимут, приводящий к Лестнице Любви. Любви потому, что на ней в дореволюционное время гнездились жрицы этой самой любви. Это легенда. Мне лично легенды о любви нравятся, а легенды о военачальниках – в пизду на переплавку[5]. Хотя, конечно, если уж такое дело – легенда, то протестовать глупо, а судить – фанатизм. Но надо же на чём-то стоять.

 

Как бы ни блуждал я по этому хитросплетению – так и не постиг. В общем, нужный нам дом был где-то ниже в Балку, относительно основной магистрали.

Мишель с Пашей пошли на разведку. Остальные дожидались, они-то хоть пьяные, а я даже ненакуренный, хотя в таких ситуациях мимо кассы любая накурка.

Минут через двадцать приволокли просто карикатурного бомжа и бичугана. Кроме него в жилище никого им не посчастливилось обнаружить.

Паша сел рядом со мною, а Инку посадил на колени. И мы поехали неизвестно куда – например, в сторону Севастика, за Чистеньким, можно найти место для разборки. Они собирались повесить беднягу на дереве за одну ногу.

Мишель приговаривал через каждые две минуты, обращаясь к Крыске, «это он?», и получив утвердительный ответ, заключал: «ну молись». И тыкал его кулаком в бочину.

Поблуждав по улочкам, на которых ехать можно только на второй передаче, я выехал наконец на Севастопольское шоссе. И хотел было уже сворачивать налево, но зоркий Паша приметил на ближайшем перекрёстке налево мусорскую машину и приказал мне поворачивать направо и удирать, как только я умею.

Я, конечно, ничего такого не умел. Мусора догнали нас сразу.

Документы в полном порядке (это были ещё первые мои права, которые через месяц вытащили из кармана в троллейбусе, и теперь я езжу по выданным через четыре после того года).

Я трезвый без малейшего сомнения. В чём же дело? Почему мы от них убегаем?

Заглянули внутрь – ну ясно.

Я, как обычно у меня, тупил, а Паша бросился объяснять: возвращаемся со свадьбы, а что делать – надо же как-то развозить людей? Бичуган благоразумно помалкивал.

Денег за нарушение мусора не хотели, поскольку денег как таковых тогда уже не было. А что в багажнике?

В багажнике была канистра, пахнущая бензином. И мусора сразу ей заинтересовались.

На самом деле, в ней была вода, потому что в Пашиной копейке тогда тёк радиатор. Мусора приказали: лей в наш бак. Но Паша, не отступающий от своего кино, настоял на том, чтоб они залили себе сами, при этом приговаривал: ну хоть немножко оставьте, надо же нам до дома хоть как-то доехать, ну хоть литр?

Мусора, разумеется, не оставили ни капельки, только похохатывали. Впрочем, на Пашину просьбу толкнуть нас – аккумулятор был не лучше радиатора – откликнулись, растолкали нас, молодые бугаи.

Мы поехали дальше. Они остались караулить новую жертву. 20 литров воды в бензобаке.

 

Ну и куда теперь ехать?

Только на городскую свалку. Если посмотреть по карте, то – вот Севастопольское шоссе, а вот прямо рядом Ялтинское. На самом деле между ними гряда гор, дорогами пока не освоенных. Японцы бы мигом тут благоустроили – слава Джа, что мы не японцы.

Паша с Мишелем выволокли бичугана и повлекли во мрак, прихватив дубинку. "Молись, падла, " – приговаривал Мишель. Холмики, ямки, жухлая трава и кустики почти без листьев.

Просто не верится – как мог я тогда так безмятежно созерцать, не упившись или хотя бы накурившись?

Вернулись они где-то через полчаса. Бичуган сразу сбежал от них и притаился, надо думать, за каким-нибудь кустиком в ложбинке. Найти его им не удалось.

 

Ну что – наконец домой?

Нет. Сперва нужно опять подъехать к той же злополучной хате.

Мишель с Крыской удалились и вернулись, еле волоча набитые сумки. Оказалось, они решили отомстить так – обнести эту блат-хату. Сумки воняли совершенно невыносимо.

Ну теперь – едем?

Нет, они ещё не всё вынесли.

Я уже просто кипел внутри. Я и сейчас ненавижу участвовать в пьяных раскладах, сам будучи трезвым. Я лоялен ко всему, уж как только могу, и для друзей я готов на очень многое. Но рано или поздно всё же взрываюсь. При этом, при последующем анализе ситуации, у меня всегда ощущение, что ближние мои только этого и добивались – ну когда же наконец прорвёт на человеческое этого робота? И моя бурная реакция наконец приносит им искомое удовлетворение.

Я всё же ждал их. Долго, всё переполняясь. Меня чуть ли не тошнило от вони, воцарившейся в машине.

И когда я увидел их в зеркало с новыми сумарями, я вдруг врубился, что на самом деле всё в моей воле и в моих руках – повернул ключ и газанул «мама не горюй». Инка рядом, сзади Паша с Майклом.

 

Как выяснилось позже, Мишель с Крыской сумок не бросили, а доволокли таки их пешком до своего флэта. И развели там вонь, из-за которой мне вообще расхотелось там появляться.

Налегке можно дойти за полчаса, с такими баулами – за час, наверно. Никакая патрульная машина не заинтересовалась – что это и куда волокут они в такое время? Кто-то берёг их всё же. Через самый центр пришлось им тащить свой груз.

А мы поехали ко мне, куда ж ещё? Дурно пахнущие сумари я закинул в высокие сорняки напротив своего дома – Паша-то сперва притаранил их в мою прихожую. Пашу с Майклом мы определили на первом, нашем с Инкой тогда, этаже, а сами устроились на втором, мамином.

 

Утро. Почти сразу, как заснули.

Я должен для завершения программы отвезти Пашу на Центральный рынок. Он торговал там типично кооперативными тапочками – матерчатыми на картонной подошве, внешне привлекательными, яркой расцветки и с европейскими буквами и символами, но приходящими в полную негодность через пару месяцев, если носить дома, или через неделю, если ещё и по набережным шастать. Соблазняла цена. В общем, чисто курортный вариант.

Производились они под патронажем ещё одного Миши, фотография которого с чёрной ленточкой в правом нижнем углу до сих пор висит у Паши. Ещё украшают его стены юные «Битлз» и «Незнакомка», про которую я так и не знаю – еврейка она или цыганка? Я ведь русский, которых такие темы не колышат, а для бедного, охуевшего от всего на него свалившегося, Гитрела это было без разницы. У государственников, распорядителей одно на уме: бродяга? хиппи? – в печку. Он вообще молодец был – насколько ясно показал всем, умеющим видеть, скрытую сущность любого политика. Обычно ведь политики корректны, то есть пиздят, как Троцкий, а Гитрел не просто жопу показал, но даже булочки раздвинул. Художник, артист, не то что прочая масса дуболомов.

 

Паша великодушно предоставил Мишелю возможность подзарабатывать. Втюхивать вместо Паши эти эфемерные тапочки. Цена рыночная.

Возле рынка площадь – стоянка для машин. Мы приехали поздновато. Ищем свободное место… наконец - !..

Место оказалось свободным потому, что его занимал раскинувшийся молодой человек. Живой, но ни на что не реагирующий.

Мишель. Мы затащили его в машину на заднее сиденье. Я так до сих пор и не знаю, что же это за колёса он привёз из Полтавы вместо маковой соломки?

 

Мы с Инкой поехали домой на «четвёрке» (троллейбус «Рынок – Марьино»).

Как я уже написал, вскоре Высшие Силы решили освободить меня от прав на вождение – от греха подальше.

 

 

март 05 про июль 89

Майя.

 

Сапога я ждал, и он появился.

Иногда у меня бывают обострения того, что когда-то профессор Самохвалов, крупный специалист[6], назвал шизофренией. Лично я ничего отрицательного в таких состояниях сознания не вижу. Лучшие, на мой взгляд, стихи получаются у меня только во время таких обострений, да и не только художественные, но и вполне бытовые и насущные поступки, совершаемые мною в таком состоянии вопреки обыденной логике, приводят намного быстрее и успешней к нужным результатам, нежели обычное рутинное шевеление в ногу со всеми (причём на самом деле неизвестно, с кем же – очень может быть, что сама по себе существует и развивается программа, настраивающая всех их... даже слово есть – менталитет, во!).

В таких изменённых состояниях возникает иногда особое настроение, которое и приводит к рифмованным жалобам и гимнам. Озарение – это ведь не слова, это именно настроение, а словами можно лишь попытаться его выразить.

И такое вот настроение я поймал в письмах Сапога с зоны. В развиваемые им теории я даже не вникал, тем более что в Янкиной подборке у них не было ни начала, ни конца – лишь кусочек внутренней пульсации, по которой можно уловить посетившие автора вибрации. Словом, чувак что-то прорубил, сразу видно, а что же именно – лучше бы он сам показал.

Сапог первым делом показал нам руку без пальца и рассказал, что когда откинулся с зоны, его Юлька уже жила с другим, и ему пришлось таким самурайским способом избавляться от своей к ней привязанности. Повидаться он пришёл прямо к ней на работу в редакцию, впрочем, палец отрезал не прямо в кабинете, а деликатно вышел в туалет, а потом показал... может, даже подарить пытался, я уж не помню.

Когда-то мы купили с Инкой, Галкой и Алкой банку с этикеткой «Перец яблоковидный», и когда закусывали им, Алка (на тот момент моя фаворитка) каждый раз выразительно приговаривала: «Да уж, силён... яблоковидный», и с тех пор у нас есть такое выражение (интересно было бы повидать Алку и узнать, помнит ли она).

«Силён яблоковидный», - сказала Галочка по поводу Сапога без пальца.

А вообще-то хоть Сапог и решился меня навестить, создавалось впечатление, что в решимости этой он сомневается и готов съебать в любую минуту – посетил, а теперь пора.

Пора так пора, я тогда тоже поехал работать, пассажиров извозить, скоро лето, а лишних денег так и нету. Будет нужно ночевать или настроение забухать – приезжай без звонка, Галка всегда дома.

Выходим вместе, тебе-то куда? На Преображенку. Ну поехали, начинать искать клиентов я могу с любого места. В Гурузуфе Сапог катал меня на «БМВ», после чего я и решил восстанавливать украденные права. А теперь тащился чисто по-пацански – кирюха откинулся с кичмана, и теперь я везу его, правда, на «пятёре», зато с музычкой достойной.

Слушаем «Титаник», он как бы пытается подрубиться. Потом долго сидим в машине возле пятиэтажки 50-х, наверно, ещё годов, ещё не хрущобы, поёт уже Олди, но мы уже не слушаем, а философствуем... вступлением к этому рассказу я уже показал свою готовность попиздеть на любую тему.

И как бы в награду за мои старания Сапог вдруг решается – а пошли-ка в гости к хозяину квартиры, где я вписался. До этого подразумевалось, что мне сопровождать его дальше совершенно неудобно – как не посвящённому в великую тайну, в самую зашифрованную ложу. Удалось мне убедить Сапога, что не вахлак, не слажаю.

Хозяин оказался упитанным кучерявым мужичком с бородкой, как у Бармалея, загримированного под Айболита. Разговаривал он с нескрываемым акцентом и простодушными интонациями героев Гоголя, и имел такой домашний вид, что на антресолях сразу предполагались собственноручно закатанные огурцы, а под ванной – всегда готовый к эксплуатации самогонный аппарат.

Сапогова он сразу стал как-то особо заботливо потчевать – вот как раз и пельмешки сварил, и пива вот осталась бутылочка, хорошее пиво! а если что, мы ещё сосисочек сейчас отварим. Мне тоже перепало прицепом, хотя и без такого упоения, при этом он сперва величал меня на вы, а потом, разобравшись во мне, всё чаще на ты. Я, конечно, нисколько не возражал против роли внимательного ученика.

Другой роли не предлагалось. Сперва я пытался вставлять что-то из вежливости, но очень быстро увидел, что хозяина гораздо более удовлетворяют междометия, выражающие согласие или изумление.

Поскольку мы с Сапогом, очевидно, слушали его так, как следовало, он всё больше возбуждался, бегал в комнату, что-то приносил и показывал, тусовался по кухне, застывал в позах, в общем, преподносил убедительно, хотя порой и бессистемно.

Я по ходу полистал лежащую у него на столе книжку и увидел, что большую часть его разглагольствований составлял пересказ нам этой книжки. Книжка была про индейцев Центральной Америки, я лишь пролистал её и поэтому не могу судить, в каком виде и в какой мере в ней содержатся идеи, которые он нам пересказывал. У него выходило следующее. Когда-то Землю посещали пришельцы, то есть, собственно, они и сейчас её порой посещают, просто в этом нет уже такой необходимости, поскольку среди землян появилось уже множество их потомков. Как именно внедряются они в женские лона – второстепенный вопрос (а вот мне очень любопытно), очень может быть, что не путём обычного коитуса, проникновение происходит на неизвестных нам уровнях и в неописуемых энергиях, условно обозначенных в библии святым духом.

- А на самом деле это оргазм, - вставляю я, - тот, кто зачат без оргазма, сразу получается неподключенным, а при оргазме дух входит в сына человеческого, - я вынужден быть короче.

Хозяин косится на меня, рассеянно бормочет «да? возможно...» и продолжает.

Собственно, майя – и есть пришельцы. Майя – это особый ген. Это как есть одна из самых древних еврейская кровь (а возможно, есть и более древние, которых мы просто не знаем), доминантная по отношению ко всем прочим чукчам, и если уж она есть, человек может называть себя русским, армянином, поляком, но поведение его не будет оставлять сомнений в том, кто он на самом деле.

Гены же майя доминантны надо всеми человеческими нациями, поскольку, как уже сказано, это даже и не гены, а влияния на совсем иных планах, и в общем, на самом деле если кто-то майя, то он уже даже не еврей. Это настолько сильные гены, что достаточно нескольких тысяч их носителей для сдерживания миллиардов поднебесных программ, неуклонно устремляющих человечество к саморазрушению.

Индейцы майя – первые прямые потомки пришельцев. То есть и до этого задолго (Атлантида), и сейчас бывает, что майя нисходят в лона, но одиноким агентом – индейцы же были пробой массового десанта, они были майя все поголовно.

Сам он ощущает себя майей без малейших сомнений, в Сапоге он тоже опознал скрытого до поры до времени майю, а к концу аудиенции признал и меня.

Я был в восторге – действительно, на хуй нужны все эти национальности, сколько можно. И при этом никакого интернационала, равенства и братства, разделение всё равно остаётся: по душе тебе кто-то – майя, не заладился контакт – хуля с них возьмёшь, с землян.

Книга про майев была большой, толстой и глянцевой. Хозяин показал и то, автором чего является он сам – тонкая брошюрка типа конспекта лекций для внутриинститутского пользования, похожая на брошюры серии «Целительные силы», но изданная почему-то похуже, хоть и в Нью-Йорке. Позже мне пришло в голову, что при таком издании место издания можно указать любое, почему бы и не Нью-Йорк. И тираж можно указать любой, а на самом деле не исключено, что экземпляров двадцать.

Фамилию его я забыл, допустим, Оноприенко. На заглавном листе указывалось, что автор является «международным экспертом по психотронике», с сертификатом об этом какого-то там конгресса.

Внутри брошюры приводились схемы и пересказывались основные положения акупунктуры. Изобретение автора заключалось в том ("Я ведь изобретатель", – заявил мне лично Оноприенко), что к этим точкам нужно прикладывать кусочки меди особой формы, чтобы скомпенсировать магнитные поля. О меди Оноприенко исполнил нам с Сапогом отдельный гимн – я изучал в школе и химию, и физику, и увидел, что все рассуждения Оноприенко о меди являются исключительно поэзией. Равно как и о магнитных полях, да и об акупунктуре. Очень убедительно, поскольку артистично, но если вдуматься – полная пурга, вроде бормотаний цыганки.

А экспертом он является, оказывается, потому, что когда нужно установить, является ли Ури Геллер экстрасенсом или шарлатаном, обращаются к Оноприенко. Кто именно устанавливает, кто обращается? Какие-то значительные в этом вопросе международные фигуры. А он им тут же говорит, что нужно сделать для изобличения – «я ведь изобретатель! меня не обманешь». Поскольку на самом деле – все шарлатаны. Настоящий майя никогда не станет так громко заявлять о себе, как Геллер или Лонго. Оноприенко может всех их вывести на чистую воду, и поэтому все они боятся его и избегают его экспертизы. Например, тот же Ури должен был выступать в Болгарии, но узнал, что там Оноприенко («я там по путёвке месяц загорал»), и отменил гастроли, сказался больным – «что ж он за экстрасенс, если болеет, а?».

О Малахове и Лазареве, брошюры которых мне приходилось читывать, Оноприенко твёрдо заявил, что это жулики, каких мало, только уж больно мелкого масштаба, чтоб он стал возиться разоблачать их. Издали свои безыскусные пересказы йоги и буддизма такими тиражами – ну и молодцы. К ним он относится с пониманием, как к своим.

А посвятил его в эти дела сам Вольф Мессинг. Он приезжал выступать у нас в стране, юный Оноприенко пробрался за кулисы, Мессинг глянул на него и сразу сказал, что у него будет всё ништяк – возможно, испугался, как бы Оноприенко и его не разоблачил. Вот с тех пор и стали являться ему голоса майя, подсказывающие, как и что изобретать.

Сапог собрался ехать дальше, и Оноприенко на прощанье вынес из недр квартиры кусок медной проволоки и обмотал им запястье Сапога. Мне захотелось, чтоб он и меня удостоил этой чести, но я не решался попросить – наверно ж, это стоит денег, - а сам он не догадывался, и мне пришлось всё же решиться – и оказалось, что да запросто!

- Вот, это моё изобретение. Вообще-то, чтобы лучше сбалансировать магнитные поля в организме, нужно носить на обеих руках, но для начала достаточно и на одной. Вот, теперь мы всегда на связи, - приговаривал он, обворачивая моё запястье куском проволоки.

Очень было похоже, что произвести изобретённый им прибор не так уж сложно и самому – нужно просто откусить плоскогубцами соответствующий кусок проволоки от мотка. Проволоку он подобрал плоскую, в полсантиметра шириной и в миллиметр толщиной.

- Первое время на запястьях будут синие следы, - предупредил меня изобретатель, - но это ничего, это поля балансируются. Их можно даже мылом смывать, ничего страшного.

Пока мы ехали с Сапогом в машине, я даже и не знал, как относиться к воспринятому. Конечно, можно допустить, что хозяин просто морочил нам головы, раз уж пришли – так получите шоу. Но с другой стороны, как-то непохоже было, чтоб он прикидывался, наоборот, создавалось впечатление, что высказывается он и действует в приливе искреннего фанатизма, а, скорее всего, и всегда в нём пребывает. То есть достиг суфийской цели быть пьяным без вина, только в данном случае – не накурен, а прётся, как удав по пачке дуста, причём постоянно.

Но Сапогов-то вроде принимает всё это на полном серьёзе! И лишь поскольку убедился и в моём доверии, лишь постольку есть шанс, что он покажет мне ещё кого-нибудь.

Да и кто его знает? Может, всё же этот Оноприенко настолько безупречно владеет тем, что дон Хуан называл сталкингом, а Станиславский вхождением в образ, и настолько он вообще по жизни (ведь пожилой) привык уже косить под дурачка, что никто уже теперь не может пробраться за этот фасад и обнаружить потаённую от профанов и фарисеев далекопродвинутость.

Оноприенко Сапог называл: «один народный целитель». Теперь мы ехали к философу. Сапог сообщил мне про него, что он защитил в своё время кандидатскую, но сейчас полностью ушёл в независимые исследования, будучи в отвращении от официозной философии. А на жизнь зарабатывает вполне философским занятием – кладёт печки простым людям и камины новым русским. До реформ можно было числиться философом (хотя для меня полная загадка, кто же финансирует этот род деятельности, кому и зачем это нужно?) и получать гарантированные оклады, плюс с конгрессов челночить, а теперь надёжнее класть печки – сложил одну, и пару недель можно спокойно и независимо философствовать.

Фамилию его я тоже не запомнил, но тоже что-то хохляцкое, типа Кавун или Коваль.

На вид он оказался помоложе народного целителя, да и меня помоложе, только я ж не по конгрессам сидел, а за рапанами нырял и рюкзаки тягал. Брюшко у него было гораздо более обозначенное, чем у целителя, или просто заметнее под рубашкой, заправленной в ещё советские трикотажные штаны с классически оттянутыми коленками. Разговор его был более грамотным и с непринуждённостью употребления слов иностранного происхождения.

Сперва мы минут пять посидели на кухне, приглядываясь друг к другу, а жена его, приветливая и молчаливая, приводила в порядок его комнату, в которую мы вскоре и перешли (квартира на этот раз была двухкомнатная). В комнате нас ждала ваза с яблоками, апельсинами и бананами. Кавун настолько настоятельно предложил нам угощаться, что мне показалось глупым отказываться, хотя когда я начал чистить и откусывать банан, я почувствовал себя ещё глупее. Во время нашей беседы в комнату вдруг постучалась взрослая дочка философа и внесла, молча и старательно улыбаясь, поднос с графином и стаканами. В графине оказалось разведённое водой варенье из облепихи, угощение незамысловатое, но предложенное с пафосом, достойным «Дома Периньона», так что опять нельзя было отказаться, хотя совершенно не хотелось. Потом жена принесла свежезаваренного чая.

Если суть рассуждений Оноприенко я смог пересказать, уж как расслышал, то восстановить, о чём же рассказывал нам Кавун, я не берусь. Между прочим, не так уж часто, приезжая к кому-то в гости, попадаешь на конкретную лекцию – а в тот вечер это было уже второе представление.

Кавун тоже, как и Оноприенко, оживился мигом. Взяв в руки указку, он то и дело тыкал ею в висящие на стенах ватманы, при этом вторую руку он держал, согнув, за спиной и очень был похож на делающего выпад пузатого фехтовальщика. На одном из ватманов была тщательно вычерчена спираль, не помню, как она называется, но мы проходили её по высшей математике, она как-то очень просто изображается в полярных координатах. Вычерчена она была от руки, но старательно, похоже, карандашом 2М, поскольку местами размазывалась, подтиралась и снова размазывалась. Начальный отрезок спирали был раскрашен цветными карандашами наподобие спектра, по экспоненциальному закону (как логарифмическая линейка). Каждый отдельный цвет обозначался датой, спираль имела отношение к истории, к чему же ещё.

На другом ватмане те же цветные отрезки были расположены линейно, строчками, тоже имели даты, и тоже была раскрашена только часть, подразумевая, что дальше то же самое.

На самом главном ватмане была вычерчена сложная фигура из пересекающихся кривых, напоминающая буддистские мандалы или полотна начала века каких-нибудь кубистов, только без раскраски. К этой схеме он обращался чаще всего, но поскольку я вообще слабо улавливал, о чём идёт речь, то и иллюстрации его воспринимал чисто эстетически, в то время как Сапог, похоже, прекрасно во всё врубался, и эти схемы говорили ему не меньше, чем социалистические диаграммы начальнику планового отдела.

Умничать я тут даже и не пытался. Кавуна полностью устраивала роль лектора в аудитории. Когда мы вышли покурить на балкон, он даже как-то растерялся, о чём же говорить, поскольку на балконе атмосфера из академической стала бытовушной. Перекур кончился, и мы вернулись к штудиям.

В дополнение к плакатам жена принесла из другой комнаты шарообразное сооружение из проволочек, кусочков жести и спиралей, при этом она виновато улыбалась – вот чем мы тут заняты, - но снисходя этой улыбкой не к непутёвому мужу, а к гостям, которые могут оказаться непонятливыми.

По поводу этой конструкции Кавун сказал, что здесь изображено то же самое, что на ватманах, но в объёме. Вот это соответствует этому – тыкнул он пару раз указкой, но сразу утратил интерес, сказал, что эта модель вообще-то сделана не полностью и грубо, и отставил её в угол. Модель эта действительно не придавала убедительности его рассуждениям, поскольку производила довольно отталкивающее впечатление.

Из всего учения Кавуна я уловил только, что, как и Оноприенко, он тоже пророчит конец света, только у него эта спираль традиционно упирается в двухтысячный год, Оноприенко же почему-то называл цифру 2015 – так предсказали майя. Насколько я понял, теория Кавуна о том, что же будет представлять из себя конец света, во многом соотносится с теорией Сапога, обрывки которой я читал в его письмах с зоны. И Кавун учитель Сапога – последний лишь недавно стал доходить до того, о чём Кавун говорил ему уже давно.

Разные школы веками разрабатывали всякие техники достижения контакта с тонким планом. В советскую эпоху Даниил Андреев положил начало новой технике – посредством пребывания в ГУЛАГе. Можно визионировать, закинувшись ЛСД или занимаясь тантрическим сексом, а можно – в холодном сыром карцере после хороших пиздюлей, питаясь лишь птюхой спецвыпечки.

Я вот в своё время погнал гусей от простой питерской кислоты. И когда в этом состоянии начинаешь ощущать невыразимую истину, она начинает принимать знакомые формы – того, что когда-то читал или слышал. О как, вот оно, наконец-то дошло – вот что начинаешь ощущать. Я тогда переосмысливал Кастанеду, которым только что учитался. Сапог, видно, въехал вдруг во что-то, о чём ему тёр Кавун.

И вот пришёл к нему за продолжением обучения. Он именно целенаправленно ехал к Кавуну, чтоб послушать, что ещё тот скажет.

Причём он, кажется, чувствовал, что я был для Кавуна всё же посторонним, для которого он может повторить тот же вводный курс, но дальнейшие выводы открывать в моём присутствии пока ещё рано. На прощанье Сапог договаривался о новой встрече, говорил, что сейчас заехал просто по дороге, а нужно обязательно встретиться специально, поскольку он не уяснил некоторые моменты, а для него сейчас очень важны именно эти вопросы.

Кстати, все эти посиделки Сапог твёрдо называет работой. «Поработали», или же – «мы ещё немножко поработаем»... Когда-то мне было почему-то противно, когда мой братушка художник Галяндин называл своё рисование «я работаю». И ещё более – когда «я работаю» говорила его жена, валяясь с какой-нибудь пьесой и ставя пометки на полях карандашом. Если Галяндин действительно художник, Ирка его – такой же режиссёр, как я был продавцом, когда пытался торговать. «Я работаю» мог бы говорить и мой брат Славка, решая кроссворд или раскладывая пасьянс, когда не на что выпить и приходится переживать трезвяки. Впрочем, это только дело только моего вкуса. Меня и сейчас коробит, если Галка как-нибудь вдруг называет работой моё стучание по машинке. Дело вкуса, но я считаю, что работаю, когда вступаю в единоборство со снегопадом или с разгружаемым вагоном, а когда я танцую – я прикалываюсь, прусь, тащусь, какая же это работа? И не стану лицемерничать, что мне совсем не хотелось бы зарабатывать хотя бы на «Бонд» и «Алушту» таким способом, чтоб мне платили за то, как я кайфую – отчего же, хотелось бы, всегда хотелось, да вот не получается пока.

Про майя Кавун ничего не слышал, но тоже делил человечество на две части – тех, кто после всеобщего конца преобразится в иное качество, и прочий сброд. Избранными должны стать те, кто понимает учение Кавуна.

Провожать нас в прихожую вышла вся семья философа. Уже держась за ручку двери, я чуть ли не в первый раз открыл рот, чтоб пригласить их приезжать в Крым.

-         Фил – хозяин Крыма! – сразу вмешался с рекламой Сапог.

-         Да? – удивились они, и мне пришлось добавить несколько фраз, чтобы стало ясно, что приглашаю я всех, а жить придётся на берегу и желательно без палатки, питаться в основном мидиями, впрочем, если приедут с деньгами, то и портвейн будем пить ежедневно. Говорил я с не меньшей, чем у целителя и философа, убеждённостью в том, что мой способ просветления не хуже других.

- Слушай, как им это удаётся? – поражался я в машине. – Других за абсолютно такие же действия и речи закрывают и колют галапиридолом, а этого Оноприенко за то же самое признают международным экспертом. И всё, теперь уже ни один психиатр не доебётся. Он со своим диагнозом, а ему – на-ко выкуси, эксперт я на самом деле, шизотроник! Только шепну моему корифану Ури Геллеру – у тебя на шприцах все иглы позагибаются.

Сапог с ненужными, поскольку мне по-прежнему было интересно, извинениями попросил меня, не отвезу ли я его в ещё одно место. Там уже ребята ничем не примечательные, но на этом флэту бывает Саша, вдруг мы её застанем. Мне тоже было бы интересно её повидать. Познакомились мы четыре года назад, и даже кокетничали, но ей было 14, а вот Сапог не смутился этим и уже тогда её трахнул. Этой зимой я делал попытку, звал её на сэйшен Олди по случаю бёсдника Боба Марли, но она не слишком активно мою попытку поддержала, и я решил, что в её возрасте всё впереди, и вовсе ни к чему мне лезть поперед батьки Джа. После того, как я в 39 поебался с той, о ком мечтал в 17, я в очередной раз осознал, что всё и всегда идёт по плану, а необъятное по-любому не обнять – всех, кем мне приходилось заинтересоваться. Особенно когда 17-то было.

После цивильных квартирок с маринованными огурцами и графинами я никак не ожидал, что мы вдруг попадём на самый настоящий флэт, туда, где, такие, как я, дома. Древнюю полузаброшенную двухкомнатную квартиру в сталинском доме с высокими потолками снимают ребята из Орска, а тусуются на ней и оренбуржцы, поскольку это рядом. Оказались даже общие знакомые – одно время у них жила Алёна, с которой я познакомился предыдущим летом и которая оказалась родной сестрой знаменитого хипана Вовы Орского. Правда, последнее время пропала, мужика нашла. Вовка тоже бывал на этом флэту.

Хаератый паренёк получает в Москве тиражи «Фузза» и развозит по точкам, а его бритая налысо жена, как я позже узнал, знаменитая в тусовке Шалава-Малава. Другую комнату снимала юная проститутка, их подруга. Ни с той, ни с другой впоследствии трахнуться не получилось, хоть я, конечно, пытался.

По знамению, прямо из окна видно клуб, в котором этой зимой пару раз выступала Умка, а я возле этого клуба пытался сдвинуть своей пятёрой «Победу» Севы, который подменял у Умки Бурбона. Вова Орский – бывший Умкин бой-френд, так что разговор сразу завязался. Я заинтересовался, нельзя ли опубликовать в «Фузе» плоды моего вдохновения, но парнишка оказался не по этим делам. Потом нашлось другое дело – перебить номера на моём движке, но из этого тоже ничего не вышло, зато я познакомился с юными любителями мотоциклов. В конечном счёте реальная польза оказалась такой – я придумал, как написать роман. Надо сдать Галкину квартиру в Москве за $300 и снять в Гурузуфе за $30, странно даже, как другие москвичи не догадываются. До отъезда мы с Галкой и Машей перебрались на Орский флэт, поскольку ждали Олди из Питера. А когда летом снова приезжали в Москву переоформлять таки документы на движок, я не раз вписывался там же.

На этом флэту Сапог тоже не стал оставаться. Мы поехали к Галочке. На Белорусском я остановился возле моих любимых ночных палаток и как бы сторожил машину, предоставив Сапогу самому купить портвейна. Всё же возил его, пусть истратит то, что сэкономил на метро. Правда, сейчас Сапог не производил впечатления такого преуспевающего, как до уголовного наказания за экономические преступления... ну так я такого впечатления вообще никогда не производил. И не мартини заказываю, а пару батлов нашего родного, 72-го.

-         Ох, Галочка, ты не представляешь, кого я сегодня видел, такие в Москве есть люди! Видишь фенечку - это медь, это важное изобретение! Чувака сам Вольф Мессинг окрестил в шизотроники!

Сапог потом оставил почему-то выданную ему проволоку на флэту у Орских, а я прибрал её и нацепил на вторую руку тоже. И носил с мая по август, а потом по пьянке как-то пробило меня выкинуть эту медь, надоели уже синие запястья. Ни с тех пор, как я надел эти браслеты, ни после того, как с ними расстался, я не заметил никаких перемен ни в здоровье, ни в судьбе. Наверно, не хватило мне всё же веры, хотя я и надеялся – раз носил-то.

Тусовка на флэту, разумеется, оказалась мне роднее и ближе, чем целитель и философ. И по-своему интересной. Например, если бы я был герлой и мне пришлось выбирать, кем стать, я бы предпочёл романтичную и суровую судьбу проститутки банальным, в общем-то, связям обеспеченной, очевидно, родителями Саши.

Однако Сапогов бесспорно прав в том смысле, что ребята, конечно, хорошие, но с яркими персонажами, показанными им мне вначале, им не сравниться – такая колоритность редкодостижима.

как-то раз в начале мая

рассказали мне про майя

интересно стало сразу

Инков ёб, а Майй ни разу

впрочем, оказалось, с Майя

ебля вовсе не земная

Майя – эт те не сансара

Инна, Алла, Белла, Сара...

 

 

май 99 про май 98

Ф Р И Л А В Щ И К .

 

Наконец я один. Отвёз Галку с Машей к маме в Коломну, как бы на рождество.

Вообще-то мама у Галки молодец – на зеркале в коридоре, на зеркале в ванной и на всех окнах нарисовала зубной пастой узоры и рождественско-новогодние лозунги, всюду развесила лампочки, гирлянды и прочие прибамбасы, а между тем провела Новый год в одиночестве, так что я обязан был привезти ей зрителей. А уж как она поёт Маше – да она просто настоящая рэперша.

И при всём при этом терпеть её мне очень трудно. Хотя бы уже потому, что нужно выходить курить на лестницу. И стесняться того, что вообще имеешь эту скверную привычку. А форточки все задраены, кислорода, между прочим, ноль – но зато без никотина. Нет уж… Или сижу я тупо на кухне, делаю вид, что читаю газету, а она носится с Машей по квартире и то и дело заглядывает ко мне из-за угла: «Ку-ку!». Ну и что я должен делать? Каждый раз так же фальшиво вскрикивать: «ой, кто это»? Ну не могу я! Может, она артистка, а я, может, нет – но не могу и всё. Тошнит меня от этих сюсюканий. А как она учит Машу креститься и молиться и вообще постоянно поминает всуе… «сегодня бог родился»! – а что ж, до этого никакого бога не было? Или ещё – три часа уже ночи, мы с Галкой уже под одеялом и пытаемся смотреть ящик, а мама всё трындычит с Машей, ей и в голову не приходит, что мешает слушать ТВ. Ну и т.д.

В общем, позавтракал я – и в дорогу. И мама, и Галка были разочарованы – они уж собрались запекать в духовке курицу и всё такое, рождество же, праздновать. Я уж даже чуть не пожалел их, но решил, что без меня им всё же будет лучше, без моего угрюмого вида.

Голубое небо, хоть и беспонтовое, московское, но всё же солнышко, дорога сухая, машина летит. И впереди пустой флэт, где никто меня не дожидается – может ли быть большее блаженство? Побыть одному – ох, какой же это кайф.

 

Хотя, конечно, притащить на флэт какую-нибудь герлу было бы неплохо. Оля совершенно правильно поёт, что «Вильгельм Телль один ложится в постель», но хотелось бы и исключений. И даже не затем, чтоб поебаться, а просто мне тоже нужны зрители. Пока что один только Филя сделал мне комплимент: «Где бы ты ни жил, у тебя всегда так уютно», а больше пока не заценил никто. Четыре колонки – две рабочие 35АС, а на них на всякий случай (просто, чтоб переключая, показывать всем, что 35АС лучше) две «Сони», они украшены, на одной конопляный лист и две трубки (майка), на другой «Лед Зеппелин» в хиппово-бомжевом прикиде («Сони» Галкины, 35АС Инночка подогнала). На стене футболка с Бобом Марли, историческая советская открытка «Умираю, но не сдаюсь, прощай, родина», классная картина Галкиного бывшего и уже пожилого любовника, а на фоне белой заколоченной двери в Петину комнату – вырезанные им же (художником то есть, а не Петей) драконы для театра теней, на нитках разной длины, чтоб был разный период вращения в восходящих потоках. На белой двери вращаются тени. В углу в ведре живая ёлка, её подарил нам алкан дядя Ваня с первого этажа. Зажжённый обычно дядей Петей газ на кухне – Огонь. Над дверью красно-жёлто-зелёные буквы «JAH love protect us», защита. Ну а коллаж, которым я оклеил шкаф, вообще можно разглядывать часами, если по приколу. Кассеты, книжки, гитара – всё, как положено.

Впрочем, и поебаться тоже было бы ништяк, не всё ж онанировать. Почему-то после онанизма и даже после вынужденного обстоятельствами воздержания – по любому намного бледнее радуешься возвращению в родное лоно. Кому как, но мне кажется, что сравнивать и возвращаться – это просто естественно, и наоборот.

Так кого ж позвать?

 

Козлика вычёркиваем сразу. С ней относительно интересно было только втроём с Галкой, да и то лишь первые разы – но тет-а-тет пригрузит, дура она всё же, да и непривлекательная. Фигура в общем неплохая, но фэйс, особенно подбородок, вернее – отсутствие оного. То же самое и Анка, раскрутить её вместе с Галкой было забавно, но одному… Хотя она вроде и не дура, и симпатичная, ухоженная, длинноногая… скоро 26 исполнится – нормально… Но ж все мозги заебёт, прежде чем даст – а что, собственно, даст? что она умеет?

Вот кого бы действительно хотелось, так это Скрипачку. Я бы сутки напролёт целовал её, ласкал, трахал бы по-всякому и пиздел о всякой хуйне. С ней легко, она настоящая, искренняя, честная, и она умеет потащиться, и выпить, и курнуть, и музон послушать. И готова на любые эксперименты, на любой групняк подпишется. С ней легко, как с Галкой, как и с Инкой когда-то было, но не вернуть уже былого. 76 года рождения – в самый раз. Какая попка, какие грудки, какое милое личико, а уж как кончает – это просто пиздец.

Но как сказали на тусовке, она подружилась с ребятами, играющими то ли ирландскую, то ли шотландскую музыку, и уехала в Питер. Если вернётся, ей сообщат, что я её ищу. Сама она, возможно, об этом не догадывается.

Ещё интересно было бы Каринку. Какой она сейчас стала? Да и я за эти годы кое-чему научился. Каринка не просто красавица, она ещё и подать себя умеет, боди там какое-нибудь, чулочки – умничка. И, как говорят в народе, любит пороться, как медведь бороться. Вот только Инку ссыт (напрасно), да и Валерика своего тоже, но это можно технично обустроить. К сожалению, она всё ещё на Персидском заливе. Правда, водку с пивом пить не станет, возможно, придётся потратиться на приличный винчик, но с другой стороны, она такая, что и сама раскрутится, не жадная… по крайней мере, хочет иногда такой казаться… или так – уважает и чужую жадность.

Так, кто ж там ещё? Может, к Вивьен подкатиться? Ни за что. Вроде – и 79 года, и красавица, но… нет, только не это. Всё-то она знает, обо всём у неё жёсткое бескомпромиссное мнение, и вообще её ну ни капельки не волнует ничего, кроме собственных интересов, покоя и выгоды. И это не может не иметь отражения и в сексе: возьмёт всё, что нужно ей, и ничего не даст тебе. Использует и вышвырнет за дверь.

Кристина? Тоже, похоже, не стоит. Продинамила стрелку со мной, потому что в этот день разбился на мотоцикле какой-то её приятель. Вот это знамение! Если Джа каждый раз будет так поступать, лишь бы меня оберечь, то лучше не надо. Папа её на два года старше меня, героинщик на системе, она, кажется, тоже уже пробует ширяться… гепатиты там всякие, ну его на хуй.

Настя Солнышко, когда я позвонил ей в 2 ночи, очень зло спросила, знаю ли я, сколько времени. Я начал было объяснять, что потерял записную книжку, и вот только что Доброволец дал её телефон, но она уже швырнула трубку. Доброволец объяснил, что она опять вышла замуж. Ладно, позвонил днём. «Ну и чё надо? – Да так, поговорить… - А ты уверен, что нам есть о чём говорить?» Ни хуя себе! Почему, за что? Ладно, будет она в моём романе не Солнышком, а Пятнышком. Шоколадным.

Наташа? Что-то просто лень. Если б сама встретилась на сэйшене, а так – звонить, стрелы забивать… лень.

Во кого ещё хотелось бы – Ксению. Это yes, это круто. Но только не будет ли это банальным – просто так встречаться? Она клёво приколола, трахнув меня вместе с подружкой. Я достойно ответил, притащив на свидание друга, с которым давно пора было побрататься. Так что теперь надо придумывать что-то ещё. Например – мы с Галкой и она со своим гитаристом, вот только понравится ли он Галке? Ну хотя бы попробовать. А встречаться вдвоём как-то уже несолидно. Хотя попробовать тоже можно. Но никак никто не снимает трубку, всё незнамение.

Не такой уж большой выбор…

 

Может, Ирен позвонить? Ты жива ещё, моя старушка? Вообще-то благодаря Галке я узнал, что самый кайф ебаться с взрослыми женщинами, а не ссыкушками. С возрастом они всё больше любят это дело и всё больше ценят предоставившуюся возможность. Знают уже, как часто у окружающих мужиков попросту не стоит. А насчёт молодого тела – так резиновая кукла ещё более упругая.

С другой стороны, баба, не ведущая регулярную половую жизнь – тяжёлый случай. Привыкнув обходиться без секса, они начинают его бояться – точно так же запойный алкаш боится выпить, а героинщик – ширнуться. Боятся физической зависимости. Вон у Каринки от мужиков отбоя нет, и при этом дома четыре фаллоимитатора, и она нисколько не комплексует активно их применять, даже кое в чём предпочитает их занудным мужикам. А Ирен, небось, даже пальчиком по клитору поводить западло – недаром вся стена в иконах, прям как у Галкиной мамы. Неспроста обычно такие приколы.

Однако бёсдник, кажись, у человека – чё б не поздравить-то? Я ж не какая-нибудь ёбаная Настя: ты уверен, что нам есть, о чём разговаривать.

Хуёвое, правда, я тоже помню. Пожалуй, самый мой большой кайф от сексования с Ирен был, когда на ней были чулки с поясом, и мы ебали её с Игорем. Мне казалось, мы так тащились! я никогда в жизни так не тащился (на тот момент). А Ирен потом пропихивает мне такую поебень: зачем ты отдал меня Игору? Во как! Как ебаться с ним, пока я в зоне надрывался, так всё путём, а чтоб честно и благородно – ни хуя. А зачем вообще поехала с нами на флэт? А перед этим на посиделках с ним целовалась? Полагаю, чтоб мозги мне поебать, чтоб я типа ревновал – короче, дура баба. Я теперь, говорит, больше никогда в жизни чулков не одену. То есть вот именно того, чего от неё мужчина раз в жизни попросил, вот именно этого самого она для него делать не желает. Ну и иди ты…

Но ладно, проехали, забыл уже.

 

К тому же я придумал для неё подарок. Когда-то она говорила мне: как, неужели ты не слышал такую песню «Кип смайлин, говорят американцы»? Такая охуенная песня. И вот – нашлась эта песня. Весь альбом, «Пекин Роу Роу». Пусть слушает. А на другую сторону Дркина – где она ещё его услышит? А на дописки – «Хмели Сунели». Всё моё самое нежно любимое[7]. Правда, подобрались одни покойнички… ничего, такое, значит, знамение.

И только ради того, чтоб услышала она «Кип смайлин» (и Дрантю! и Махно!), я ей позвонил.

Она, ясно, сразу за своё – ой, ну сейчас нет, никак… бёсдник-то, оказывается, завтра.

Хуй с ним, звоню завтра. Инка, правда, только приехала с Персидского залива (Каринка там ещё осталась), а Филька из лагеря – но всё равно звоню, как раз с Инкиного телефона. Слава Джа, никто не снимает трубку, съебала уже куда-то. Жалко всё же было бы Инку с Филькой обламывать.

О том, что возможно будет праздновать не дома, она меня предупреждала. И на этот случай мы договорились встретиться на следующий день в каком-то там «Чайном домике», в котором завтра собирается играть Мильёшка, он звонил Ирен, приглашал её, у меня-то телефона нет, так что безусловное знамение, что я догадался Ирен позвонить. Кстати, самый ништяк – на нейтральной территории, пообщаемся, а там посмотрим.

Впрочем, я был стопудово уверен, что продинамит, ну не может быть с Ирен иначе, иначе она б сама уже по Персидским заливам разъезжала. Но Мильёшку-то повидать – пора бы уж (телефона у него тоже нет).

А что продинамила – заебись! Гораздо лучше показываться в новом месте одиноким загадочным незнакомцем. На любом сэйшене я предпочитаю тусоваться один. Свободный, открытый, непредвзятый.

Ирен дала мне телефон этого самого «Домика». По телефону объяснили: от метро первый же поворот, сразу арка, рядом железная дверь, по домофону нужно набрать девятку.

Дверь открылась, и сразу шибануло благовониями. По лестнице в подвал, полумрак, на стенах картины, тусуются тут босиком, низенькие столики, а кругом подушки и шкуры, хошь сиди, хошь валяйся. Стойка с чаями, сбоку её журчит подсвеченный ручеёк – круто. В центре на полу Мильён со своими ориентальщиками.

Посидел я сперва с ним рядом, но потом – я ж не музыкант – примостился в углу за столиком с Мильёшкиными детьми. Потом решил тусануться – поссать, а заодно Ирен позвонить на всякий случай.

Да я и не думала, что ты придёшь, а у меня такой насморк. Понятно, страсть не радость, сыпется старая пердь.

Между тем, сидящий рядом с телефоном молодой человек обрадовался: о, Фил! Из разговора я понял, что он знает меня по питерской общаге, а сейчас заведует этим клубешником. Знамение: 1) я впервые в жизни узнал, что такое настоящий китайский чай у-лун, всю церемонию, действительно впечатляет, 2) курнули неплохого гашика, 3) похоже, я постоянно трудоустроился, ведь так заебал уже этот извоз (полтора года назад бывший, конечно, шагом вперёд после дворничества). А стал ли бы он поить меня очень, между прочим, дорогим чаем (за у-луны у них берут по тыще рублей с рыла), если б на хвосте висела Ирен, и тем более накуривать? Другое дело, если б Каринка, для неё б он в палатку за шампанем сгонял бы.

Миль подарил свою кассету. Я, правда, не врубаюсь, но что он мастер – видно сразу. Ученики уже есть. Кстати, знамение: только приезжаю домой и включаю Радио-101, там конкретно Мильёшкина музыка. Плавно переходящая в одну из любимейших мною вещей «Кримсона». То есть это такие у Фриппа интерлюдии, без Миля я б не заценил. С другой стороны, у Фриппа-то это промежду прочим, между хитами для профанов, а у Мильёшки – самоцель и никаких хитов.

В клубе я всю дорогу любовался женой моего новоявленного приятеля. Не то чтобы красавица, но стильная донельзя. Тростиночка без груди и без жопы. С выпуклостями – это одно, а вот так – совсем другой кайф. Русые пряди разной длины – супер. И такие выпуклые губы… зоновская присказка: не шевели губами, а то у меня хуй встаёт. Чудная девочка, жалко, что жена, но посмотрим…

 

Ну а с Ирен-то что ж? Послать бы ей эту кассету по почте – рублей 6, а на бензин до Королёва и обратно рублей 60, если не больше. Если ехать по МКАДу (я кручусь в погоне за пассажирами в Новогиреево) – меньше, но там никаких шансов на пассажиров. Впрочем, и так – попался один хачик аж только уже на ВДНХ, до Медведково за 30, ну хоть так.

Ненавижу ездить ночью по трассе. Мои фары не освещают ничего, встречные слепят, только на Джа одна надежда. А въезжаешь в долбаный Королёв – ещё и дырки на дороге, а уличного освещения по прежнему никакого. Убийство машины ради ненаглядного Иресика.

Она обрадовалась.

Волосёнки что-то стали коротковаты, но так фигура вроде сохранилась. В шерстяных одёжках похожа на медвежонка, но надо ж понимать—насморк у человека. Хотя я насморка не заметил. Очевидно – просто состояние ума.

Она, оказывается, ждёт гостей (я заранее не звонил – мало ли каких пошлёт Джа пассажиров). Подруга по Когтиблю с бой-френдом. По такому случаю Ирен решила сходить в палатку. Что ж купить? Ой, слава Джа, мне пить нельзя, а ты покупай, что считаешь нужным. А вообще-то гости должны сами что-нибудь притащить, если поздравлять-то едут.

Они принесли – ровно одну бутылку пива. А Ирен выкатила им пластиковую бутылку очаковского джин-тоника. Бедные все бедные. А водяру им пить при этом западло – вот и делают вид, что вроде что-то пьют и якобы балдеют. Ой блядь сука ну пиздец.

Уродцы. Ну а кто ещё к Ирен приедет-то? Он вроде стихи пишет… я вообще-то в мальчиках не разбираюсь, только и могу сказать, что чуть не налысо подстрижен, ну так и Олди сейчас тоже такой… Зато чувиха – ни за какие деньги у меня не встал бы. И ещё и кривится, когда «Пекин Роу Роу» произносят «захуярил» – ну всё ясно, всё, всё, всё. («Захуярил Чжуан-дзы по ебалу Лао-дзы»).

Пока мы их ждали, Ирен успела загрузить меня по полной программе. Что-то я упомянул, что первая жена Игора сейчас замужем за австрияком, у которого зарплата 5 тыщ баксов - и вот она стала настойчиво буровить какие-то банальности, что не в деньгах счастье. Та же Оля твоя или Умка – разве нужен им американец? Блядь, сравнила. Оля умеет петь, а Ленка – человек простой, мыла окна в офисе, пока австрияка не нашла, для художника достижение – создать шедевр, а для простой бабы – удачно пизду продать. А та же Инка твоя, та же Галя? Лишь бы спорить! У Инки, кстати, всё не так уж плохо с пиздопродажей, ещё и мне перепадает. А Олди твой (переключился разговор) – он вообще никто, нуль без палочки, а уж Катька его – просто выродок. Да сам я всё это знаю, в смысле про Катьку, но Олдику – нужен же хоть кто-то. Христос твой тоже с мытарями общался, праведников – хуля спасать? Инкой-то Олдик заинтересовался, да и с Галкой всякими оральными штуками забавлялись, а тебе ничего такого не предлагал – вот ты и злишься?

Ко мне, короче, Ирен не захотела ехать ни под каким видом. Завтра ученики. В три часа дня – казалось бы, времени достаточно? Нет, я буду не в форме. А ученики – самое важное в жизни (а вообще-то просто деньги, которые она только что так поносила). Купить водки и ночевать тоже не предлагает. Вот подбрось ребят до метро – ну спасибо.

На прощание пообнимались в прихожей. Да, ништяк – грудь по-прежнему упругая и стоит, и талия не то что у Инки. Ништяк, ништяк… Я вообще-то хотел бы пизду у Ирен понюхать – как-то по-особому она у неё пахнет, очень романтично, или может, это у меня ностальгия?

С другой стороны, если я настою на своём – заставит меня завтра везти её обратно. В прошлый раз заставила меня в жопу пьяного везти её домой, и похуй ей, что со мною будет. Ей на хуй не нужны оргазмы, для неё главное – чтоб ей приносили жертвы, в зоне ради неё сидели и т.д. И ещё на вампира Олди баллон катит. Да, он точно такой же. Но есть и разница. Что-то такое незабываемое он ещё и даёт при этом взамен, праздник какой-то. И уж чего-чего не могу про него представить – чтобы он хоть о ком-то плохо отозвался. В смысле, походя, а довести-то и его можно.

 

Довёз я ребят до ВДНХ. Рекламировал им Олю, хотя и ясно, что вряд ли найдут они деньги на два на неё билета. У входа в метро запизделись, я вдруг вижу – парень с девушкой голосуют – скорей, съёбывайте. Хуй там, уже тормозит «Волга». Пока они вытряхивались, ещё и «Тойота» в очередь пристроилась. С друзьями Ирен и не может быть иначе. Так больше ни одного пассажира я в этот вечер и не встретил.

 

На следующий день – сэйшен Умки. Я решил: скажу ей, Аня, поехали ко мне. Ох уж и зацеловал бы я её. Уверен – никогда в жизни такого с ней не бывало и тем более наверняка не будет. Хотя тоже 200%, что не подпишется. Всё уже у неё схвачено, расписано, место в вечности и скрижалях забронировано и вообще пора в наш советский колумбарий, не до авантюр. Но чё б не сказать-то – ей ведь будет приятно, а я её люблю.

Правда, не вызвонить её ну никак – для бесплатной-то вписки. Я чуть не подсел по этому поводу на измену, но успешно себя переборол (бывает у меня такое, ссыкун, но научился справляться). На входе меня сразу узнаёт Моня: какими судьбами! Дык, ну, как насчёт-то… Моня сразу жутко и демонстративно огорчается: прости, но было всего 15 проходок, но ничего – и тут же начинает аскать у входящих. Мне даже как бы неудобно, тем более выясняется, что билет-то всего 20 рублей, 3 литра бензина, хуйня… но Моня уже нааскал. Не отказываться же.

Пока поёт Чернецкий, меня окликает Умка, целуемся, тут же и Боря. Доёбывается какой-то юный волосатый: можно вас сфотографировать? В смысле как, голым что ли? Да нет… А тогда в чём проблема? Оказывается, он принял меня за Ревякина, а на самом деле – за другого чувака, которого принял за Ревякина. В общем, гонит.

Бедный Чернецкий. Суперзвезда ведь вообще-то, если бы другие времена и другие расклады. А тут все ждут Умку (свою!), а его никто на хуй не слушает. Пацанчик-то охуенный, но вот не вписался как-то, пошёл параллельно.

Подкатывает какая-то герла – причёсочка так ничего и фигурка очень ладненькая. Начинает рассказывать, что какой-то её сожитель, пока её не было, отымел аж двоих за раз[8], и теперь она ищет, с кем бы переночевать в отместку. «Так поехали ко мне, » – выпаливаю я и вижу, что удачно удалось её ошарашить, потому что сказал-то ведь я не в шутку, а совершенно искренне, а такое чувствуется. Она, конечно, задний ход, мол, нет, на самом деле куда она от него денется, называет фамилию, и тут я вдруг врубаюсь, кто она – видел я её один раз у чувака, который сейчас собирает мне компутер. О как – это мне уже надо задний ход давать, а то ещё скажет: иди в пизду со своим компутером.

А тут и он, жалко, что нельзя с ними выпить. Такая карма с этой машиной – сэйшена строго на трезвяках.

В предвкушении Умки я заранее занял место на полу перед самой сценой. И в итоге так протащился, как и не ожидал. Это на полном-то трезвяке! А может, так и надо? Как я пёрся, когда был школьником?

Это то самое, о чём поёт Силя: обменять старенький Ху на попиленный Джетртал. Я не знаю, с чего там втыкает молодняк (перед самой сценой неистовали три оборонщика, когда-то и у меня была такая же майка), но для меня это, конечно, ностальгия – вот оно, настоящее-то, то самое. Даже Умка уже не казалась мне визгливой, а всё было правильно, так и надо. Боря – может, он и не такой технарь, как Ваня Жук, но он правильный, эти клеша, эти позы, и играет для Умки идеально. Мыша – ну бесподобен, я ведь просто его обожаю. Клавишник какой-то новый, прикольный, всё по теме. Новый гармошечник – просто я, каким я вижу себя на фотографиях. Ну а Боря Марков – школа виртуоза и колдуна Севы… и все они такие… ну как сказать? Я просто улетел, кто знает, тот поймёт. Может, Галкина мама так же улетает в церкви? Сомневаюсь… А если да, то и ништяк ей. В противном случае – на хуй бы она такая церковь была нужна?

Как-то там по ходу рядом оказались компутерщики, и я в порыве чувств предложил довезти их домой, они ж мои соседи. Правда, я уже обещал Умке, что повезу её, но им же похуй – прокатиться до Умкиного флэта? А вдруг уговорят её поехать с нами? Вроде весёлые…

 

После сэйшена оказалось, что всё не так просто.

Я успел попиздеть с Вовой Орским, Мышей, Борей. Меня опознал ещё один обитатель питерской общаги (а я его, как обычно, нет). Фанат-фотограф нашёл-таки моего якобы двойника (не похожего ни на меня, ни на Ревякина) и сфоткал нас.

Выясняется, что компутерщики везут с собой герлу, хоть в очках, но вообще так местами ничего. С другой стороны, оказывается, что Умка имеет в виду кроме себя, разумеется, Борю, а также, главное, Тататиту с дочкой. Тататита – типа её школьная подруга, у которой она вписывается. То по всеразличным флэтам тусовалась, а сейчас нашла тихую гавань, ну-ну… Когда-то эта дама тоже тусовалась, но взялась за ум (лучше бы за хуй), ты ей даже не позвони слишком поздно (дочь!!!), причёска практически лысая (характерный манифест: я вам уже не баба, а эмансипэ), живёт без мужика (-ков, тем более), с дочерью (даже не с сыном), и такая вся правильная (прогоняли мы с ней как-то порожняки до рассвета), что охуеть и не проснуться.

И я, значит, должен везти этих праведников, а потом чайку с ними попить и за честь почесть? В то время как уже у меня в машине сидит свободная герла, хоть компутерщик на что-то претендует, но, похоже, стебается.

Вот сказала бы мне Аня – поехали куда хошь! как набухаемся сейчас, как повыкидываем телевизоры из окна, как Лед Зеппелин. Так нет же, и никогда такого не будет. То есть – зря я так тащился, пиздёж всё же. Наебалово. Работа, блядь, зарабатывание. Ну те же самые ученики у Ирен. Только Ирен учит русскому языку, а Умка – хиппизму. Якобы рокенрол, а на самом деле все ходы записаны. Мы себе давали слово, новый поворот.

 

Обломилась она. Так обломилась – она это умеет, если б не видел раньше, может, и прошибло бы. Правда, тут же кто-то там подписался – да у меня тоже машина, повезу, но Умка и не слушала его, так хотела показать мне, какой я в сущности пидарас.

Хо-хо! Свобода, блядь, опять, опять свобода! Ах, как красиво я вёл машину, как вдохновенно. Как камикадзе, возвращающийся уцелевшим.

Предложил им по ходу заехать ко мне. Хоть и ясно, и видно, что другие у них планы, но хоть фрагментарно, хоть какие-то гости в моей берлоге. Легко угадать, что Элен была за, а Ибси (компутерщик) не очень.

Водку пить не захотели – да и ладно, разве в этом дело? Зато откушать не отказались, и тут я горжусь, какой я кулинар.[9]

И на свал. Ибси что-то там как бы типа пристаёт к герле, якобы свобода – ладно уж, знаю я все эти расклады по Галке, как она со Скрипачкой обошлась. Все бабы… да, впрочем, и мужики в основном, коснись такое дело… наши воспитатели выдают за Его Слово базар господинчиков, сводят любовь к законам джунглей, кодировка – это тебе не то что против курения, это на десять тысяч перерождений вперёд.

Я, конечно, с ними. И с хвоста меня не сбросить (хоть Ибси и пытался) – я ж драйвер.

У себя дома Ибси сразу у койку. И всё герлу зазывает. А меня не зовёт – ну-ну. Элен, правда, позвала меня, но как-то робко и ненастойчиво. А герла отнекивается – почуяла уже ветер – мол, ей сейчас больше по приколу потележить.

Нет, совсем не в моём вкусе герла – потому что в очках, - но если снять очки? Представить? Хаер-то – ништяк! Чёрный, пушистый, вплетены красные ленточки, пёрышки какие-то, парочка наттидредов. На шее килограмм фенечек, на запястьях ещё по полкило, при этом и там, и там колокольчики, позванивающие при жестикуляции. Какая-то безумная жилетка на шнуровке, обнажающая живот, как ей не холодно-то, ай маладэц, что терпит! И кликушка – Би, причём не какая-нибудь, а именно конкретно сознательно из «Эммануэль». 82 года – вот это прикол, если получится, рекорд! Мама 58-го – ой-ля-ля, папа 56-го. Мама с папой развелась и нашла себе богатенького старенького… ну то есть как – не старее Инкиного Морковки. Теперь они терроризируют дочку, чтоб стала путёвой, а она скрывается по флэтам. Собака, Близнец – знамение, ясно.

В общем, Элен – женщины всегда мудрее – отнесла спальник в другую комнату и сказала, что мы, если хотим, можем вписаться там, а им уже хочется спать. И ни слова о том, что идите балаболить на кухню, просто как бы рубятся, а вы сами догадывайтесь – ах, как я её за это зауважал. И теперь наблюдал за Би – она-то догадается? Врубилась – а может, нам лучше пойти на кухню? – значит, не дура.

На кухне оказался пузырь пива (почему все эти преуспевающие так любят «Старый мельник», что за мода, только что дорогое, а выдающегося ни хуя… понты…), а Би заварила себе чаю. Как же всё-таки заебись на трезвяках, как, оказывается, интересно.

Пусть преподнесёт. Юная хиппи – безумно интересно. Со старыми всё ясно, но новые – откуда они берутся?

А спешить мне некуда, учеников с утра у меня нет. Слава Джа, хоть этого на старости лет добился. И неизвестно ещё, что там за работа в этом самом «Чайном домике»…

Элен вот с утра на работу, у Ибси тоже стрела, а нам с Би всё похую. Да даже и Галка – как уже пригружена Машей. Хотя всегда была образцовой похуисткой. Раньше.

Показала она мне свою тетрадку – классико! Цитаты из классиков типа БГ, но, между прочим, и из Оли тоже. Пацифики, дороги, волосатые автостопщики, гитары. Претензенциозный формалистический рассказик, опять про то же – про Дорогу.

Новый год, говорит, встретила на трассе. Ну типа примета – как встретишь год. То есть постояла именно символический временной интервал, тормознула вроде даже какого-то дальнобоя, угостила шампанским, а потом пошла себе на флэт.

Джа, ну за что ты мне послал такое? Как горд я, что заслужил это, сам не знаю, чем.

Впрочем, спросил я, где она учится и т.д. – она стала рассказывать мне о своих ну таких положительных планах на будущее, будто я папа или майор милиции. Дело молодое – научили шаблонам (хиппи, конечно, такой же шаблон). (Очень многие, и не только молодые, полагают, что повзрослеть и найти Путь – значит разучиться так вот безмятежно переключаться с шаблона на шаблон, фиксироваться в одном).

Наконец я решил, что пора, и сказал: а может, нам лучше поцеловаться? И она буквально рухнула в мои объятья и подставила полные, сильные и упругие губы.

А может, лучше пойти в комнату? (В ином интерьере и в ином нижнем белье можно было бы, конечно, сразу начать величественное действо во славу всех божеств).

Когда я не очень ловко снял с неё джинсы и запустил руку в колготки, «ох уж эти мне фрилавщики», простонала она,

Почему-то волосы её пахли костром – вот это знамение, подумал я. Потом уже, когда я сказал ей об этом, мы догадались, что просто пропах костром спальник. Но потом я провёл тщательное исследование и выяснил, что спальник ни при чём, пахнет он скорее как Петя, а грустной горечью костра пахнут именно волосы, причём только в одном месте, оказывается, она их в этом месте обрызгала каким-то лаком. Пусть так, но я-то слышал.

Грудочки маленькие с аккуратненькими сосочками, плечи узкие, таз тоже узкий (хотя она и запротестовала, когда я сказал ей об этом), тонкие запястья, глаза без очков раскосые – предки с Алтая. И какая замечательная чудесная волшебная пизда, как много смазки, и какая она густая, консистентная. Подмышки выбриты – видно, что из приличной семьи, и это приятно. (Может, ещё и вилку левой рукой держит?)

Трахались мы, наверно, целый час, как только не соединялись. «Ну тебе хоть немножко понравилось?» – скокетничал я потом и получил все ожидаемые комплименты. Пошли на кухню курить в голом виде, я хоть похвастался своим безупречным сложением, не знаю только, заценила ли она, есть ли ей с чем сравнивать.

Потом ещё потрахались, потом идиллически заснули, крепко-крепко обнявшись.

Не знаю, кому как, а мне вот лично за такое счастье ничего не жалко. И в рот ебутся все ученики, промоутеры, зрители, работодатели, папы и мамы. То есть это просто выражение такое, на самом деле – дай им Джа, а так-то – ещё вряд ли…

 

Умка обеспечивает себе место в пантеоне, разыгрывая идеалы таких, как Би или её бой-френд Хоббит. И в этом её отличие от, например, того же Олди. Истинные Христосы безымянны[10].

Она не виновата, такова жизнь… то есть игра в якобы жизнь, правила которой написаны дохлыми таким образом, чтоб даже те, кто был живым в 17, ближе к сорокушнику неминуемо… ну это самое…

 

Би – без жеманства, без мозгоебания, бескорыстно. Ни с кем нельзя сравнить её из тех, кого я поминал вначале… то есть нет, ещё Скрипачка такая же, остальные все дохлые, все в системе взаимовысасывания, кто кого наебёт. И все боятся. Я и сам боюсь – ну а как.

Бедная Би – увы, сколько я уже таких видел… Настенек… Поневоле приходит в голову, что чтобы не одохлеть заживо, нужно как СашБаш или там Дркин. Дркин успешнее – его хоть пока никто не превратил в дохлую икону.

 

Утром уходящая Элен безуспешно пыталась разбудить Би (Би вечером по запаре об этом попросила), зато я сразу вскочил, пульнув Элен сеанс нудизма – вот, мол, какой я раскрепощённый, а ты думала. Но она сказала, что доберётся до метро и сама (и так я опять её за это зауважал), и чтоб я спал дальше, что я с удовольствием и сделал, покурив только на кухне полсигаретки.

Когда я проснулся в следующий раз, Би рядом не было. Как, удивился я, неужели Ёбси всё-таки утащил её? Вот это красавец. Может, пойти присоединиться? Но оказалось, что она просто пьёт одна чай на кухне – сидя на полу в джинсах, но голая по пояс, с малюсенькими остренькими грудочками сквозь распустившиеся чёрные пряди, растерявшие все пёрышки, только одна ленточка крепко оказалась заплетена. И всё ещё без очков, с этим ангельским хиппушечным личиком, только глаза бурятские, и от этого становится ясно, что наоборот она юная, только-только вступившая в орден колдунья. У себя дома я бы сразу занялся с нею любовью, но у Ёбси на флэту утром оказалось так неуютно, прокурено и зябко, одна лишь Би – как костёрчик.

А какой пупочек, какой животик, какое всё… ой мама. Джа, ты воистину беспредельно милостив! Нет, всё равно не верится – неужели всё это происходит со мной? Какой райский сон.

Хорошую завару, крекеров, сигарету – и оптимизм взмывает, как ракета. Наплыв уже иных галлюцинаций… ещё б домой доехать и просраться.

Уже уходим, Ибси вслед за нами – не до метро ли мы свой путь направим? Он чуть уже стрелу не продинамил, и как удачно, если можно с нами.

Ревёт движок, мелькают светофоры, уже засасывает хмурый город. В пизде был рай, а тут опять работа, искать тропу, чтоб одолеть болото. А та пизда сияньем путеводным за горизонтом в космосе холодном.

Ах, как ништяк – на тачке и с герлою, да ещё юной и своей такою. Она нежна, машина так послушна, а ночь была печальна и порнушна.

И страшно – скоро снова станет скушно.

январь 2000

 

 

 

Фрилавщик – 2

 

Или Д А О С С К А Я П Р А К Т И К А

Или К И Т А Й С К И Е Ц Е Р Е М О Н И И или К О Р О Л Е В С К И Й Ж И Р А Ф

 

Когда Галочка снова поехала в Коломну, я уже был рабочим человеком.

Где-то через неделю после поступившего предложения поработать я наконец нашёл в себе силы проснуться пораньше, ну хоть около одиннадцати, чтоб поехать в клуб – сдаваться в очередной комбинат. Зато с какой гордостью скажет об этом Галка своей маме, утешал я себя. Это, кстати, не аллегория, мысль об этом на самом деле была основательной частью мотивов, побудивших меня завести мотор и поехать в сторону Лубянки, остальные же мотивы – раз уж подвернулось, стоит ли так вот сразу уклоняться. «Воин ничего не избегает, » – правильно напоминает мне воплощение моей музы. Нет, Джа свидетель – ощущения мои были точно такими же, как и, например, в 94-м, когда я впервые шёл на Таганку продавать газеты автомобилистам в пробке. Только теперь новый уровень игры – воин нашёл инструмент: Кобылу. Что-то там этот молодой и приятный человек говорил о возможной необходимости возить им воду…

В обширном офисе с чёрным мягким полом в углу за сдвинутыми столами с компутерами сидели интересная тоненькая девушка и седой дядечка с таким видом, что я засомневался – а может, он директор, а не Юрий?

Выслушав меня, дядечка позвонил и сообщил мне, что нужно подождать. Так может, я сам к ним спущусь? Нет, что вы, ни в коем типа случае – у них там чайная церемония!

Ну что ж, подождал я с полчаса, так и сяк устраиваясь на дюралевом стуле и пялясь на стены и скользяще на герлу. Наконец (я её понимаю – мало ли тут хуеплётов, вроде меня, ошивается) элегантно-корректно-приветливая Неля (жена Юрия) появилась в офисе, чтобы сообщить мне, что Юрия сейчас нет, но это неважно, работы полно. А вот как насчёт возить воду? – поинтересовался я. Воду у нас возит Боча, у него, правда, бывают сбои, и тогда было бы здорово, если бы ты смог его подменить, но вообще-то у нас много и другой работы, например, резка шильдов, ну и вообще там. И начинать можно хоть завтра с утра, мы вообще-то начинаем в 10.

О-о-о, как божественно, что не прям сегодня. Последний вечерок на свободе, сперва по Москве покатаюсь, когда теперь ещё придётся, да и капусты б надо подрубить, чтоб задринчать потом с Галинкой по такому грустному случаю.

Вообще-то встать иной раз пораньше – всегда ништяк, особенно если в 5-6, магия утра, правда, зимой она в это время только в людях, в них прямо торжественность от того, как смело они борются с природой, а в 8-9 уже и натура начинает просыпаться, и суета людская становится будничной, бодрит уже только воздух и, если имеется в наличии, небо.

Работаем мы, довёл до моего сведения Юрий, с 10 до 7, а платить можем 100 в день. Да хоть раз в неделю, хоть каждый день, как хочешь. Я выбрал каждый день. И сразу обговорил: а что если, скажем, с 11 до 8, ну или так, примерно, плюс-минус? А позже договорился: а что если не каждый день, знаешь, иногда мне нужно потусоваться с «Титаником»…

Представляете ли вы, насколько это тонкий момент – получение денег у работодателя? И Юрий оказался на редкость деликатен в этом вопросе: стоило мне сказать «ну что, на сегодня вроде всё?», он сразу лез в карман или шёл к Неле. А вот с ней иметь дело было сложнее: обязательно нужно прямо сказать «ну как насчёт денег» и потом ещё минут десять подождать, как с компутером допотопной модели. Смиренно дожидаться – я проситель, она барыня.

Работа оказалась приятной – режь себе шильды под Радио-101 и думай, о чём попало. Позже оказалось, что шильды бывают не каждый день, а нужно исполнить, например, зачистку помещения – в этом я ас, электровеник. Насчёт шильдов же Неля сказала мне пару раз со всей разученной деликатностью и врождённой морозной металличностью, что надобно стараться не ошибаться ни на долю миллиметра, после чего их стал резать опять лично Юрий. (Позже появился ещё один кандидат в резчики, но исчез после того, как его попросили помыть посуду).

В первый же рабочий день, когда мы перекуривали, я опознал Юрия: это же Кутузов, ёлы-палы! Прикол – я ему в прошлый раз, когда накуривались, ляпнул: Беляева? Трахнулись мы когда-то разик, но что-то не очень я ей понравился. У Беляевой одно время была фамилия Кутузова… неудобно даже как-то (хотя – хоть по ком-то водными братьями с ним оказался, что всегда знамение[11]). И Мастера тогда вспоминали – был у меня в Питере друг, превратившийся в 88-м из оборванного звукооператора ЛДМ во взяткодателя, обналичивающего безнал. И позднее с ним в том же бизнесе (т.е. наебалове) стал крутиться молодой да ранний Кутузов. Мог ли я узнать в этом уравновешенном молодом человеке того охуевшего от немереных денег юнца, имевшего в общаге репутацию ресторанного кутилы и ёбаря всего, что… нет, не шевелится, но – достойно употребления. Да ещё и очёчки, и фэйс раздобрел. Не говоря уж о Китае-Индии – вот уж с чем с чем его образ и близко не мог у меня ассоциироваться – я думал, он вообще никогда не читал никаких книжек. Ну, это я думал правильно: читает Неля.

На полке в углу клубного помещения оказались Кастанеда, Миллер, Довлатов, Успенский (про Гурджиева), можете продолжить джентельменский набор – не ошибётесь, разве что «Розу мира» я что-то не углядел (стоит отметить стоящие на другой полке, в центре зала, два тома Кобо Абэ – в качестве чисто декоративного элемента). В перекурах я с кайфом прочитал секс-эпизоды в «Сексусе» Миллера (их перечитывал даже неоднократно) и «Тантрический секс». Только не надо клеймить меня маньяком – ну шучу, а вообще почитал я и свежего (для меня) Раджниша, и американское пособие для менеджеров о руководстве коллективом.

В перекурах я читал потому, что Кутузов сразу объяснил мне, что Неля никому никогда и ни за что не даёт навынос. Со временем я всё же дозрел её проверить – попросил до завтра брошюрку Цветкова. Это такая типичная брошюрка целителя чи то экстрасенса – проштудировал я уже Малахова и Лазарева, любопытно с ещё одним умником познакомиться. Всё гадаю над секретом – как же это они наёбывают такие широкие слои потребителей чтива? (И горжусь, что сам читаю их принципиально на халяву, впрочем, пизжу, Малахова один раз купил, ну так то в подарок, в шутку).

Через пару дней собираюсь я домой и отыскиваю, где там мой Цветков, и тут наблюдающая за мной холодно, как Снежная Королева, Неля говорит:

-         Фил, кажется, ты попросил книжку на один вечер. (без вопросительного знака)

- Нн…дык… не дочитал я её ещё, Нель, - и уже готовлюсь пояснить, что ведь только вот в метро и почитаешь, жизнь пошла – отработал и у койку.

-         Фил, ты понимаешь, - пауза, она сосредотачивается, я призван обратить всё своё внимание (и это, кстати, в сущности, верно – чем ближе мне человек, тем при непосредственном общении меньше информации я способен воспринять, мне постоянно говорят: Фил, ну я ж рассказывала, однако тут случай если и не прямо противоположный, то где-то всё же типа того), - мне вот - … - всегда, понимаешь - … - хотелось бы - … - чтоб если вдруг захотелось почитать что-нибудь из того, что я для себя выбрала - … - ну в общем, чтобы… я могла это почитать.

-         Так что, - я опешил, - что, нельзя что ли дочитать-то?

-         …

-         Н-да?…

-         …

-         Ммм, ну ладно, - и я положил злополучную книжонку.

-         Фил! - … - Ты ведь не здесь её брал?… Понимаешь (ну типа уже как саиб туземцу втолковывает), мне хотелось бы вот (прижав руку к грудной чакре), чтоб я знала, где лежит моя книжка, которую вдруг захотелось почитать.

Ай, спасибо, Неля, таких красивых диалогов я ещё не писал.

 

Уже на второй день Неля справедливо указала мне, над чем мне следовало бы как даосу поработать: например, научиться бесшумно закрывать ведущую в клуб железную дверь, как специально созданную для практики такого рода. Она даже продемонстрировала мне, что в принципе это достижимо. Сперва мне случалось всё же забывать об этом, но со временем я уже, не задумываясь, собирал воедино всю свою безупречность, прикасаясь к дверной ручке.

За дверью, как в компьютерной игре, сразу же располагаются ещё две западни для недо-даосов: перед носом появляется шар, задев за который, вызываешь мелодичные удары подвешенной к потолку деревяшки по висящим кругом неё металлическим трубкам, а для тех, кто и тут пробрался бесшумно, уже на входе в зал висит аналогичная, но керамическая хитроумная конструкция. Приятели, знающие меня лишь на уровне персонажа, ни за что не поверят, как непринуждённо научился я проскальзывать. При этом я ощущал себя скорее пружинистым индейцем, чем даосом.

Ещё Неля сразу научила меня, что секонд-хэнд кроссовки, подаренные мне Игорем (вот жалко только, что размер у него на 2-3 больше моего), надо не скидывать, где попало, а ставить вот на эту полочку. И я, даже когда забегал на минутку за ведром и сперва просто выскакивал по запаре из шузов, благо размер легко позволяет, потом всё же оглядывался на них и ставил на полку – ну его в пизду, трудно что ли, а спокойней.

 

Так вот, работка в основном была такая: восемь часов (я уж потом врубился подольше перекуривать) и не меньше, когда б я ни начал, таскать разного веса мусор с третьего этажа (шестого хрущобного) во двор на помойку. Или из подвала. Или из подвала на третий, или с третьего на второй, по-разному. В Коломне Галкина мама обычно запрягает меня перевозить разные разности с квартиры на дачу, с дачи в гараж, из гаража в квартиру, я только диву даюсь – как можно так легко ориентироваться в таком количестве потенциально полезного хлама. Когда я позже пробно съездил с Бочей за водой, после того, как мы потаскали 20-литровые бутыли от родника до дороги полкилометра да в горку, он спросил меня: «Ну как тебе даосская практика?» Вот примерно только так и оставалось мне относиться к своему новому положению.

Нет, случались и творческие занятия. Два дня я трудился над потолком в прихожей: Кутузовы решили пропилить в плитках его дырки, а над ними повесить лампочку – дизайн, любимое ими слово, подхваченное мною. Разумеется, каждое действие я предварял консультацией с Нелей, даже когда предлагал Кутузыч, я говорил: отлично, но давай спросим у Нели, и он с удовольствием соглашался, вы не представляете, какая медовая идиллия была у нас поначалу, каким я был послушным, а Кутузыч чутким. То есть я ещё и покрасил эти плитки, и заклеил дырки крашеной типа китайской бумагой (красно-жёлто-зелёной, конечно), и обработал края дырок напильником, форму же им я придал сугубо фаллическо-вагинальную, правда, один Боча конкретно в это врубился, позже я и сам приметил – в глаза не бросается.

Потом я занимался любимым нашим дизайном на третьем этаже в отстойнике, который мы решили превратить в кухню. (Надо отметить восхитившую меня манеру общения Кутузова – он всегда говорит: а давай вынесем мусор? Или: ну, сейчас нам надо помыть посуду, а потом, пожалуй…)

Ну так вот – стремянка метров 5 в высоту и полметра в основании, и на двух самых верхних ступеньках я балансирую (а стремянка ещё и переваливается, как триггер), чтоб оставить валиком след на потолке, а ниже моих ног окно до пола и с 15-ти метровой высоты видно машины, жмущиеся к тротуарам узенькой улочки. Голубые разводы на потолке я объяснял: дизайн, и проканало в полный рост.

Впервые после шестого класса я уверенно работал рубанком, пилой (электро – ну какой же кайф!) и прочими примолотами. Но самый дэцел общего времени заняли такие кайфушки.

 

Чем я вдохновлялся? Кутузыч сказал, что скоро прибудет из Питера оборудование, и им понадобится технолог, я ведь не упоминал ещё, что клуб – для души, а офис – для её поддержки, артметаллографика, импортная технология, по качеству и себестоимости нет аналогов. Я умножил зарплату технолога на количество месяцев до лета и, в отличие от Христа искушаемого, виртуально продался со всеми потрохами. Позже Кутузов прояснил, что там необходимо быть ещё более тщательным, чем при нарезке шильдов, и я с облегчением забыл об этом искушении.

А вообще без выебонов скажу, что главным для меня было – попал в хорошую компанию. Плацдарм, вполне обещающий встречи с теми, с кем, возможно, знамение. И ради этого я готов был смиренно начищать унитазы – да хоть жопу подставить за отдельную плату.

На рынок вдруг (это когда я уже воду стал возить) попросили по ходу заехать. Не заехать, господа, а съездить. И таскать там мешки с картошкой-моркошкой, капустой, луком и т.д., туалетной бумагой, если интересно. В конце рабочего дня Неля даёт мне 100, «эъ» (это только в звуковом файле можно передать) вырывается у меня, и дальше я расшифровываю робко: «а бензин?», и она даёт ещё полтинник (трёшник на застойные деньги).

Ещё была приятная работа – несколько раз готовил жрачку. Поначалу на всех готовила уборщица всех офисов в этом здании. Первые дни я мужественно переминал во рту эту питательную субстанцию, а когда Кутузов закинул удочку, мол, может, типа и ты, Фил, покажешь, на что горазд как повар, я не сдержался:

-         Нну… не знаю, уставятся ли в ваш монастырь мои блюда, у вас тут, как я вижу (примечание: надо ли говорить, что Неля истовая вегетарианка?), рацион тюремный… - удачно щёлкнул мышью, все рассмеялись и потом повторяли. Потому что посудите сами: не только характерный запашок (кстати, мой сосед Петя порой варит себе именно так же пахнущую баланду – как им удаётся добиваться столь сходных результатов? Вероятно, нужно поварить капусту подольше, а потом пару раз разогреть), но и такое же, как на тюрьмушке, количество сиротливых кусочков картошки в подсоленном желтоватом кипятке. И кашка-размазня, по сравнению с зоной скащуха – можно масляк добавить и даже мёду. Зарплата 3 бакса за 8 часов (в Нью-Йорке в 75-м 3 бакса в час получали нелегальные эмигранты), зато ещё и харчи.

После перемещения кухни из подвала на третий этаж уборщица отказалась кухарить на такой верхотуре, и Кутузовы с облегчением отказались от лишних на неё расходов. Стали готовить сами, иногда бросая Надежду (колхидскую секретаршу) и моего седого тёзку на произвол собственной изобретательности или, на выбор, терпеливости, зато когда всё же готовили, и специи стали применять ненавязчиво мной неоднократно поминаемые, и рыба появилась, а там и курица!.. забегая вперёд – в оконцовке Кутузов даже стал покупать вино к ужину, чем и зашкалил порог Нелиной терпимости.

 

 

Ещё я вдохновлялся открытостью ко мне Кутузыча. Мне приглючилось, что если чё могу приволочь в это помещение на ночь кого угодно легко, на третий-то этаж – запросто, можно не подстраиваться больше под Коломну. Вот это кайфушки – можно хоть Каринку во вполне приличное место пригласить, хоть Ксению. Да хоть саму Олю, ебать-колотить, хуля? Севу пригласил для начала – и так мы с ним и с Бочей в качестве атрибута оттянулись, что он до сих пор всё никак не забудет, ещё бы, столько травушки скурить. Сева с Бочей с одного взгляда полюбили друг друга, т.е. разумеется, не как гомики, не как я влюблён в Олю, а как – в «Титаник» в целом.

Правда, Боча вскоре разосрался с Кутузовыми (приводит друзей и поит чаем на халяву, краем уха расслышал я). И я стал ещё и водовозом, а Боча стал возить воду только в материнское заведение Здрастислава. Я ж ещё не объяснил, да? – всю эту байду затеял Здрастислав, года четыре назад, когда Миль только познакомил меня с «Титаником», а Галку сводил на шоу неподражаемого Здрастика. Здрастиславу Миль дал исчерпывающее определение: обыкновенный даосский сумасшедший. Ну да, а ученики зеркалят его каждый в меру своей кривизны, и получаются «сумасшедшие» не в наилучшем смысле слова, а в самых разных иных.

И вот Здрастик и определил, что единственная в Москве вода, подходящая для китайского чая, в Покровско-Глебовском роднике. А слово его почему-то…[12] например, Боча объяснил мне, что Здрастик рекомендует в каждый бутыль класть камушек из родника – вода будет чувствовать себя дома. А Кутузовым, видно, не объяснил? В общем, спрашивает меня Неля, чё это за хуйня, а я ей: вот Здрастик говорит… А! Раз Здрастик говорит… Теперь спрашивают меня, ну где же камни – они их коллекционировать стали. А камушки, между прочим, надо из песка выкапывать на морозе… а раз я вместо камня бросил кусок глины (запарился, много пассажиров между клубом и родником было, уже темнело), и Неля не заплатила мне за этот бутыль, зажала ёбаный тридцатник. Да, господа, такие вот расценки установил им Боча (т.е. Боче Здрастислав) с его безразмерной «Нивой» – бакс за пузырь, если 15 пузырей, как Боча, да ещё и с бесплатным помощником (у Здрастика тусуются десятки бескорыстных адептов), это ещё, может, и интересно, но если 5 пузырей – вот можете ли вы представить себе частника, который просто согласился бы за 150 довезти эти пузыри от Лубянки до Волоколамки и обратно? Не говоря уж о даосской практике?

Я ведь вообразил почему-то в первый вечер, что попал туда, где тусуются ученики Здрастислава, которым если просто сказать, что нужно наводить порядок, почему-то не очень доходит, а если сказать: фэншуй, тогда да, вот это достойный мотив. Потом только понял, что тусуются они там лишь в качестве персонала-невидимок, а так вообще по жизни – ну кто может себе позволить испить чайку за тыщу рублей? Уж всяк не даосские стажёры. Бывают прелестные девушки за рулём БМВ и Мерсов, чем вы занимаетесь, девушки? – мы студентки. Бывают исполненные цивильности важные менеджеры. Но бывают и начинающие бандючки с лексиконом, как у Мишелькиных абхазских корешков.

Мильён слегка удивился, увидев меня запросто в клубе: «Фил, а ты тут в качестве кого?» – «Я послушник», - надеюсь, рассмешил я подслушивающих Кутузовых.

Зато как небрежно я говорю (да ещё года три при любых обстоятельствах буду говорить) пассажирам или знакомым: я работаю в клубе, не хуё-моё, это типа как бродячая дворняжка, обретающая ошейник. Или что говорить – писатель, что ли? Да я даже если им и стану, вряд ли когда в таком способе наебалова сознаюсь.

Нет, вот представьте: это ж охуенно так пожить – утром побудка, вы тут лодыри, а мне на работу, вечером притаскиваюсь умиротворённый, с честно заработанным стольником (а то и премию Кутузыч отстегнёт!), разменянным на заслуженное пивко. Это не то что – шнырял день, вечер, ночь, всё катит, охуел, выручил 600, на бензин 200, всё, Галочка, пиздец, ты как хочешь, а без водяры не упокоиться, не замолить их всех… ах, такое со мной было, Галочка, любимая, таких я видел!…

Галку я люблю как человека, а Лёлю – как себя.

 

Однако на тот период, когда я стал раздавать телефоны, Галка по знамению (чи расписанию), опять свалила к маме.

Так что когда я последовательно дозванивался то до Каринки, то до Ксюшы, я дрочил сперва по вечерам, чтоб заснуть, потом и по утрам, а когда Ксюша отослала меня раз пять, а Каринка раз десять, я дрочил уже по четыре раза в день, даже один раз на работе (обычный рекорд – пять, странный феномен, что с живой герлой так не бывает, разве что в первый раз, да и то не со всякой).

 

И вот знамение (псевдо, как потом выяснилось) – Каринка (опустим жуткие подробности переговоров с Ксюшей) говорит, что сегодня вечером наконец да, поедет она к парикмахерше, а от неё позвонит мне в клуб (разумеется, наебалово – ну сколько мне лет ?)

Я к тому времени от одиночества (и отсутствия компутера) стал бухать так, что даже обоссался раз ночью, и на свидание с Каринкой в клуб ехал в таком состоянии: вечером сам-на-сам нажрался (Ксюша мне тогда сказала: нет, ты осознай, Фил, что сегодня мы никак не сможем), под утро проснулся охуевший и догнался, снова поспал и поехал – ждать её звонка.

 

В тот год в Москве (так я буду вспоминать) был дефицит вина. Да, такой парадокс – даже при капитализме российские (неточно было бы назвать их русскими) подкожные рулевые умудряются так изъебнуться. Братишка мой водный Мишелька, ты ли не закорючка этой системы, вскармливаешь своё потомство на том, что довольно широким (захватывающим и меня) слоям населения приходится жрать водяру: сортов её уже десятки (или сотни? Этикеток-то), `вина же по доступной цене - невиданный даже при сухом законе суррогат, как спецом, чтоб водку от греха подальше выбирали, да впрочем по цене с напрягом достижимой – лучше ненамного.

И таким образом мы, пользователи[13] Бахуса, вынуждаемся платить вам, контрабандистам спирта случайного происхождения, а не охуевающим от безработицы (нет, ну как эти гнойные пидоры так нахимичили?) виноградарям.

Есть и цены королевского жирафа. Это термин, который я вспомнил в беседе за чаепитием тысячерублёвого (минимум тут 70 с двоих-троих, максимум тыща с лихуем с одного[14], а сколько нужно насыпать в чайник, я сколько ни расспрашивал, так ни разу и не услышал неуклончивого ответа) барского у-луна (однажды с утра они меня так прикололи, то есть я сам вовремя явился), беседа была о механизме ценообразования, а термин этот – любимый Инкин, без неё б я, может, и не вспомнил – нет, я на самом деле всё помню, но чтоб к месту и вовремя… Так вот, если кто не помнит, это из Геккельбери Финна, прибыльный номер Короля и Маркиза. На самом деле я потом целый день был на бодряках от этого у-луна, знаете, редко, но бывает – так любишь это небо, так всё заебись, и вроде ни с чего не прёшься тяжёлого типа бухла, а любишь всё тоньше и острее. Да и так, когда пробовал поработать чайханщиком, дозаваривал за клиентами эти у-луны – им же похуй, они раз пять-шесть заварили и пошли, а чай этот, бля, пацаны, в натуре, я не пизжу, можно заваривать раз 20, да хоть и 30, и он всё долбит, и всё по-новому. Потому что понт тут такой: чайничек маленький, его аж распирает завара, и её надо залить кипятком и сразу слить (передержишь – понт потерян) в специальную чашку, из которой потом всем сразу разливается по напёрстку, сперва нужно хапнуть, а потом можешь ещё и понюхать – и действительно, даже на двадцатой заваре всё новые ароматы, не говоря уже о вкусах, которые очень-очень специфические. У китайского «Чёрного дракона», который я за 35 пачка купил на оптовом, вкус вообще-то похожий, но уже четвёртая завара мало отличается от кипятка. А вообще – я ж старый чифирист – попробовал я употреблять этот «Дракон» и пришёл к выводу, что Китай – ясно, однако не надо забывать и старую добрую Индию.

Это всё понятно, но при этом тысяча с человека… понятно, что есть такие люди, которые даже не станут пить чай, если дешевле, и вот это я назвал королевским жирафом.

Так вот, Мишелька, Сева открыл мне секрет: винчик по качеству не хуже королевского жирафа, только качество это гарантировано от консервантов и прочих буржуйских примолотов.

ЭЛЕКТРОЗАВОДСКАЯ, в переходе под электричкой МОЛДАВАНКИ, полтора литра 50 рублей.

Надо было видеть, как Сева говорил по-молдавански. Он, кстати, сказал мне, что даже стихи может сочинять только на молдавском, а по-русски не хватает.

Ну не волшебником ли, противостоящим всей этой вашей гавнокачающей системе, он оказался?

Всё та же система: по-корифански передаётся из рук в руки, прям как дхарма, информация о том, что там-то и там-то есть ништяк в этом лабиринте тотального наебалова.

В натуре ведь эзотерика. Только вторичная она какая-то: если б не тараканья активность сил тьмы, чем бы вообще заниматься силам света?

 

Это я к тому, что вином для гостий запасся. И каждый вечер говорил: ну и хуй с тобой, продегустирую сам. Как-то раз утром обнаружил, что майка, в которой я спал, пахнет изабеллой.

 

Давайте разберём образ Каринки, чтобы стало очевидным происшедшее дальше.

Вот есть у меня сейчас всегда перед глазами конкретный Петя, её фиктивный муж, через него она, потерявшая всех родственников при Ереванском землетрясении, прописалась и даже комнату на перспективу заимела. Т.е. всё это инициативы Валерика, а она такого Валерика себе нашла.

Сдавая нам по драконовской цене (мы пытались торговаться, хуй) комнату без телефона, холодильника, ТВ, с колонкой для горячей воды, техническое состояние которой так и ждёт знамения (прям как блядям своим, по работе подопечным), она утешала: Петя обычно или в больнице, или в наркологии. На момент съёма так и было. А вообще он охуенный бодрый мужичок ниже меня на голову и с хуем головы на три длиннее. Режим у него такой: просыпается в 6 (4 тире 8), и когда просыпаюсь я, мои пивные бутылки в коридоре исчезают (я теперь специально собираю бутылки пассажиров Кобылы, и даже пару раз прельстился ради Пети: еду, вижу пузырь – хуля, останавливаюсь и цепляю), а в час тире три дня он уже в жопу пьяный и чаще всего мирно спит до условного утра, но порой и подхватывается в 5 тире 9 вечера, и тогда возвращается минимум с бланшем под глазом, а вообще обычно окровавленный. Единственный важный для меня его недостаток – запах, наконец я допёр: обрызгал Инкиным парфюмом его курточки и шубейки, после этого я сразу обнаружил, что он починил давно сломавшийся (мне ж похуй) спуск унитаза. А вообще так – ну вот кого выбрал бы в попутчики заезженный, пардон, Христос – Петю или Валерика?

На Пете записана фирма Валерика. Валерика мусора отпускают через три дня после повязки, а есть там ещё Вареник, которого отпускают через полчаса (переходящие суммы, надо думать, иные), и вот он-то и готов для переведения всех стрелок – знаете, в основном ведь люди, как Валерик, колеблются: Христос всё же или Люцифер?, а есть такие, которые даже не задумываются над такой хуйнёй: Лю`цифер (это ударение) и разве может быть иначе?!

Валерику легко оставить в казино сколько-то тыщ баксов, Каринка прётся по Персидским заливам и Гибралтарам, и приходит ли им в бестолковку хоть когда-то ну хоть мешок картофана Пете подогнать? Якобы – Вареник такие движения пресекает. Заебись отмазка.

Привёз я Пете ч/б телевизор со 2-й Владимирской, стоит он несколько дней на кухне, на кровати, которую я притащил для гостей (были уже: Сева и т.д.) с помойки, рядом разложено штук 20 ламп и развёрнутая книжка «Гоноровский. Радио технические цепи и сигналы». Куда там Валерику с его примитивным казино. А ещё дней через пять – работает ящик!

Может, ещё образ Ксюши разобрать? Успеется.

 

В общем, Джа просто обязан был одёрнуть меня: куда ты лезешь?[15] Опомнись! Влёгкую, как вы сейчас увидите. А как только я выправил курс, сразу поощрил.

 

Итак, происшествие – вообразите Лубянскую площадь, и представьте, что вы поворачиваете, проехав (из Новогиреево) Солянку, «Лётчик Джао-Да» и т.д., и нужно почти сразу сквозь шесть-восемь рядов повернуть в арку направо.

Тихо ползу, как обычно, и вдруг с ужасом наблюдаю – ебанутая шестёра, не сигналя, не мигая фарами и даже не снижая скорости, втыкается в мой правый бок. Антизнамение! – или вы полагаете, что это в порядке вещей?

 

Дальше я повёлся…

Из шестёры выскакивает хачик, мигом и мусора из стоящей у метро патрульной машины, и – был такой момент! Как-то там перетёр он с ними с глазу на глаз, ну, в общем, они заявляют, что виноват я. Пусть так, но позже я догнал – если я и виноват, только в бампере (350), вмятина же на его крыле сантиметров на 15 выше моей вмятины на двери. Развели они меня тем, что от тебя запах и поехали на экспертизу, а у меня на кармане шишечка спецом для Каринки.

На протяжении всех разборок в машине пела Лёля.

В общем, мою Кобылу оставили на Лубянке, права мусорам, и дальше я наслаждался, какой кайф, когда не ты везёшь, а тебя. Заплатил за этот кайф 70 грин (посчитали в автосервисе), у Инки спиздил из копилки. Больше всего меня расстраивало, что как раз в арке возле клуба, в которую я пытался завернуть, базируются бляди, на которых я уже столько раз, возя воду, облизывался, даже спросил у мамки – от пятидесяти до ста, в общем, за 70 такую можно было б купить на всю ночь – куда там армянски кумекающей чё почём Каринке.

Я, конечно, стараюсь относиться к таким эпизодам, как гусар к карточному долгу – стараюсь, но естество моё проболело-таки весь следующий день, не говоря о ночных кошмарах.

Но жизнь продолжается, и я поехал к Игору в Зелёнку, чтоб хоть задняя дверь открывалась. Купил шпаклёвку и исполнил всё, что полагалось, у него на работе, в тёплом гараже, а он по ходу движок мой лишний раз регульнул. А покрасить, решил я, всегда успеется.

Говорили мы с ним всю дорогу о ебле, о чём же ещё, к рокенролу он уже поостыл, а травушку курить надо, а не говорить о ней. Он рассказал мне про какого-то своего приятеля, который выезжает из Зелёнки на Ленинградку и покупает минет за всего лишь 300 (или 500? Или не помню, или он гиперболизировал). А поскольку он только что вмазался, он никак не может кончить, и ему сосут все по очереди, под конец даже мамка, в оконцовке же он просто ебёт мамку, причём без приплаты.

Всё это с намёком: на такое такой знаменитый скупердяй, как ты, ни в жисть бы не потратился, так что гуляй, Вася, жуй опилки, шпаклюй.

 

Только выезжаю я от Игора, он ещё мотор в своём Мерсе прогревает, - тормозит меня бабища, ну типа торговки с рынка, и парит мозги, то ли 14-й район ей нужно, то ли 10-й, при этом комкает два чирика, которые позже волшебно растворились. И по ходу лопочет, какой я красивый, а потом кладёт руку мне на хуй и начинает поглаживать. Стыдно признаться, но это ж не я, а персонаж, и вот он тоже не удержался, чтоб не положить руку на район её пизды, мимоходом, но она так завелась, аж с управлением Кобылой проблемы возникли, мол, едем ко мне.

И дальше уже мистика, гипноз, цыганки. Гипноз прямо как с мусорами и азером на днях – вижу, что сосут, а не могу противиться. Подъезжаем к её дому, вижу ведь, что тропинка, а не дорога, но, понуждаемый, ведусь и наглухо застреваю. Дальше продолжаю слушаться её, глушу движок, закрываю за ней дверь, но торможу со своей – мороз, ключ не вставляется, - и тут она уже исчезает в подъезде, и пелена спадает. Как раз парнишка заводит шестёру, я прошу его вытолкать меня, не сразу нам это удаётся, но наконец – свобода и хуй уж там с двадцатником.

 

Ленинградка.

Тормозят две яркие тёлки. Поддатые, весёлые.

Выясняется – проститутки. Вот они, милые!

Одна едет к клиенту, а другая – просто съебала с субботника. Субботник в данном случае не газетно-хрестоматийное понятие, а просто – обслужить папу. Каждой точкой руководит мама, а всеми ими заправляет папа, и он любит собрать несколько подчинённых, чтоб несколько ему пальчики на ногах вылизывали, другие… да в общем, ничего особенного, просто пиздюлины, если чё не так, так и сыпятся.

Стоят они от штуки до полторы, конкретно эти – 1200. За каждого клиента им начисляется 25 грин, минус проживание, питание и штрафы. Проживание – вчетвером в однокомнатной квартире за 150$ и хуй знает где, без ТВ и холодильника, равно как даже и без постельного белья, так и спят на голых матрацах, укрывшись пальтишками.

-         А вот бывают у вас девочки в чулках там типа, с поясом? – интересуюсь я.

-         А это уже дела клиента, - бойко объясняют они, - надо ему, пусть покупает.

-         А-а… Ну а потом он как – снимает и для следующей приберегает?

-         Да ты чё! – не врубаются они в юмор. – Это остаётся! Как это? Подарил – значит, оставляет, - делятся они со мной своими профессиональными проблемами.

Та, что ехала к клиенту – даже бесплатно я при некоторых обстоятельствах постарался бы уклониться: стрижка эмансипэ. Зато вторая… тоже, правда, волосы едва ли до плеч, но хоть тёмные, и вообще в целом напоминает Атаманшу из мультфильма «Снежная королева», блатной говорок и по-детсадовски наивная, невзирая на профессию – прибаутки на уровне Филиных сверстников.

Пока первая пошла к клиенту выяснить – согласится ли он приютить вторую до утра хоть на кухне, я предложил:

-         А может, поедем ко мне?

-         Ну…

-         Да нет, в смысле только бесплатно, ну ты ж сама врубаешься – откуда у меня такие бабки. Просто надо тебе переночевать – поехали. Смотри, твой шанс.

-         Ну, начнутся там всякие миньеты…

-         Да ладно, что я, маньяк, что ли? Просто интересно поболтать с тобой. Ну приеду я щас и нажрусь один, а так хоть с живым человеком. Давай? А, Василина? (она сразу поправила меня, что именно Василина, а не Василиса).

Вторая герла принесла мне стольник за работу. «Вот кстати, - не смутился я, - сейчас водки купим».

 

К водке мы почти не прикоснулись. Хлопнули по рюмашке, я только начал было светскую беседу, как Василина – корневая, дикая, необузданная – перешла к делу.

И всю дорогу я не мог спрыгнуть с измены: не профессионализм ли это? Я ведь, сознаюсь, в моём возрасте так и не могу определить – кончает герла или имитирует. В юности я не подозревал о наличии такой проблемы, сейчас стал задумываться.

Но вообще я старался.

Она же… сосать, например, вообще не умеет – так старательно, сильно, истово это делает, что просто больно, и никак не объяснить ей, что полегче. И сама – что груди висят, это бывает, но складки на животе – это уже возраст, хотя всего 28 (с её слов). В общем, если вспомнить про 1200 - очередной королевский жираф. Колготы (что за мерзкое слово) на ней были, не чулки, уж всяко.

Ещё я то и дело давил внутренний хохот – как начинает вдруг вставлять, так вместо секса мне смешно, бывает у меня такое, и лично для неё ничего обидного в этом нет. Ну как представлю ситуацию – вот это персонаж! Как представлю, как расскажу Игору с его друзьями и Мерсами – сразу судороги и спазмы.

Мы даже почти и не говорили ни о чём – такой она оказалась активной. Ну а я всегда готов, если человек хороший (если так давно ни с кем не ебался).

Продолжалось это где-то с полуночи до утра, в 6 с первыми трамваями заснули, в 9 она уже подхватилась. Ну я что же – обещал отвезти домой, своё получил, динамить не научен. Героически собрался с силами. Везти в Сходню – чуть ли не обратно до Зелёнки.

 

А утро было чудным, солнечным – что-то везёт мне последнее время в Москве с такими нехарактерными для неё деньками. Сразу на бодряки пробило. Решил заехать по такому случаю – воскресенье (позже, сейчас лень искать записную книжку, вставлю точную дату) – в клуб, чтоб обновить им запас родниковой воды, по воскресеньям меньше пробок, хотя, как я позже выяснил, зато очередь на роднике больше.

И только поворачиваю с Лубянской площади – тормозит герла.

До Новогиреево полтинник, маловато и только что я там был, но герла так – весьма ничего. А времени куча, день только начинается.

С чего-то она явно прётся, сперва я думал – выпимши, позже она созналась – винтом втрескалась. По утряне – чего только не бывает.

Вела она себя довольно отвязно, и как-то так вышло, что у неё задралась юбка и показался край чулочков – вот это да! – она сразу поправила юбку, а я сказал: а стоит ли заморачиваться, мне ведь так приятно видеть, когда девушки носят чулки и т.д. И в следующий раз, когда показался этот краешек, она не стала оправлять юбку, а я набрался смелости и погладил эту влекущую полоску. Она – нормально. Я погладил смелее и, не встречая сопротивления, залез в итоге пальцем ей в пизду.

Представьте картину: летим сквозь Измайловский парк, она откинула спинку сиденья, раскинула ноги и движется навстречу моему пальцу. Стоим на повороте на шоссе Энтузиастов, кругом потенциальные зрители, а ей похуй, я приостановил свой палец, так она сама стала себя надрачивать и кончила, как раз когда зажёгся светофор.

Приехали мы ко мне на флэт и дальше надо было видеть – если я отдыхаю, она сама себя терзает, широко раздвинув ноги в чулках, кстати, трусики, которые я с неё снял, были пурпурными и состояли из сплетения тоненьких полосок, а лифчик её, который я не стал снимать, чтоб круче кайфовать, по цвету был идентичен пионерскому галстуку.

Часа через два так это уже меня заебало, что я одел её, как младенца, вывел на улицу и довёз до означенного ею в начале адреса. И такой гандон – даже не стал провожать до квартиры и тем более интересоваться телефоном, она попереминалась на месте, выйдя на тротуар, а я рванул прямо во двор, даже разворачиваться не стал, найду уж другой из двора выезд.

Диана… не придрочившиеся Лены-Светы-Иры… с её слов… сейчас, когда Галка снова уезжает, я даже жалею…

 

Ну всё – на этом пока примечательные знамения окончились, да и мало разве?

А с «Чайниками» я пока решил пребыть водовозом. Неля поручила мне отправить посылку с Киевского вокзала, как я ни мялся, денег вперёд мне так и не дали, а тут один пассажир, вроде по дороге, на Беговую, а дальше сразу ещё один, почти по дороге, в Кунцево (сперва я спрашиваю: сколько? И дальше уже ни в чём не сомневаюсь, сколько бы ни предложили), в общем, я как раз увидел хвост поезда, да и хуй с ним, днём раньше, днём позже, и так Неля по этому поводу на меня наехала, что я не показывался в клубе, пока сами не позвонили Филе – передай Филу, что вода кончается. Вот – это оптимально. К тому же я выяснил, что Неля принципиально не передаёт мне, когда мне звонят, «ты занимаешь служебный телефон!!!» (а их, между прочим, три, телефона-то, ладно бы единственный зажала), и сразу я въехал, что при Неле кого-то привести – ну, вы ж взрослые, вы врубаетесь? (это я, как пацан, заглючил). Кутузыч, употребив купленного им же вина, поведал мне, что сексом они уж и не помнит когда занимались… Дао…

Да я уж так и понял.

 

Примечание, понятия не имею, какое оно имеет отношение к вышесказанному, но почему-то захотелось добавить. Как я уже упоминал, во время извоза я слушаю последний альбом «Титаника», если везёт с пассажирами, то раз по 5 в день. Умножить на три месяца. И всегда мне слышалось «каждой норке дай по порке», я удивлялся, конечно, какой, оказывается, Лёля может быть, ну совершенно не верится, но кто её знает, почему бы и нет – вот так, получается, я в неё верю, что так расслышал. А Сева мне тут на днях расшифровывает – «по корке», оказывается!!! Как, всего лишь? – я даже не хочу ему верить. По какой ещё корке? То есть – просто в рифму чё попало и всё?

«А по какой такой порке?» – интересуется тогда Сева. Я вижу, что он действительно не врубается, и вынужден пояснить: ну, ты же знаешь – норки нараспашку. А «порке» – пороться, конечно же.

А может, и многие другие канонические тексты я точно так же слышу, как только мне расслышалось?

весна 2000

 

Хороший у вас план, товарищ Жуков.

 

В первый же свой день в Москве, то есть вечер, не считая вечера приезда, я встретил Жукова, который обрадовался тому, что я вернулся. Раньше–то как было – приезжаешь сразу звонишь всюду, и все радуются, а последнее время что-то уже и звонить некому, и тут вдруг такой Жуков.

Правда, тут же и знамение. Курнули мы с ним его гималайского гашика, забились, что сразу после работы, то есть через час, он мне позвонит, выезжаю я из переулочка – отваливается колесо. Вышел, посмотрел – не, не укатилось, на месте, просто шаровая нижняя, впервые, кстати, со мной такое, а сколько раз видел на дорогах. Ну, домкрат, ставлю на место, прокатил пару метров к обочине, опять отваливается, опять домкрат и т.д. Захожу в метро – метров за 50 вижу мусора, который метров уже за 5 аж руки растопыривает: куда это ты такой грязный? Да вот, машина сломалась… У тебя ещё и машина есть?

-       Так нет никаких документов, вот права только, гаишникам обычно этого достаточно…

-       Тут тебе не гибэдэдэ…

Документы, однако, катят, особенно Машино инвалидное удостоверение…

-       Слушай, а ты не накуренный?

-       Ну товарищ, ну лейтенант (кстати, понятия не имею, может, он и сержантом был… капитаном-то вряд ли), знаете, когда я был студентом, у нас в университете (слово специально для него) некоторые ребята покуривали, но с тех пор я уже лет пятнадцать глупостями этими не занимаюсь…

-       В университете?…

Он вдруг, присев, охлопывает меня снизу вверх, процедив: «Не дёргайся, братела», нащупывает пачку пу-эра, а это что? – чай – что за чай – ну китайский чай… и вдруг даже козыряет, типа счастливого пути – нет, ну понятно, что он живой, просто его парит, как и меня, просто забавно, каких именно персонажей знамение посылает. А гашик попался действительно редкостный – с одной стороны кажется, что вообще ничего, настолько ясное сознание, а с другой стороны – то и дело вдруг врубаешься, что прёт-то на самом деле не по-детски… даже как бы сушняк… обычно-то, когда прикуриваешься к тому, чем отцепился, никаких сушняков уже не бывает, и поэтому сушняк всегда признак того, что попалось не просто что-то новое, но и достойное.

Жуков вроде говорил, что у него на даче ещё есть…

Галочке я спиздел, кстати, первый раз в жизни, то есть в смысле так вот конкретно: мол, встретил Жукова, надо съездить на дачу к нему, дрова попилить. Удалось-таки ей задрочить меня, при всей своей толерантности, подъёбками типа «ну и иди к своей Наташе», хоть и понятно, что в шутку, но заёбывает. На самом деле у меня был секрет – Жуков предложил мне фак-сэйшен с привлечением проституток, и ничем иным он не смог бы так сдвинуть мою точку сборки… от предвкушения моё сознание перешло в крайне изменённое состояние.

 

Началось опять со знамения – час, наверно, мне пришлось постигать, каково же девочкам на такой холодрыжке, просто героическая вахта любви. Три сигареты успел скурить и за пивом соблазниться сходить, возвращаюсь с пивом – вот и его «Опель», оказалось, он ждал меня возле «Интима», расположенного метров на двести дальше от метро – кто ж знал, что их столько «Интимов» развелось? Странно даже, что хоть он догадался. То есть опять же знамение.

Ну и дальше едем за чудесами – ой, блядь, ну наконец-то! Как в 92-м – а что же это за «Сникерсы» продаются в их буржуйских палатках, что это за таинственные банки с заморскими напитками?[16] Вот наконец и до такого дожили, я в смысле, он-то понятно.

Тёплый чистый мягко бесшумный «Опель» – даже неудобно как-то с пивом-то. Стоит, кстати, как четыре моих копейки, то есть пол-«девятки», а по сравнению с девяткой – и люк, и опции, и гарантия не то что. В том и дело – девятка такого возраста стоит дешевле, но… какие тебе гарантии, если карма?

Для начала он предлагает – ты не против? (да я хуй его знает, как это делается) – съездить на точку, на которую он уже заезжал по дороге, то есть разворачиваемся, в самом начале Тверской разворачиваемся снова, направо в арку, направо, налево, направо, и вот уже потаённый дворик, они у стенки, как для расстрела, иномарок пять или семь светят своими беспощадными буржуйскими фарами, да уж не в очередь ли мы попали? вот это называется буржуинство, но нет, мамка, молодая довольно, подходит – интересно, как это она чувствует, что надо подойти не к моему окошку, а к Жукову?

Девушка, которую он присмотрел, на месте, не востребована пока, можно подозвать, он щупает её грудь (а волосы её мне нравятся тоже), а стоит 150, если на двоих, но можно и по сто, если двух, например – и подзывает довольно яркую тётю, гречанку с её слов, Габриэлу, но что-то такое в этой Габриэле меня испугало, хоть Жукову и её грудь понравилась. Конечно же, как на другое утро сам Жуков и отметил, нужно было брать их да и ехать. Да, Габриэла эта показалась мне с первого взгляда слишком уж взрослой, не просто опытной, а с чем-то, вызывающим мистическое опасение, то ли жрицей, то ли, по-русски, ведьмой – но на самом деле этого-то и надобно было нам! Возможно, как раз она и устроила бы нам то, чего нам хотелось. Так разве я возражал? Ну как тебе? – да нормально вроде… не знаю… меня угощали, и я не мог побороть стеснительности. А на самом деле, наверно, нужно было кричать: да, вот это ништяк, давай. Ну хоть какой-то энтузиазм проявить. Вот так, далеко мне до того даосского мудреца, которого император пригласил в свой дворец, и тот настолько не комплексовал попользоваться подвернувшейся халявкой, что император даже засомневался – кто же из них император?

Решал всё же Жуков, и ему захотелось повыбирать ещё. Может, он предположил, что на Тверской дороже? Он с самого начала сказал мне: «Только знаешь, тебе я смогу взять ну баксов за пятьдесят», на что я со всей беспечностью отозвался, что да конечно, а лучше вообще давай возьмём одну на двоих, куда нам ещё, да и прикольней даже, если не по очереди, а сразу всем вместе. А платить за то, чтобы вдвоём – я бы лучше подрочил бесплатно и представил, что втроём хотя бы.

Мы заехали на ещё одну точку на Тверской, потом на Ленинградке, а потом понеслись зачем-то в Химки. Оказалось, что чем дальше от центра, тем простоватее девчонки, цены же везде одни и те же: так, мальчики, что интересует, на что рассчитываете? Есть по две тыщи (рублей, то есть 70 баксов, о 50-ти нигде и речи не было), по сто и по сто пятьдесят. Причем те, что по две тыщи, чисто внешне были в основном такие, что мне даже и бесплатно не захотелось бы, так что потом Жуков уже сразу говорил очередной мамке: покажи за сто и выше – девчонки же по машинам ховаются, а мамка им кричит, каким под фары выходить. Между ста и ста пятьюдесятью таких явных различий уже не было, оставалось предполагать внутренние достоинства.

Я вообще-то не люблю выбирать и не умею торговаться (а когда получилось что-то выторговать, страшно собой горжусь). Это Галка не успокоится, пока не обойдёт весь рынок и не выяснит, где самый дешёвый виноград, а где помидоры. Хорошо, когда написано, что почём, но спрашивать, вступать в эти поединки со сразу встрепенувшимся продавцом и сразу обламывать – да нет, я просто так спросил… Этим летом в Когтибле рядом с нами расположилась компания двух немолодых парочек, и один из мужиков целый день развлекался тем, что подзывал всех без исключения разносчиков (а там через каждые пять минут то пиво, то пахлава, то рыба, то другая рыба) и начинал ебать им мозги, и всей компании было интересно, когда же человек догадается, что ему просто ебут мозги. По-моему, ужасно противный мужик. Просто мудак.

Впрочем, это я совершенно не к месту вспомнил – совсем другое дело, когда два благородных дона подъезжают на «Опеле» и намерения их однозначны, просто – ну-ка, а чем вы сможете нас удивить? И что поделать, если ничем нигде не удивляют. Стоят себе такие бедные да ещё и, чем дальше от центра, всё чаще откровенно глупые, и хоть бы кто-нибудь хоть какой-нибудь сеанс пульнула – ну, юбочку там задрать, сиськи погладить, да хотя бы губы облизать, ну хоть что-нибудь! Стоят себе, понуро, тёлки на заклание. В общем, уже сразу – реальность, а не порнуха. Как-то вот не очень эротично.

И по какому параметру выбирать? Например, я бы спросил: так, на ком из вас прямо сейчас надеты чулки, причем из тех, кто по сто, потому что знаю я эту мамку – если почувствует, что это то, что интересует клиента, сразу скажет 150. А вообще-то, конечно, ещё правильнее – сразу 150 и вот тебе ещё чирик премии, и найди-ка то-то и то-то… нет, извините, это как-то не совсем то…

Жуков выбирал, кажется, по волосам (впрочем, один раз ему понравилась кто-то с короткой стрижкой, но он сразу понял, что мне такая не нравится), и после того, как мамка подзывала избранницу, он задавал ей своим обволакивающим котиным голосом один и тот же, как в «Шизгариках» на «Нашем радио», набор вопросов: «Ну что (очень вкрадчиво) поедешь с нами?», «А какого размера у тебя грудь?», «Мм, да?…(независимо от заявленного размера). А можно потрогать?». Очевидно, Жуков знает, что можно бесплатно, а что уже нельзя, поскольку логичнее было бы трогать сразу пизду, маньячить так маньячить, если уж неважно, что подумает о таких клиентах мамка. «Не пожалеете, - шептала мамка, - девочка чистенькая, нежная и всё умеет. Только без анального секса. Интересует анал – могу подобрать…». Жуков обычно говорил: ну пусть она пока отойдёт, мы ещё посмотрим, подумаем пока. А иногда сразу: ну мы ещё поищем. А иногда: скорее всего, мы к вам вернёмся.

Собственно, реакции на эти три вопроса было вполне достаточно, чтоб понять, что очередная дура дурой, агрегат, может, и на всё готовый, но совсем не это обещала нам порнуха.

Я сперва был корреспондентом своего индеепендент печатного органа, но когда после Химок мы развернулись, стало казаться, что репортаж затягивается. И так я сколько прождал его беспонтово, а тут уже… а ему ж, наверно, с утра в офис?

Он уже тоже завёл такую тему: вот есть же у меня две подружки, с которыми просто надо созваниваться заранее, зато если устроить – они такое выдают, и одеты они, то есть полураздеты во что-то такое латексное, блестящее, и чем-то там таким мажут друг друга, и так друг с другом сперва понежничают, а потом уж за тебя принимаются, причём мне, как личному клиенту, скидка.

Звучит заманчиво. Только сегодня-то как? То ли ехать Галке говорить, что решили перенести распилку дров, то ли ехать вдвоём бухать, что уж вообще вершина крепости маразма.

Нет уж, раз появилось у Жукова благородное движение не одному покупать себе секс, а за компанию – надо поддержать этот правильный шаг и пора останавливать выбор. И не на Тверскую же возвращаться, потому что Габриэлу наверняка уже забрали, да и вообще всех стоящих в такое-то уже время, а по МКАДу до дачи куда как ближе.

К тому же мне ещё ссать после пива начало хотеться. Я давно уже хотел поссать на первой же попавшейся точке – а что, съезжаем с трассы в кусты, встать за деревом для приличия, чего тут такого? Но Жуков почему-то полагал, что лучше подыскать более подходящее место, почему-то это казалось ему неприличным – поссать что ли заехали? Ах да, вспомнил – я уже изверг один раз пиво и час ожидания на холоде ещё на Тверской в какой-то подворотне, и теперь мне не то чтоб уж неотвратимо хотелось, а просто для порядка, для совсем уж полного комфорта, раз на «Опеле».

На первой же точке после разворота Жуков решительно выбрал тёлку за 150. Отличалась она тем, что имела очень уж пышную причёску, просто растафарианская грива жёлтых волос, Жуков спросил, не шиньон ли это, нет, просто такая химия, пояснила она. Больше, кроме причёски, она ничем не отличалась – ну как, ладненькие они, те, кто по 150, все, прикида откровенно эротического нет ни у кого, а так вроде чистенькая, мамка ещё и шепнула «останетесь довольны…всё, кроме анала…». В машине выяснилось, что из Луганска, 21, за 150 согласна и с двоими, в любом составе, но если хотите кого-то ещё – дело ваше.

У Жукова было несгибаемое намерение соблюсти чётность. На следующей точке нам приглянулась девочка ничем не хуже этой, только без химии, но за 100… я восхищаюсь, как бестрепетно Жуков отсчитывает эти пятисотки… половина, считай, моей машины, за те же средства ей такой ремонт можно было бы задать!… впрочем, будь у меня в руках эти бумажки, я бы точно так же и даже более относился к ним, что – бумажки…

Точнее было бы сказать, что понравилась она не нам, а Жукову. Как до этого он принял решение ознакомить меня со всем ассортиментом, так же твёрдо теперь он вдруг решил, что пора уже взять хоть кого-нибудь да и валить на флэт – действительно ведь, третий уже час, останутся ли силы воспользоваться тем, за что уже уплочено? И по две тыщи, как я уже сказал, мы не интересовались, поскольку это в самом деле было бы смешно – ему такая, а мне вот такая. А между теми, кто по 100 и кто по 150, разницы в основном практически нет, что мы и выяснили в самое ближайшее время.

Вторая девочка была из Молдовы, 19. Позже сказала мне, что натуральная молдаванка, странно – мне казалось всегда, что молдаванки должны быть чернявыми, Вика же была светло-русой… может быть, молдаванские эти полные, выдающиеся, как у негритянки, губы?

А первую звали Лина. Вот Вики мне уже попадались, а Лин пока не было, только Алина – а может, это производное? Лина с самого начала оказалась более общительной, возможно, взяла на себя роль старшей и более опытной. Сейчас задним числом я думаю – а может, мне бы было правильней пересесть сразу к ним на заднее сидение да позажимать их? А то сидим на передних сидениях, как два босса, а они сзади вообще непонятно как кто. У нас с Жуковым зато есть возможность попиздеть о своём, и они тогда почтительно (или облегчённо?) помалкивают.

Жуков сразу завёл тему, что едем мы к нему в гости не то что бы ебаться, а просто провести субботний вечер, и ебаться будем только в том случае, если им самим захочется. Девчонки, возможно, думали – во, бывают, значит, и такие клиенты. Лина, раз более опытная, возможно, понимала при этом, что всё это такие песни.

Так, ну а чего бы вам, девчонки, хотелось? Гашик у нас дома есть… Лина отреагировала с энтузиазмом, Вика же успешно запрограммирована на «только не это», ещё бы, Молдова, там реально не все, конечно, кто пыхает, конченые, но все конченые пыхают, обязово. Ну может – чего-нибудь выпить? Вообще-то дома у нас есть совсем чуть-чуть «Баккарди», но если хотите, возьмём чего-нибудь ещё. Девчонки мнутся, на измене – не проверяют ли их? Кто сам хочет выпить, тот спрашивать не станет. Девчонки не могли выразить этого словами, но поведением сразу давали понять, что они готовы принять любые наши конструктивные предложения, но своей наработанной программы у них нет да и откуда – они ведь даже незнакомы. (Хотя Лина сразу проявила открытость и дружелюбие к Вике, причём так, как будто старше её не на два года, а лет на 10). Лина же, в основном, с нами и общалась, то есть тоже, конечно, осторожно и натянуто, но хоть как-то, на фоне Вики, отвечавшей только на прямые вопросы и предельно односложно. Обсуждение продолжалось и тогда, когда мы уже стояли у ночного магазина, в итоге Жуков ушёл и вернулся со шкаликом водки и пузырём пепси для «Баккарди». И с тремя упаковками пирожных почему-то – впрочем, утром я тоже их оценил.

-       А вот как определяется цена? – спросил я у Лины, вспомнив, что я корреспондент.

-       Это мамка сама определяет.

-       Нет, ну а что нужно, чтоб она оценила на 150, а не на 100?

-       Ну, следить за собой, не лениться в парикмахерских бывать, на тренажёрах, - с явным горделивым намёком на себя стала объяснять Лина и дальше рассказала, что и пластику она ещё собирается посещать, а вообще зарабатывает на то, чтоб поступить в какой-то там, финансовый что ли, колледж.

Я спросил про сакраментальные субботники, и Лина поведала, что бандиты сейчас уже не приезжают, а вот менты да, и они гораздо хуже бандитов, и грубее, и глупее, хотя по-разному, бывает, что вообще трахаться не приходится, так они упиваются, разве что на стол голую посадят и полапают, а вообще это ей девчонки рассказывали, потому что о субботнике всегда известно заранее, и тогда мамка оставляет только тех, кто по 2 тысячи, бывает даже всего за час до приезда мусоров всех прочих девочек увозят, а мусорам пофиг, они даже и не замечают, для них можно и без тренажёров. Да и те, кто 2 тыщи, обычно такие, которым что мусора, что хоть бичуган, хоть бы уж кого-нибудь, так что в итоге все довольны.

 

Парфён, вспоминая, как зимой как-то раз ему довелось прокатиться с Жуковым, сразу становится таким же охуевшим, как был тогда. И удивляется, как это я так спокойно сидел на переднем сиденье, он-то хоть сзади - и то!… Свою манеру езды Жуков обрёл в бурные последние восьмидесятые – первые девяностые, когда девятки только-только проклюнулись среди степенной классики, а иномарок ещё почти не было. Принцип езды такой: предельно разгоняться, где только возможно, хоть 5 секунд, и притормаживать всегда в самый последний миг – последнее и действует особенно впечатляюще. И конечно же, перестраиваться при любой возможности, причём так, что всем сразу понятно – ну его на хуй, лучше пропустить. Перестроения особенно впечатляют на скорости 120-160.

Произвести особое впечатление на девчонок у нас не было шанса в третьем часу ночи – мы почти одиноко разрезали темноту, а 160 в «Опеле» ощущается, как 60 в моей копейке.

Чтоб не пытать девчонок разговорами, играл сперва мой Марли, а потом Жуков всё же (очень-очень мягко, нет, правда, я просто в восхищении) настоял на Билли Айдоле. Ну что ж, впервые в жизни я слушал его вслушиваясь, и нашёл, что… ну чё, покатит (без восклицательного знака, но и без многоточия).

Интересно было бы описать, что думал каждый из четверых, приближаясь к месту грядущего (и в случае проституции это особо неотвратимо) совокупления. То есть нет, думал-то всякую хуйню, но о чём грезил?

 

Между тем надвигалась реальность, ведущая (в вероятности) к воплощению грёз. В общем-то всем на каждом этапе (заехать, вылезти, зайти… снять то, что поверху, вообще просто и т.д.) ясно, что делать, но что говорить при этом?

В главной комнате нас встретил шикарный холостяцкий стол, говорящий о том, что хозяин себя любит и хочет, чтобы стол говорил об этой любви… не навязчиво, конечно, так, лёгкие штрихи… даже не уверен, все ли заметили девчонки?

Жуков стал колдовать с пепси и баккарди, а мне нашлось любимое дело с папиросой и очень твёрдым, при всей в оконцовке мягкости, комочком. После чего какое-то время мне хотелось только одного – повторять: «хороший у вас план, товарищ Жуков»[17], на разные лады – план у вас хороший… да, вот это план… ну, товарищ Жуков…

Интересно – почему мы так старались сохранить умняки? И умным ли это было? (Я приговаривал про Жукова в паузах, неизбежных при умняках).

То есть девчонки-то понятно – вы нас купили, ну давайте, что теперь? Кстати, с их стороны полная лояльность – на самом деле, может, вся атмосфера исходила из нас с Жуковым? Или даже – из меня? Или все мы переборщили с лояльностью?

Опять я не соответствовал монаху из даосской легенды – мне следовало взять на себя роль императора, а я присоединился к проституткам: ты платил – значит, ты и заказывай. С другой стороны, если бы я взял на себя хоть какую-нибудь роль, массовика-затейника типа – я бы и оказался единственной в этой компании профессиональной проституткой.

Вот ставлю себя на их место: сидят две тётки, в летах, но неплохо сохранившиеся, и надо ублажить их и получить за это… ну, допустим, половина мамкам-папкам, всё равно - три раза съездить мне за водой, все эти пробки, светофоры, потом таскать, потом обратно ещё и нагруженным ехать, потом выгружать… Нет, всяк легче с тётками-то… однако, с другой стороны, если каждый день такие вот загруженные (а мы с Жуковым, полагаю, ещё и не такие уж грузовые по сравнению с большинством соотечественников, нагляделся я на них, когда занимался извозом) и они ещё и на сближение претендуют, пытаются расслабить, как умеют, не желая врубиться, что главное – себя расслабить. В общем, да – такую работу должен исполнять профи, актёр, психотерапевт, а если тебе просто нравится трахаться (как мне, да и как всем этим девчонкам вдоль дорог), тогда воду возить, возможно, и легче.

 

Мне кажется, следовало сразу сказать: так, девчонки, мы клиенты, вы проститутки, так что давайте-ка раздевайтесь и покажите, что вы умеете. Нет, мы посидим, попьём, но давайте – вы так слегка несколько более эротичный вид примите. Жуков-то вон как расстарался, сколько свечек поназажигал (дело клиента: нравится – пусть зажигает), не говоря уж про баккарди. А просто скучно улечься, как усталая жена – ну давай, используй меня, - так это проще резиновую куклу купить. И понятно, что намёрзлись, но такая уж работа.

А Жуков затеял такую игру – будто обычные парни познакомились с девчонками и проводят, как принято, время, чтобы потом скорее всего, как принято, перепихнуться. И, по-моему, напрасно: во-первых, сотни раз я играл в такие игры и десятки раз доходило до траха, а во-вторых, как можно имитировать, что ты добиваешься герлы, если ты уже заплатил ей, и как раз за то, чтоб твёрдо знать, чем кончится. Да и неинтересно было бы мне добиваться таких глупышек, ну разве что обстоятельства сложились, что-то где-то рядом подвернулось, да и то усилия я позволил бы себе самые минимальные, а главное – бывало, признаюсь, в моей жизни такое, пэтэушницы в гостях на дискотеке в нашей общаге, так вот, после того, как кончишь, так жутко одиноко и пусто становится, и непонятно, что вообще делает рядом со мной этот щеночек, и как вообще мог я оказаться в такой компании, в такой ситуации, и дальше-то что делать? Самым трудным потом было от них избавиться – вот за это, похоже, прежде всего и платят проституткам. Один раз такая попалась, что только после второй ночи начала понимать, что у меня и другие дела есть, а ей пора, а ещё одна несколько месяцев меня преследовала, чуть не пинками приходилось порой отваживать.

Да и вообще глупо пытаться производить впечатление на проститутку. Одно дело, когда женщина видит, что обладатель таких достоинств обратил на неё внимание, и совсем другое – я вот вынуждена собой торговать, а ты, гад, столько где-то нахапал, это если про Жукова, или такой шибко вумный, если про меня, а я дура ну и чё?

-       А скажи, вот тебе самой нравится секс? – пытается перевести разговор на нужную тему Жуков. – Вот просто – заниматься им?

-       Ну… да… - Лина не уверена, какого от неё ждут ответа.

-       А тебе?

Вика стеснительно и робко пожимает плечами.

В общем, было скучно. Было неестественно, и все это чувствовали. Ну, девчонкам-то пофиг, рабочая ночь идёт. Я тоже ждал инициатив Жукова, и он наконец в приказном тоне сказал: докуриваем и пора ложиться. А спальные места есть в комнате, смежной с гостиной, и в соседней – это для вас с Викой.

-       Знаешь, - сказал я Вике, - когда мы остались наедине, - у меня это всё в первый раз.

-       Что?

-       Ну… с проституткой…

-       А-а… ну и что?

-       Ну типа я как бы девственник в этом отношении и понятия не имею, как нужно себя вести, а тебе выпало лишить меня невинности…

Нет, и такую игру она не способна была подхватить. Лишь одно было у неё на уме: заплатил – еби и пока, а не хочешь ебаться – так и прекрасно.

Пришлось приступать к делу, как обычно. Обнимать себя она позволяла, целоваться не хотела (ну и ладно), на намёк раздеться – разделась, и очень удивилась, когда я попросил не снимать лифчик (чулок не было и в помине). Худенькая, грудь маленькая, славная, конечно, и лицо хорошее, а губы вспоминаться будут (действительно, только они прежде всего и вспоминаются).

Пососать – пожалуйста, сколько угодно. На предложение позы 69 опять удивилась, но тоже ладно. И что мне понравилось – готова была продолжать до утра, пока я сам не предложил, увидев, что мои ласки ей буквально до пизды, перейти к классике. Она сразу спросила, а есть ли у меня презерватив, нет? и достала свой.

Я за свою жизнь всего два раза пробовал надевать резину, и оба раза почему-то было больно, такое было впечатление, что резина впитывает в себя всю смазку. Я пытался было протестовать, но она настаивала, и я решил: ну давай ещё раз попробуем. Она сама всё надела и даже соснула пару раз после этого на всякий случай, а потом я посадил её на себя – и понеслось!

Мне не понравилось, что она постоянно старалась задать бешеный темп – создавалось впечатление, что она стремится поскорее выдоить меня, ну да не на того напала. Темп катит лишь в том случае, когда видно, что женщина приближается к развязке, ну а когда наконец кончит – вот тогда можно и настоящий темп показать. А когда от ускорения она становится всё суше – ну и зачем такой темп нужен? Я то и дело старался делать подушевнее и даже спрашивал её, зачем она так торопится – она отвечала, что ей якобы так нравится, но это пиздёж – она просто старалась меня разгрузить[18]. Она добросовестно выполняла работу.

А впрочем, не только проститутки ведут себя так в этом возрасте. Что им самим нужно, они пока не знают, а что нужно мужику – только гадают.

Во всяком случае, она с готовностью принимала любые предлагаемые позы. «А можешь сказать мне “еби меня”?» – прошептал я ей. Она кивнула. «Ну так скажи» – «Еби меня», - послушно прошептала она. «А можешь сказать “моя пизда”?». Она помотала головой.

А вообще, мне кажется, она опять вела себя непрофессионально – просто еблась, как умела. Точно так же у неё получалось бы и в том случае, если бы мы бесплатно познакомились. В её возрасте очень многие ещё не умеют доводить себя до оргазма, и если он и случается у них изредка, то лишь по знамению. Я где-то слышал, что настоящая проститутка как раз таки должна уметь не испытывать оргазмов с клиентами – возможно и так, но имитировать наслаждение она обязана.

В общем, я и так, и сяк её натягивал, а порой долбил, и было всё это вполне физиологично, но совсем почти не эротично. Я понимаю, что лишь в особых случаях женщина сама хочет ебаться, а когда её за какие-то колобашки на несколько часов превращают в рабыню – случай чаще всего противоположный, ведь колобашки, по сути, то же самое насилие, а далеко не все прикалываются по садо-мазо. Ну так я ж и говорю – она может относиться к этому как к работе, но она должна уметь что-то изображать, раз взялась за такую работу. Таковы мои пожелания к нашим так расплодившимся в последнее время работницам сферы интимных услуг. (И это замечательно, что они расплодились – это весть о том, что на них есть спрос, то есть не все ещё мои соотечественники импотенты, хотя с другой стороны, разумеется, расцвет этого ремесла говорит и о том, сколь неудовлетворительны законные супруги и какие дуры, то есть ханжи случайные знакомые).

Понатягивал я её, а потом решил, что пора и кончить, а её доводить до оргазма – даже не жирно ли ей будет. Заплачено – ну так встань рачком, и я тебя пропесочу по самый помидор.

Когда я вытащил, я увидел свою мокрую распаренную головку, гандон же я обнаружил собравшимся у самого основания. Вика, конечно, огорчилась, но, похоже, не очень, просто сразу побежала в роскошную Жуковскую ванную (площадью метров 20 и со всеми наворотами).

В общей комнате уже сидел Жуков.

-       Да, устроили вы, - сказал он, - хорошо было слышно, наверно – неплохо провели время?

-       Ну как – нормально! – отвечал я. – Ну так вообще, знаешь… Не, ну вообще ничё, ничё. Попробовать-то не хочешь?

-       Да можно… – лениво отвечал Жуков.

Ну, раз можно, я сразу пошёл к возлежавшей Лине – пусть Жуков, пока не вернулась Вика, не только послушает, но и посмотрит сквозь дверь.

Лина как бы уже спала и пыталась сказать мне об этом, но я положил палец ей на клитор и о чудо – она реально возбудилась, то есть вышла из сонного состояния, повернулась ко мне и взялась за хуй, а после первого же намёка стала сосать его, и вот за что я зауважал проституток – за то что сосут они очень активно, не просто рот подставляют, а умеючи, и в отличие от большинства бесплатных подружек, никогда не имеют в виду, что это лишь прелюдия, им изначально всё равно, в какое из отверстий ты кончишь.

Потом я и потрахал её, и она даже кончила – уж не знаю, на самом деле или изобразила? После чего взялась сосать до моего победного конца, и мне очень это понравилось, но потом захотелось всё же в пизду, и минут через пять она призналась, что на самом деле всё-таки устала и не лучше ли продолжить утром? И я решил пожалеть её, тем более что в общей комнате уже сидела использованная Жуковым Вика, и я пошёл к ней, дал ей допить, но сразу раздвинул ей ноги и стал поглаживать, а потом лёг на шкуру на полу, посадил её на себя, принял на свои предплечья её бёдра, сжал ладонями её маленькую попку и, благо вес её (при почти моём, кстати, росте) позволял, просто отдрачил себя ею – чтоб уж спать спокойно. А спать я пошёл к Лине, она была мягкая и горячая под пуховым одеялом. А прежде чем спать, я допил скудные остатки водки и выкурил сигаретку, а потом приоткрыл форточку над головою умаявшейся Лины.

 

Проснулся я, конечно же, первым, и к тому времени, как поднялись герлы, успел полностью проделать все свои утренние процедуры, включая гимнастику на заиндевевшем крыльце, а после пирожных, чая и ванны – медитативное курение там же в созерцании сосен и пожелтевших лиственных.

Хотя я и предложил сразу девчонкам кофе, они начали с курения натощак, а после кофе ушли вместе в ванную, и пока они там были, я развлекал себя тем, что сам на сам употреблял дармовой гималайский гашик, лишний раз убеждаясь в том, что нет такой ганджи, которая бы не прикуривалась. Если бы не на халяву, я, может, и не стал бы курить, хотя бы вечера дождался, чтоб хоть какой-то перерыв (а раньше я умел вообще затарить до знамения, а сейчас решил – какое знамение? кончится – вот и знамение… раз запрещают, надо сразу всё выкуривать, и опять у меня ничего нету – поподчиняюсь, въеду на собственном, а не внушаемым ими, опыте, что все их запреты – пиздёж галимый: они с этого навариваются, а я, их любимый потребитель, по внедрённой ими системе должен париться о дефиците).

Когда девчонки вернулись, надушенные и принаряженные, и стали дожидаться, что же будет дальше, когда же их отпустят, то есть желательно хотя бы в город отвезут, а Жуков всё не появлялся (оказалось, он ушёл спать на второй этаж, на свежаки, кстати, оптимальное место для сна на его хорошо прогреваемой, но недостаточно вентилируемой даче), я не нашёл ничего лучшего как поставить порнушку, которую Жуков вчера уже заряжал, но как-то сразу на фоне воцаривших умняков отрёкся. Я вообще-то тоже испытывал некоторое стеснение, типа не приняли бы за маньяка, но решил – мне ведь хочется? если бы я проводил утро один, разве не посмотрел ли бы я то, что вчера на фоне тусни не доходило? – и придумал такое объяснение: считайте, что это учебный фильм, вы ведь работаете – ну так учитесь. А сам уже следил не столько за фильмом, сколько за их реакцией.

Вообще-то сразу было видно, что их гораздо больше заинтересовал какой-то сериал (я иногда щёлкал для приличия). Но вот что меня удивило (не совсем приятно) – когда персонаж кончал в рот, а соучастницы частично выплёвывали его сперму, так, чтоб она текла и капала, или разевали рот, показывая её, синевато-жемчужную, на языке – герлы сразу начинали кривиться: ффу…

Пару раз я сбегал к Жукову (и герлы сразу с удовольствием смотрели сериал), в первый раз он, едва очнувшись, сразу проявил полнейшее благодушие и сказал, что вполне выспался, а во второй, что ну да, сейчас встанет, и я не знаю, может, мне так субъективно по времени кажется, но объективно мы досмотрели фильм до конца, и уже началась рекламная дописка, довольно объёмная в целом, хотя и сугубо фрагментарная, когда он нам явился и стал вкушать остатки пирожных и прочие яства.

Ещё в первый раз, когда я ходил к нему, я спросил: ну как, будем снова затевать еблю? – поэтому, как только возникла ситуация «ну что – едем?», я сразу встал, подошёл к Лине, расстегнул зиппер и достал ещё не стоячий, но уже потолстевший хуй. Лина сразу впряглась в работу. Жуков отреагировал, тоже подошёл, Вика же наоборот ушла курить в другую комнату, но я настиг её там, сразу положил пока её сигарету в пепельницу и настоятельно предложил ей другую, а потом дал таки ей ещё раз затянуться, после чего затушил половинку и поволок её к нашим компаньонам, усадил рядом с Линой. Лина слишком старательно работала с Жуковым – когда я предложил ему поменяться, он с восторгом сообщил мне, что как раз кончил, а Лина побежала зачем-то в ванную, а мне ничего не оставалось, как сосредоточиться на Вике, при этом я предложил ей (жестами) поебаться, а она (жестами же) показала, что лучше уж так, но тут вернулась Лина и уселась было рядом с Жуковым, но я сразу подозвал её и засунул огнедышащую головку в её активно реагирующий ротик, и надо сказать, они были настоящими выручающими друг друга подружками, я всё менял их и никак не мог решить, кто же лучше… в общем-то, почему бы и не кончить хоть раз в Лину, но с другой стороны, в неё и так уже кончил Жуков, нет уж, давай-ка для гармонии и фэншуя спустим в Вику – и Вика сразу старательно (ещё старательнее) откликнулась, ну я и кончил. И теперь Вика побежала в ванную.

Ну и дальше как – они такие боевито раскрашенные и принаряженные в нехилые вполне шубейки, мы такие удовлетворённые и о них почти забывшие. Императора ждёт офис, монаха шаровая (ой, бля!), герлы помалкивают и ждут свободы. «Опель» стремительной змеёй проскальзывает в малейшие просветы уплотняющегося трафика, к Билли Айдолу я даже местами проникся.

Жуков без церемоний и лаконично высадил девочек у ближайшего метро.

-       Иногда можно и на тачку дать, - заметил он, снова вгрызаясь в поток железа, - но не за что. Разве что утром так ничего ещё было, а вечером – ну вообще никак. Как тебе вообще?

-       Ну да… конечно, мы сами были уже несколько усталые.

-       А они-то что усталые, за такие деньги? Они должны были нас развлекать, а получилось, что мы их.

-       Вообще-то и за половину этой суммы можно пойти в любой клуб, найти пару таких же молодых и глупых тёлочек и такой фейерверк им устроить, что они потом по собственному желанию просто вылизали бы нас где только можно. Для них это были бы блядки, а у этих – блядство, то есть правильнее сказать – работа блядями.

-       Блядская работа.

-       А насчёт цен я не знаю, но всё же не на час, а хоть на сутки, да ещё и каждая согласна с обоими.

-       Кстати, всегда можно договориться и в полцены, если звонить ей лично. Но эти что-то меня не впечатлили.

-       Ну, Лина вроде получше. Больше ощущения, что ебёшь женщину, которой самой хочется ебаться.

-       А Вика сосёт более глубоко и более плавно.

-       Зато ебётся уж слишком интенсивно.

-       Разве?…

Всю дорогу мы описывали друг другу свои ощущения.

 

И много ещё дней спустя мы, встречаясь, переглядывались и скрыто, если при свидетелях, улыбались.

 

сентябрь 01

 

 

***

 

когда замечутся зарницы

каких не видывал народ

когда обугленные птицы

попадают в твой огород

 

когда ты слабо пискнешь: боже

пронижет озаренья дрожь

ты думаешь, тебе поможет

что ты не куришь и не пьёшь?

 

о нет, тогда ты просто вспомнишь

всех, кто просил, а ты не дал

возьми сейчас! – Ему простонешь

он скажет: хуй ты угадал

 

зима 97 – 98